Уроку на сей раз был придан характер беседы, Паомес храбро разговаривал на интере, мальчики, появившиеся чуть позже с обычным завтраком (увидев мясо, Дан с ностальгической грустью подумал о концентратах из аварийного пайка), подсказывали те слова, которые он не мог вспомнить сам, и он составлял более или менее понятные фразы, правда, до склонений-спряжений дело, естественно, не дошло, глаголы употреблялись в неопределенной форме, а существительные в именительном падеже, но разобраться было можно. Дан отвечал ему, используя как интер, так и местный язык, что Паомеса почему-то удивляло, только потом Дан понял, что его собеседник — видимо, здешний спец по языкам, уверенный в своем превосходстве над прочими… собственно, основания для самодовольства у него бесспорно были, как-никак о гипнозе он понятия не имел, и даже письмена использовать не мог за их отсутствием, но вот говорил же… очевидно, Дана он учил скорее на всякий случай, чем всерьез надеясь, что тот усвоит его уроки. Вначале он, конечно, поинтересовался, откуда Дан родом, и тот долго объяснял, что приехал издалека, из-за гор. Пришлось рисовать горный хребет, который Паомес, кажется, принял за гряду холмов, затем добавлять новые, чтобы довести до сведения визави, что он не из-за ближних гор, а самых что ни на есть дальних. Потом Паомес решил выяснить, кто правит народом Дана, и велики ли сам этот народ и стада, которыми он владеет, Дан назвал первое пришедшее в голову имя, слегка стилизовав его под местное, а о количественной стороне они дискутировали чуть ли не до полудня, рисуя человечков и «лошадей». То есть каотов. Полностью разобраться, каков здешний счет, Дану так и не удалось, добрались только до пяти, дальше шли дополнительные взмахи растопыренной пятерней, однако числа, из этого размахивания складывавшиеся, остались неизвестными (если, конечно, существовали), в итоге обсуждение превратилось в род бахвальства, ибо Паомес, представлявший орду Бетлоана, все добавлял и добавлял человечков, пеших и верховых, к ранее нарисованным, и Дан, поразмыслив, решил от него не отставать, они освободили от шкур и исчеркали большую часть земляного пола, но так ни к чему и не пришли, в конце концов Паомес прекратил дискуссию, как всегда, похлопав Дана по плечу, и объявил, что после обеда его примет Бетлоан. Только когда он вместе со своими живыми записными книжками удалился, Дан получил наконец возможность поговорить с Мараном. О том, что произошло ночью, Маран не обмолвился ни словом, а сказал:

— Кажется, я начинаю понимать, зачем они тебя похитили.

— Зачем? — спросил Дан с любопытством, но Маран по своей вечной привычке предпочел уйти от прямого ответа:

— Сам поймешь. После сеанса. Ты ведь не успел еще усвоить последнюю порцию. Вчерашнюю, я имею в виду. Когда у тебя в голове будет полный словарь, до тебя сразу дойдет. А нет, обменяется мнениями.

Действительно! Дан вспомнил, что вечером они сеанса не провели, из-за Генисы… Скорее, Гелизы? Или Генизы? Он смущенно хмыкнул, но тут же отбросил все мысли, не имевшие прямого отношения к делу.

— Прочти мне весь словарь, хорошо? — попросил он. — Заполню пробелы.

Когда он вышел из гипноза и мысленно перебрал весь лексикон — не так уж мало, три с половиной сотни слов — он и вправду понял.

— А что мне этому Бетлоану отвечать? — спросил он Марана, и тот усмехнулся.

— Принцип прост: ни да, ни нет. Дипломатия.

— Какой из меня дипломат, — сказал Дан недовольно. — Я человек конкретный, ты же меня знаешь.

— Знаю. Если что, я подскажу. Не волнуйся. Я же с тобой, хоть и не во плоти.

— Плоть твоя мне ни к чему, — проворчал Дан. — Вряд ли меня вызовут на поединок, и понадобится секундант. Лучше держи эту плоть подальше. Для сохранности интеллекта.

В абсолютном несоответствии с собственными словами он представил себе очередной вариант спасения, вольно или невольно он прокручивал их в голове без передышки. Блок отремонтирован, астролет взлетает и садится… ведь один взлет у них в запасе все-таки остался, а с посадкой как-нибудь разберутся там, у Новой Глеллы… садится прямо перед «цирком шапито», перепуганные стражники разбегаются кто куда, народ и придворные подают ниц, и Маран вызволяет его из заточения… Ага! А если они не разбегутся и не попадают? Ну хорошо, есть еще станнеры, ну уложат Маран и Эвальд шестнадцать человек — по заряду, поменять обойму целых двадцать секунд, так что больше вряд ли — а дальше? Да и не может Эвальд никого укладывать, он пилот и по уставу не имеет права покидать корабль ни в какой ситуации, кроме гибели или угрозы гибели этого самого корабля, что в общем и целом правильно, да и заставлять его рисковать жизнью Маран не станет, собственно, и не может заставить, Эвальд же не разведчик, хоть и водит машину Разведки… Словом, чушь все это и ерунда. Не нужен ему тут Маран во плоти.

— Маран, ты слышал, что я тебе сказал? — спросил он настойчиво. — Чтобы никаких попыток…

— Слышал, — отозвался Маран насмешливо. — Скажи-ка мне, друг мой Дан, а кто у нас тут командир? Я или ты?

— Ты! — буркнул Дан сердито. — Ты, черт бы тебя побрал!

Бетлоан разглядывал Дана внимательно и долго, словно видел впервые, изучал его высокую, на голову выше любого из туземцев, фигуру, коротко стриженные, по здешним меркам, конечно, волосы и безбородое — хотя за прошедшие дни щеки и подбородок Дана успели покрыться щетиной, лицо, его светло-серые спортивные брюки и рубашку, рабочий костюм или, если угодно, форму разведчика, а точнее, ее часть. Наконец он оторвался от созерцания пленника, неожиданно поднялся со своего «трона» — он принял Дана, сидя на возвышении в том самом зале, где они встретились в первый раз, подошел и остановился в каком-нибудь полуметре от Дана, пристально глядя ему в глаза. Придворные, если их можно так назвать, окружили их, Паомес со своими мальчиками занял место в первом ряду, а рядов образовалось немало, народу было много, целая толпа.

— Говорят, — начал Бетлоан, Дан понимал его напрямую, но, по крайней мере, в начале разговора, не выскакивал, давая Паомесу работать, — будто ты приехал к нам из-за дальних гор. Я хотел бы знать, что тебя привело на наши земли. Тебя и твоих соплеменников.

— Мы просто хотели посмотреть, каков мир за пределами наших владений, — сказал Дан. — Посмотреть и ничего больше. Но по дороге у нас сломалась повозка, и нам пришлось остановиться, чтобы ее починить.

— Вранье! — победоносно заявил стоявший рядом с Бетлоаном противный тип со злыми глазами. — У них нет каотов. Это не повозка, а дом. Они поставили дом на нашей земле.

— У нас не обычная повозка, — возразил Дан. — Она… она… — Он не знал, видели ли туземцы их кораблик в полете, подумал, что вряд ли, поскольку в словаре Паомеса термин «летать» отсутствовал. — Она ездит без каотов.

По толпе присутствующих прокатилась волна смешков и ропота, одних его заявление развеселило, других возмутило. Бетлоан унял их движением руки.

— Мы знаем, что бывают повозки, которые ездят без каотов. Луки, которые стреляют без стрел. Мечи, которые разят на расстоянии, — проговорил он медленно и размеренно.

Дан вытаращил на него глаза. Мечи, которые… Великий Создатель, как сказал бы Маран! Откуда эти полудикари могут знать про луки, стреляющие без стрел, или повозки, способные ездить без коней? Вот так история!

— Могу ли я верить, что вы проникли к нам без враждебных намерений? — сурово спросил Бетлоан, игонорируя его удивление.

Что ему сказать? Дать честное слово? А есть ли у них подобное понятие? Даже если есть, самого-то слова нет…

— Если б у нас были враждебные намерения, разве стали бы мы ездить по вашим землям открыто? — ответил он вопросом на вопрос.

— Вы не ездили открыто, — оборвал его Бетлоан. — Мы обнаружили вас в месте, где нечасто бывают наши воины, у холодного озера высоко в холмах… Неважно. Я склонен тебе верить. И я хочу предложить твоему племени союз. Наши владения далеко друг от друга, нам нечего делить. Если вы поможете нам сейчас, позже мы окажем помощь вам. А ты получишь свободу, если будешь нам полезен.