Путешествие продолжалось уже несколько дней, и сказочник услышал довольно много сказок. Например, этим утром его попутчик – некий благородный синьор, направлявшийся по своим делам в Модену, – в благодарность за то, что сказочник научил его ругательствам на старопарагвайском языке, рассказал вот такую сказку.

Однажды к одной знатной даме, жене архиепископа, пришёл в гости папа Амабилий XXX. Следует сказать, что в те далёкие благословенные времена целибат – обет безбрачия – не был ещё открыт, и ватиканские клирики вовсю наслаждались благами семейной жизни.

Папа Амабилий любил захаживать в гости к своим подчинённым, да вот незадача, всё-то их дома не оказывалось: то на работе были, то на рыбалке, а то вообще в магазин пошли и уже третий час не возвращались. Папа был статен и крайне хорош собой, и едва ли какая клерикальная жена, которую он заставал тогда дома одну, могла отказать себе в удовольствии скоротать с ним время в приятной беседе.

Вот и сейчас жена архиепископа, с сожалением сказав, что мужа нет дома, тем не менее пригласила любезного папу на партию в шахматы. Игра оказалась настолько напряжённой, что даже служанки на кухне с завистью вздыхали, кручинясь, что не дал Бог им в мужья хотя бы завалящего нунция; β а сторож у ворот – отставной швейцарский гвардеец – одобрительно кряхтел в бороду.

Но как только Амабилий поставил жене архиепископа мат, неожиданно в окно ввалился сам архиепископ. Был он зело пьян, и вместо того чтобы, как порядочный архиепископ, войти сначала в ворота, а затем во все двери, он, нарушая все законы ватиканской физики, сразу вошёл в окно III этажа. Нарушив один закон, он не остановился перед нарушением второго: видя, что его жене поставили мат, он, не считаясь ни с какой спортивной этикой, схватил победителя за причинные места и тут же сделал их беспричинными…

После этого случая папа Амабилий XXX перестал ходить в гости, стал больше времени проводить в ватиканской библиотеке им. Абеляра, (и писать стихи, в которых воспевал все радости платонической любви. Переменив свой образ жизни, папа решил и другим помочь на пути духовного совершенствования. Уединившись в своей лаборатории, он через неделю усердных трудов и смелых опытов вышел оттуда с изобретённым им целибатом.

Через месяц своего путешествия сказочник решил, что не стоит ограничивать себя пределами Ватиканской империи, и направился на Восток. Долго ли, коротко ли, но вот, пришёл он к крепости Конкордия, располагавшейся на старой ватикано-византийской границе. Он вдруг вспомнил эпизод из своей давно прошедшей молодости, связанный с этой крепостью: как он тогда прочитал в газете «Истинные ватиканские новости», что доблестью ватиканского оружия и искусностью ватиканской дипломатии граница славной и необоримой Ватиканской державы передвинулась. Но куда она передвинулась, какие населённые пункты были заняты – об этом не сообщалось. Теперь сказочник на месте нашёл ответы на все вопросы…

Рано поутру, сидя в тени чинары и разбирая причудливую вязь византийской речи, сказочник услышал, как один такой же, как и он, уснеженный сединами старец рассказывал о тех далёких событиях сказку:

Однажды в Ватикан, ко двору святейшего, непогрешимого, наимудрейшего и раба последних негоднейших рабов папы Иоанна XLVIII прибыл византийский посол. Как и все византийцы, был он хитрым, льстивым, изворотливым, вероломным, ткал интриги так же ловко и умело, как лионские ткачи ткут свои гобелены, из уст своих источал мёд, обращавшийся впоследствии в смертельный яд. Как рассказывали люди осведомлённые, он в своё время перехитрил дьявола, а при желании мог провести самого святого Петра, чтобы проникнуть в заповедный Сад! А ватиканские старожилы добавляли, что давно не видали таких хитрых послов. (

И вот, сей посол прибыл к священному престолу вести переговоры о передаче византийцам высокогорной крепости Конкордии на южной границе необъятных земель Ватикана. Восточная империя склонна была называть это возвратом, но как такое возможно! Если крепость перешла к превосходному и благочестивому Ватикану по промыслу Божьему, то только по попущению Его она может быть захвачена Византией. (

И вот, предстал посол восточного императора пред собранием кардиналов, епископов, прелатов, нунциев и самого наисмиреннейшего, превосходнейшего, пресвятейшего папы. И начал говорить он речи свои хитросплетённые, мудрёные. И тогда, чтобы не поддаться соблазну словес его, вперёд выступает епископ Иннокентий. И говорит он послу: «Не для того собралось тут столько святейших мужей, чтобы смущал ты их речами богопротивными!» Лицемерный византиец стал оправдываться, что, мол, это обыкновенная, даже в чём-то рутинная, дипломатическая практика, но в ком из собравшихся была хоть толика веры его словам! «Негоже доле отравлять умы наши чумой уст твоих!» – воскликнул тогда непоколебимый Иннокентий, и, подбежав к вероломному послу, изгнал своим посохом нечистую силу из тела его. Посол, держась за ушибленные места, удалился из собрания.

Через несколько дней византийское посольство ни с чем возвратилось к себе… в Конкордию.

Один византийский крестьянин сказал сказочнику, что если тот не видел Константинополя, то он не видел мира – ведь в одном этом городе сосредоточилась вся Вселенная! Сказочнику ничего не оставалось, как направиться прямиком в столицу Восточной империи.

В Константинополе, в театре Диониса он услышал трагедию Еврифокла. (Сказочник всецело принадлежал к западной, ватиканской культуре и едва ли мог понять морфологию этой драмы, но, будучи аккуратным, как все ватиканцы, он пунктуально сохранил в памяти, а затем и записал всё, что услышал. А сказка то была или нет, уже не имело для него особого значения.