Поиск
В Петергофе
Забил Петродворец
из всех своих фонтанов.
Воды хоть отбавляй
у золотых титанов.
Им заменяют мысль,
слова и поцелуи —
летящие из уст
сверкающие струи.
Когда дерет Самсон
скульптуру львиной пасти,
ревет водопровод,
как публика от страсти.
Вот золотой атлет,
он импозантен очень!
Что ж, лучше человек,
когда он позолочен?
Я думаю, что нет.
Не мучься, не досадуй.
Завидовать грешно
фонтанной жизни статуй.
Золотой корабль
На золотой игле —
кораблик золотой.
Лет двести пятьдесят
стоит он над водой.
На полных парусах
уходит в море флот.
Лишь этот никуда
кораблик не плывет.
Открыли острова
и Берингов пролив,
других на берега
выбрасывал прилив,
другие подошли
и к Северной Земле,
и только он один
ни с места — на игле.
И столько лет стоять,
и видеть чей-то путь,
и по такой реке
не плыть и не тонуть…
Но это ничего.
Кораблик терпелив.
Смирился он, что жил,
морей не переплыв.
А я вот за него
испытываю грусть,
корабликом таким
я сам себе кажусь —
без рейсов и морей,
поставленным на шпиль,
но позолотой всей
осыпавшимся в пыль…
Бывает, что и грусть…
Но ты не прав, поэт,
кораблик-то пришел
к нам из Петровых лет
и Новую Страну
открыл у невских вод,
и дальше — в добрый путь
кораблик поплывет.
По компасу звезды
плыви в вечерней мгле,
кораблик золотой
на золотой игле!
Львы и сфинксы
Пишу тебе одной,
одной во всей стране,
какой мне снится сон,
что думается мне.
Два сфинкса над рекой.
Я не скажу, что груб
гранит их нежных глаз,
их миловидных губ.
На цоколе слова:
«Привезены из Фив».
А кто-то проходил,
хвосты им поотбив.
Обиделись бы! Нет.
Сфинкс, видно, не гордец.
Загадка на губах,
и никаких сердец.
Перед подъездом спят
два равнодушных льва,
у каждого — в кудрях
в судейских голова.
Когда другим дано
метаться и рычать,
готовы эти львы
обид не замечать.
И разве в этом нет
особенной судьбы, —
о, статуи Любви,
о, каменные львы!
О, кони, коих Клодт
поставил на дыбы,
балконы на плечах
держащие рабы!
О, божества без рук,
положенных плечу, —
в одном я только вам
завидовать хочу.
Обидные пинки,
насмешливую брань,
железным молотком
отколотую грань —
вы сносите! Пускай
и жалят вас и злят —
не дрогнет ваша грудь,
не повлажнеет взгляд.
А я — ни лев, ни сфинкс,
и от твоих обид
во мне все говорит,
все стонет, все болит…
Из Фауста
«Мне скучно, бес». Себя
запродал черту Фауст!
Мне скучно. Без тебя
я по земле скитаюсь.
И не рассеет бес
ту скуку ни чумою,
ни молнией с небес,
ни тонущей кормою.
«Ты» мне нужна. Кто «ты»,
бог видит, я не знаю.
Я осмотрел мосты,
я трясся на трамвае;
смотрел на груды льдин —
и никого не встретил.
Но человек один
не может жить на свете;
не может у стены
блуждать пустынным взглядом,
где даже сатаны —
вот черт! — не видно рядом,
Вот небо с уймой звезд,
их больше, чем у Гете.
Все до одной бы свез
тебе одной. Но где ты?
Приблизься хоть на шаг.
Душа тебя устроит?
Готов отдать. Душа
хоть сколько-нибудь стоит?
Загробного судьбой
я с чертом расквитаюсь.
Но с будущей тобой
не поступлю, как Фауст.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: