И работа закипела — люди набросились на холм с такой силой, как будто земля и камни были самими римскими центурионами. Словно одержимые, они копали и разбрасывали землю, пока от кургана не осталось и следа.

Время летело быстро, и, как и предсказывал Юстиниус когда солнце стало садиться за горизонт, нас всех уже уносили волны отлива. Многие были настолько обессилены, что сразу погрузились в сон, другие же беспокойно обсуждали, что теперь станет с нами, бежавшими от Рима.

— Теперь, когда наше Жречество разбито, не придется ли нам провести остаток жизни в постоянном страхе оказаться в плену? — гневно произнес Верготорикс, обращаясь к Юстиниусу, сидевшему в соседней лодке. — Что дальше?

Вместо того чтобы разозлиться в ответ, молодой друид минуту помолчал, и на лице его появилась странная полуулыбка.

— Быть побежденным, но не сдаваться, — уверенно ответил он, — это, мой друг, и есть настоящая победа! — и он отвернулся, чтобы дальше нести свою вахту.

Что касается меня, то я сидел на самой корме, задаваясь тысячей вопросов. Где-то в глубине души я понимал, что рано или поздно возвращение в Рим неизбежно. Но — давал я себе обет — не раньше, чем я смогу осознать свое место в этих событиях, прошлых и будущих. Пусть до того времени меня считают беглецом. А после — что ж, возможно, именно Императорский Дворец будет содействовать нашим начинаниям?

Я продолжал строить предположения, глядя на серую воду, пока мой взгляд случайно не упал на пергамент с надписью с камня, который я продолжал держать в руке. Как ответ на мои невысказанные вопросы, строка, написанная чуждым мне Огамом, приковала мое внимание, и я, затаив дыхание, молча переводил греческие слова.

Потом, как несколько минут назад Юстиниус я тоже уверенно улыбнулся и опять стал смотреть на море — снова и снова повторяя прочитанный стих, как тайное вознаграждение самому себе. Сильнее, чем изменчивость моря или участь пленника, эти слова плыли в вышине как громкое одобрение:

«Да будут благословенны узы соединяющие...»

… Долина Авилиош на острове;

Где не бывает ни града, ни дождя, ни снега,

И даже никогда не бывает сильного ветра;

Счастливая и прекрасная, она утопает в лугах

и фруктовых садах, И ее тенистые низины омывает летнее море.

Теннисон, IDYLS OF THE KING (Идиллия короля)

Горхан Mаелдреу

Введение

На этот раз я проснулся в рыданиях от жалости к себе, слезы ручьями катились по моему лицу. Голова раскалывалась от боли. Одно дело

знать о трагедии и совсем другое — обнаружить, что ты сыграл в этом

главную роль. Как возместить потерю?.. Этот вопрос казался самым важным.

Но успокоение пришло очень быстро — как только я услышал живой

знакомый голос того, кого я так оплакивал.

— Итак, вторая глава прочитана... второй слой картины восстановлен — донесся из тени тихий шепот Мерлина. — Теперь уже скоро мы увидим целостную картину, так отчего же слезы? Наверное, ты не можешь забыть о быстротечности жизни? Ты запомнил, что потерял меня, но ведь мы же разговариваем... это явно о чем-то говорит. Плод, рожденный духом, никогда не умирает. Суди о дереве по его плодам, а не по его листьям!

— Нет, дело не только в тебе, — медленно проговорил я, а на лице Друида появилось преувеличенное насмешливо-удивленное выражение, — это больше, чем что-то одно, взятое само по себе. Мечта — тот безбрежный образ, о котором ты всегда говорил, — почему вообще все должно было разрушиться?

— Подумай, Медвежонок, подумай, ведь ответ очевиден! —откликнулся он. — Зачем вообще Творец создал мозаику жизни? Ответ один: ради приобретения глубинного опыта при ее собирании вместе, зачем же еще? Твой ум так же ясен, как всегда, и ты должен использовать его — никогда не недооценивай достоинств разума. В конце концов, чем ты сообразительнее, тем больше ты можешь узнать!

В этот момент над одной из высоких сосен послышался хриплый крик и хлопанье крыльев. Сова, мой молчаливый талисман, внезапно напала на устроившуюся на ночлег ворону — они были старыми врагами. Мерлин рассмеялся.

— Вот, мой друг, прекрасный пример разума, обходительности Матери Природы! Совершенное, планомерное мышление.

— Ты хочешь сказать «инстинкт», не так ли? — попался я на удочку. Моя голова болела слишком сильно, чтобы по-настоящему заинтересоваться вопросом.

—Соберись!... — Друид возмущенно погрозил пальцем. — Если что-то делает животное, люди называют это «инстинктом», но если именно то же и по той же причине делаем мы — мы называем это «разумом»! Слишком часто мерой интеллекта считают скорость усвоения учебного материала, тогда как на самом деле интеллект проверяется тем, насколько хорошо человек понимает то, что должен выучить.

Крылья огромной совы подняли прохладный ветерок, пронесшийся как привидение в ночи и в последний раз подаривший нам голос Дракона. Но вместе с этим бризом донесся шепот другого голоса:

— Теперь, наконец, пришел твой черед... — услышал я слова Мерлина среди пыли и кружащихся листьев, — ...понять то, что уже прожито и что может из этого получиться. — И ветер понесся дальше, унося с собой мою душу, назад, туда, где на самом деле все начиналось.

Все мои надежды и мечты вращались вокруг единственного желания — исчезнуть из этого уединенного места и перенестись в Магический мир Мерлина. Только эта мечта имела для меня смысл...

Дуглас Монро, 21 УРОК МЕРЛИНА

I

Ангел - воитель

Девять дней бушевала последняя битва, Битва при Камлане, горячая и кровавая, будто на мои земли выпустили голодного, всепожирающего зверя, уничтожающего все, что я нажил и сделал за прошедшие двадцать лет. Pax Arturiana (Мир Артура (лат.).), великий Мир Короля Артура, подходил к концу. Камелот был сожжен и сровнен с землей, его Король смертельно ранен. Наконец саксонцы торжествовали.

— Вам удобно, ваше величество? — спросил мой старый друг Кэй. Я кивнул в ответ и улыбнулся. — Капитан кавалерии говорит, что мы не должны останавливаться. Отряд саксонцев уже показался на границе. Они могут заподозрить, что вы здесь. — И я опять кивнул.

Как это ни странно, но теперь, когда всюду царили хаос и разрушение, я вдруг обрел покой — теперь, когда все уже было сказано и сделано, я чувствовал себя самим собой больше, чем когда бы то ни было с тех давних пор, когда я, будучи мальчиком, жил вместе с Мерлином на горе Ньюэйс. Оглядываясь назад, я понимал, что именно те времена были временами, которые по-настоящему что-то значили... теперь, когда все сказано и сделано.

Серым весенним утром 516 года, когда все было окутано облаками, мы свернули лагерь, чтобы вернуться на старую Римскую дорогу, ведущую в Авалон. Раненный копьем в грудь, я вынужден был путешествовать в закрытых носилках. Мой врач опасался, как бы у меня не возник жар. Но какое это могло иметь значение? Камелот, моя мечта, был сровнен с землей, а самой землей скоро будут править варвары — и я был бессилен этому помешать. Мое сердце разрывалось на части, когда до моего слуха доносились крики жителей тех деревень, мимо которых мы проходили. Они взывали к когда-то славному монарху вернуть его утраченное королевство. Где был Король Артур теперь? Был ли он мертв? И где были его соратники, защитники Британии?

Соратники... Они либо бежали, перейдя на сторону Мордреда, либо были убиты, либо безнадежно скитались по стране, тщетно пытаясь восстановить порядок. Даже Гвиневера, моя прекрасная и когда-то верная жена, даже ее забрали епископы — даже ее забрала Церковь. Единственным, что заботило ее за все двадцать лет успешного царствования, было процветание Христианской Церкви, и я, чтобы сохранить с ней мир, вынужден был снова и снова отказываться от своей истинной природы — ученика Мерлина, друида. А теперь уже было слишком поздно.

Моя королева, при активной поддержке моих врагов, нашла убежище в монастыре Амесбури. Друиды были вынуждены покинуть землю, и на ней все прочнее утверждалась Римская церковь. Я лишился и церкви, и государства, а теперь на моем сердце свинцовой тяжестью лежала нависшая надо мной смерть. Казалось, действительно уже было поздно мечтать о спасении.