Приезд

Каждому из нас страна иная
чем-то край родной напоминает.
Первый скажет: этот снег альпийский
так же бел, как на Алтае, в Бийске.
А второй, — что горы в дымке ранней
близнецы вершин Бакуриани.
Третий, — что заснеженные ели
точно под Москвой после метели.
Ничего тут странного — все это
просто та же самая планета.
И, наверно, в будущем мы будем
еще ближе здесь живущим людям.

Вечер в Доббиако

Холодный, зимний воздух
в звездах,
с вечерними горами
в раме,
с проложенною ближней
лыжней,
с негромким отдаленным
звоном.
Пусть будет этот вечер
вечен.
Не тронь его раскатом,
Атом.

В Альпах

Tre Cime de Lavaredo —
Три Зуба Скалистой Глыбы
стоят над верхами елей.
Но поезд не может медлить —
он повернул по-рыбьи
и скрылся в дыре туннеля.
И вдруг почернели стекла,
и вот мы в пещере горной,
в вагоне для невидимок.
И словно во мраке щелкнул
фотоаппарат затвором,
оставив мгновенный снимок:
«Стоят над верхами елей
Три Зуба Скалистой Глыбы
Tre Cime de Lavaredo».

Лесом в гору

Лесом в гору, налево от ленты шоссе:
лесом заняты Альпы, деревьями в снежной красе.
Друг на друга идут, опираясь ветвями, они,
озираясь назад на вечерней деревни огни.
В гору, в ногу с шагающим лесом, я шел,
иногда обгоняя уже утомившийся ствол.
В дружной группе деревьев и с юной елью вдвоем,
совершающей в гору свой ежевечерний подъем.
Мне не нужно ни славы, ни права рядить и судить,
только вместе с природой — на вечные горы всходить.

Над деревней

Поезд с грохотом прошел,
и — ни звука.
С головою в снег ушли
Доломиты.
Нише — сводчатый пролет
виадука.
Ниже — горною рекой
Дол омытый.
Вечно, вечно бы стоять
над деревней,
как далекая сосна
там, на гребне.

Две лыжни

Один я иду
горами
по влажному льду
и снегу.
Повыше есть
на граните
повисшие
водопады
и маленький дом,
где можно
прижаться вдвоем
друг к другу.
Пойду я к нему
тропинкой,
но что одному
там делать?
Задуматься лишь
над тишью
заснеженных крыш
Доббиако.
А двое —
в долине нижней, —
там рядом легли
две лыжни.

Рассвет

Еще закрыт горой рассвет,
закрашен черным белый свет.
Но виден среди Альп в просвет
дневного спектра слабый свет.
Все словно сдвинуто на цвет,
и резкого раздела нет, —
где сизый снег, где синий свет
зари, пробившейся чуть свет.
Но вот заре прибавлен свет,
и небо смотрится на свет,
а краем гор ползет рассвет,
неся, как флаг, свой красный цвет.

Танцуют лыжники

Танцуют лыжники, танцуют странно,
танцуют в узком холле ресторана,
сосредоточенно, с серьезным видом
перед окном с высокогорным видом,
танцуют, выворачивая ноги,
как ходят вверх, взбираясь на отроги,
и ставят грузно лыжные ботинки
под резкую мелодию пластинки.
Их девушки, качаемые румбой,
прижались к свитерам из шерсти грубой.
Они на мощных шеях повисают,
закрыв глаза, как будто их спасают,
как будто в лапах медленного танца
им на всю жизнь хотелось бы остаться,
но все ж на шаг отходят, недотроги,
с лицом остерегающим и строгим.
В обтяжку брюки на прямых фигурках,
лежат их руки на альпийских куртках,
на их лежащие у стен рюкзаки
нашиты геральдические знаки
Канады, и Тироля, и Давоса…
Танцуют в городке среди заносов.
И на простой и пуританский танец
у стойки бара смотрит чужестранец,
из снеговой приехавший России.
Он с добротой взирает на простыв
движенья и объятья, о которых
еще не знают в северных просторах.
Танцуют лыжники, танцуют в холле,
в Доббиако, в Доломитовом Тироле.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: