Поиск
Под одним небом
Под одним небом, на Земном Шаре мы с тобой жили
где в лучах солнца облака плыли и дожди лили,
где стоял воздух — голубой, горный, в ледяных звездах,
где цвели ветви, где птенцы жили в травяных гнездах.
На Земном Шаре под одним небом мы с тобой были,
и, делясь хлебом, из одной чашки мы с тобой пили.
Помнишь день мрака, когда гул взрыва расколол счастье
чернотой трещин — жизнь на два мира, мир на две части?
И легла пропасть поперек дома, через стол с хлебом,
разделив стены, что росли рядом, грозовым небом…
Вот плывут рядом две больших глыбы, исходя паром,
а они были, да, одним домом, да, Земным Шаром…
Но на двух глыбах тоже жить можно и живут люди,
лишь во сне помня о Земном Шаре, о былом чуде, —
там в лучах солнца облака плыли и дожди лили,
под одним небом, на одном свете мы с тобой жили.
Пустой дом
О, пустой дом, —
страшно жить в нем,
где скулят двери,
как в степи звери,
где глядит стол
от тоски в пол,
где сошлись в угол
топи злых пугал…
О, пустой дом,
дом с двойным дном, —
о былом помнят
пустыри комнат —
смех, любовь, речь,
свечи, свет встреч…
Как белы стены!
Где ж на них тени
бывших нас — тех?
Где он скрыт, смех
или крик боли?
Под полом, что ли?
О, пустой дом,
ни души в нем,
пустота в доме,
никого, кроме
злых, пустых фраз,
неживых глаз,
двух чужих — нас.
Карусель
На коне крашеном я скачу бешено — карусель вертится.
А вокруг музыка, и, вертясь звездами, фейерверк светится.
О, Пруды Чистые, звездопад елочный, Рождество в городе.
Наклонясь мордами, без конца кружатся скакуны гордые,
О, мой конь огненный, в голубых яблоках, с вороной гривою,
конь с седлом кожаным, с мундштуком кованым, с гербовой гривною,
как мне вновь хочется обхватить шею ту и нестись в дальнюю
жизнь мою быструю, жизнь мою чистую, даль мою давнюю!
Что прошло — кончилось, но еще теплится одна мысль дерзкая:
может быть, где-нибудь все еще кружится карусель детская?
Да, в душе кружится, и, скрипя седлами, все летят кони те…
Но к какой пропасти, о, мои серые, вы меня гоните?
Дождь
Зашумел сад, и грибной дождь застучал в лист,
вскоре стал мир, как Эдем, свеж и опять чист.
И глядит луч из седых туч в зеркала луж —
как растет ель, как жужжит шмель, как блестит уж.
О, грибной дождь, протяни вниз хрусталя нить,
все кусты ждут — дай ветвям жить, дай цветам пить.
Приложи к ним, световой луч, миллион линз,
загляни в грунт, в корешки трав, разгляди жизнь.
Загляни, луч, и в мою глубь, объясни — как
смыть с души пыль, напоить сушь, прояснить мрак?
Но прошел дождь, и ушел в лес громыхать гром,
и, в слезах весь, из окна вдаль смотрит мой дом.
Возвращенье
Серебром крыл
самолет плыл
в облаках белых.
Перед ним встал,
как обвал скал,
грозовой берег.
Как хребет Анд,
громоздил пар
сизых туч гребень,
и путем в ад
шел дневной шар
в смоляном небе.
Я забыл жизнь
на один миг
в тесноте кресел
и смотрел вниз
на земной мир
и сквозь гул грезил:
будто нет их —
ни винтов двух,
ни рядов окон,
а, крутя вихрь,
мчится злой дух
с огневым оком.
Будто я взят
в паровой ад,
в лабиринт круга
и уже мне
ни в каком сне
не видать луга,
где в лучах дня
ты — среди трав,
и с тобой ветер,
и с тобой — я
на земле, въявь,
при дневном свете!
Только гул гор,
смоляной мрак,
барабан града,
и пути нет
на дневной свет
из кругов ада…
Но уже шел
самолет вниз
в облаках низких,
был бетон гол,
небосвод сиз,
в дождевых брызгах.
Был мой дом пуст,
пылевой слой,
на замках двери…
Я сказал: — Пусть!
Этот мир мой,
я в него верю.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: