Надо бросить пригоршню пороха.
Дверь открыта. Вокруг пи шороха,
Белой лестницей входит в комнаты.
Степы в сумраке, будто омуты.
Заклубился резьбою мачехин шкаф,
дунул снег нафталинного запашка,
крышка клепаная откидывается,
нараспашку душой прикидывается.
И из шкафа, бока покачивая,
как танцуя, походкой шуточною
вышло медленно платье мачехино,
золотистое, чешуйчатое!
То у ног зашумит, то подымется к лицу,
то на Золушку ложится, ластится,
звенит блестками зелеными, что дерево в лесу,
то русалкой изгибается платьице.
Расшуршалась чешуя,
старым золотом шумя:
— Будешь блестками сиять,
станешь мачехой сама,
будешь в злате-серебре
жить-поживать,
будут Золушки тебе
шить-нашивать!
Будут Золушки тебе
косы плести, будут Золушки тебе
подносы нести!..
Рожками залиловев,
к Золушке лепится
красный с дыркой в голове
Мефистофель-пепельница:
— Мы устроим шумный бал,
шумный бал!
Будут вина и металл,
и металл…
Шкаф понатужился, ящики выдвинул,
стал Замарашку вещами оплескивать:
брошками, иглами, блеском невиданным,
бусами, брызгами, лентами, блестками.
— Будь у нас мачехой! — Золушку просят,
шелк навалили, лентой обвили.
Зойка запуталась — порохом бросить?
Или?
Или ветер по окнам ударил, крутя,
или фортка в петлях заходила —
отчим мучает скворку в орлиных когтях,
клювом бьет в серебристый затылок.
Тяжесть сонных ресниц подняла Замара —
шкаф закрыл ей дорогу зеркалом,
слышит скворушкин хрип — поняла, замерла,
порох бросила — спальня померкла, —
в пух и в грохот подушки разрыв,
перемешал и подбросил взрыв!..
Дом упал. Сровнялся с землею.
Дымок от пороха.
Поводит крылами над серой золою
раненый скворка.
— Не умре… не умрешь!
— Не надеяться мне,
умирается мне…
— Милый Скворушка, не…
— Кровь на сером крыле…
— Я согрею в золе!..
— Холодеется мне,
леденеется, ле…
де-не…
На Оке… на Океане
на горе… горе Хрустальной,
на горю… горючем камне
золотой ларец поставлен.
Где мос… где мостов не ставили,
смерть Кощея в ларчик схована,
ты иди к горе Хрусталевой,
отомкни ларец окованный!
— Не умрешь, нет, нет… —
Но в глазах смерк свет,
он раскрыл клюв, клюв,
а во рту ключ, ключ…
Покатился ключик к рученькам:
— Отомкни железным ключиком!
Отомсти железным ключиком!
Грудка скворки холодна.
В мире Золушка одна.
Ряску скользкую болота слоят,
перед Золушкой ворота стоят.
— Распахнуться мы хотим, да замки!
Не откроешь нас ключом никаким.
Не поверим ни глазам, ни слезам,
ни приказу, ни «откройся, Сезам!».
Как цепями и ключом ни греми,
заперты загадкою мы.
Если сможешь отгадать, не солгав, —
нас отгадкой отомкнешь по слогам.
Первый слог —
если ходишь по ломкому хворосту,
если пальцы ломаешь от хворости.
Слог второй
в землянике лесной затаен,
если палец уколешь — покажется он.
Третий слог —
если хлеба ковригу дают,
если эту ковригу на скатерть кладут.
А четвертым —
себя может каждый назвать.
Отгадаешь — вперед! Не сумеешь — назад!
Время Золушке теперь говорить: —
Я попробую шараду открыть!
Как до полночи поздней тянется грусть,
свои пальцы ломала от хворости — хруст…
Шьешь и шьешь, и уколешься, помню печаль,
из-под пальца кровинкой покажется — аль…
Третий слог, когда мачеха звала меня,
черствый ломоть бросала подкидышу — на…
Это я про себя: — Несчастливая я…
Распахнитесь, ворота, отгадка моя —
Распахнулись широко ворота,
перед Золушкой — дорог широта.