— Вот и хорошо, что ты договорил. Знаешь… — ко мне, неопределённо пожимая плечами, приблизился Андрей.

— Погоди. Тут ещё вот какое дело выходит!

Я рассказал ему то, что выяснил по телефону, и не успел оглянуться, как он привёл с собой ребят из квартиры и те двумя быстрыми размашистыми движениями вышибли деревянную входную дверь сорок второй квартиры. Потом, с вынутыми пистолетами, рассредоточились внутри, но уже через минуту вышли с разочарованными лицами — пусто. Тем не менее Андрей попросил их внимательно посмотреть и там. Нам же досталась роль разгонять жильцов, которые стали стягиваться на лестничные площадки и смотреть, что же произошло. За всей этой суетой прошло незнамо сколько времени, пока наконец милиция не покинула обе наших квартиры, пообещав сообщить о результатах в ближайшее время и попросив меня на днях к ним подъехать. Потом Андрей ещё долго с ними о чём-то говорил, отойдя к окну, и наконец распрощался, приблизившись и хлопнув меня по плечу:

— Держись. Всё нормально, результаты обязательно будут. Ребята ещё сейчас всех соседей обойдут, в соседних домах разузнают, кто и что видел. Правда, есть тут кое-что ещё, но об этом я пока говорить не буду. Давай лучше встретимся завтра в церкви у платформы Ильинская, там обо всём и поговорим. А сейчас, извини. Возможно, нехорошо покидать тебя в такой момент, но я уже и так припозднился здесь, а дела зовут!

Я кивнул головой, ничуть не удивившись назначенному месту встречи. Несмотря на трагедию, произошедшую с ребёнком Андрея, он предпочитал встречаться именно в церквях, утверждая, что это самое лучшее место, чтобы не быть подслушанным. Может, в чём-то он был и прав. Мне, собственно, было всё равно, поэтому я охотно согласился, и мы договорились на одиннадцать утра.

— Спасибо за всё. Извини, что отвлёк, но без тебя бы я не справился. До завтра!

Я пожал его странно сухую по такой жаре руку и стоял на площадке до тех пор, пока не увидел его сначала выходящим из подъезда, а затем скрывшимся за деревом. Некоторое время я переминался с ноги на ногу, покосился на прикрытую и опечатанную милицией дверь, а потом вернулся в квартиру. Ну и денёк! Я хотел было уже запереть дверь и прилечь, когда вспомнил, что обещал отнести соседу лестницу, и потратил на это ещё как минимум полчаса, стараясь корректно ответить на множество его вопросов о произошедшем и приезде милиции. Наконец я вернулся домой, ещё раз обошёл квартиру, собрал все порванные рубашки и выбросил в мусорное ведро. Потом вставил диск с мудрёным названием «Блю-рей» в плеер и упал в кресло, уделив четверть часа просмотру нового диснеевского фильма «Алиса в стране чудес». Но мои мысли метались и, несмотря на утомлённость, усидеть на месте и сосредоточиться никак не получалось. Тогда я сходил в ванную, слил воду, положил в таз плюшевую собаку, потом тщательно протёр всё вокруг моющим средством и нескончаемо долго стоял под прохладными струями душа. Когда это поднадоело, тщательно растёрся, набросил халат и стал бродить по квартире, пытаясь соединить факты, догадки и события сегодняшнего дня. В какой-то момент я попробовал мысленно совместить это с мытьём аквариума или походом в магазин за рыбой для черепахи, но не смог — кажется, ни физических, ни душевных сил на это попросту не осталось.

Сначала всё казалось совсем сумбурным, потом — постепенно встающим на свои места. В итоге ухватить то, что, казалось, прояснит картину полностью, мне не удалось, и всё опять превратилось в хаос. В таком состоянии я бродил до тех пор, пока на улице не стало темнеть, и только тогда, открыв новый комплект постельного белья, я скинул халат и улёгся в кровать, глядя куда-то в окно. Но несмотря на тяжёлый день, я долго лежал без сна. Растерянность, обида и ужасное ощущение незащищённости буквально клокотали во мне и не давали успокоиться. Даже хлопковое постельное бельё вызывало чувство лёгкого омерзения и казалось грязным — словно залапанным руками тех, кто проник в мою квартиру. Конечно, я постелил совершенно новый комплект — как раз нашёлся хороший повод распаковать подарок, который лежал у меня в шкафу, наверное, ещё с прошлого дня рождения. Однако в голову непроизвольно лезли бредовые мысли о том, что злоумышленники, конечно же, извлекли его, вытерлись, а потом аккуратно засунули обратно, чтобы даже в этом меня унизить. Где-то глубоко я понимал, что такое вряд ли возможно и, скорее, похоже на бред, только эта мысль была слишком уж навязчивой, а воображение услужливо ежеминутно рисовало перед глазами всевозможные к ней иллюстрации. Одна краше другой! Прямо как увлекательное кино, где часто растворяешься в картине, лишь изредка напоминая себе, что всё увиденное выдумка и хорошая игра актёров.

Мои руки привычно завладели пододеяльником — плоским и, наверное, именно от этого выглядевшим очень жалко. Стоящая в последнее время в Подмосковье аномально жаркая погода не позволяла накинуть его на себя даже ночью, поэтому он находился в стороне просто на всякий случай. А вот его уголки неизменно служили мне поводом для поделок в те моменты, когда я пытался отвлечься и сосредоточиться на чём-то несущественном. Пальцы привычно «лепили» сначала комок снега, потом вытянутую колбаску и наконец переходили к самому трудному — фигурке человека. Здесь приходилось быть очень аккуратным и буквально следить за каждой складочкой, чтобы с таким трудом созданное не деформировалось и не стало походить именно на уголок пододеяльника. Обычно это увлекало меня, и однажды я даже создал нечто, похожее на самого себя, но только не сегодня. Дело явно не клеилось, и в какой-то момент я разочарованно выпустил из рук мягкую ткань, отбросив пододеяльник в сторону. «Мне обязательно надо отдохнуть… Этот день был слишком длинным!» — подумал я и, откинувшись на подушку, попытался отвлечься на какие-нибудь более приятные мысли. В первые мгновения казалось, что это попросту невозможно, да ещё и периодически струящиеся по телу капельки пота вызывали нестерпимый зуд и неприятное покалывание. Однако вскоре я увидел перед глазами восточную танцовщицу, звонко щёлкающую пальцами и невероятно крутящую своим вызывающе-красивым телом. Вокруг сидели какие-то люди, но она смотрела и исполняла этот номер только для меня. Я знал это точно, как и то, что моё внимание здесь — самая высшая благодарность и признание, за которое стоит постараться.

Медленная душевная музыка продолжала играть, а девушка танцевать, но зрители начали неожиданно подниматься со своих мест и аплодировать. Всё громче, громче, и звук начал как-то перемещаться, как эффект в домашнем кинотеатре, метаться вокруг и постепенно разрывать эту радужную картинку. Ещё мгновение она поколебалась, а я постарался домыслить продолжение и тем самым не позволить сну уйти или стать другим. В какой-то момент казалось, что мне это по силам, но неожиданно рокочущий грохот отозвался где-то внутри мучительной вибрацией, и я испуганно распахнул глаза, увидев только потолок с колышущимися тенями деревьев и отсветами расположенного напротив дома рекламного щита.

«Чёртова труба!» — прошептал я через секунду, собравшись с мыслями и поняв, что раскатистый звук существует на самом деле, возвещая, что сейчас где-то в районе одиннадцати часов вечера. В последнее время эти ночные канонады стали практически нормой в будние дни и неслись из расположенного неподалёку от Тиндо города Жуковского. Собственно, нас разделяло немалое расстояние и даже большое кладбище со странным названием Островцы, которое по определению должно было бы служить неплохой звукоизолирующей прокладкой. Однако грохот аэрогидродинамической трубы, несомненно, оказался прямо-таки чем-то роковым. В интернете или в какой-то газете я однажды прочитал, что строительство аналогичной конструкции сейчас обойдётся почти в миллиард долларов, хотя, возможно, что-то не так понял или журналисты традиционно хватили лишку. Однако осознание того, что я живу в каких-нибудь тридцати километрах от подобной достопримечательности в конце концов заставило меня выкроить время и принять предложение заехать в гости к Борису Захаровичу — одному старому знакомому, живущему практически напротив Центрального аэрогидродинамического института. «Если хочешь узнать, почему я хочу переехать в другую часть Жуковского, подъезжай где-нибудь к половине одиннадцатого вечера. Сам всё поймёшь!» — сказал он тогда мне, и я, немало заинтригованный, был на месте к назначенному сроку.