— И?..

— Не смог втолковать. Пытался так и эдак.

— Ин-те-рес-но, — протянул Дан.

— Есть еще одна сторона дела. У этого их патриарха или пророка были свои представления о мире. Мир, мол, это окончательная победа над врагами. Что-то вроде того.

— А кто враги? — спросил Дан.

— В том-то и дело! На сегодня это соседняя орда, с которой они уже две жизни — время жизни двух поколений, надо понимать — не могут поделить территорию.

— Пастбища?

— Не совсем. Пастбища истощаются, приходится перебираться с одного на другое, так что бери шире. — Он замолчал, потом сказал: — Давай прервемся, Дан. Тут кто-то ходит. Как бы чего не вышло.

— А что может выйти? Никакому варвару никогда не придет в голову, что возможно переговариваться на расстоянии, — начал Дан и умолк, вспомнив недавний разговор с Бетлоаном. А какой варвар способен вообразить, что возможно ездить без коней или стрелять без стрел? Он не стал продолжать, а только добавил: — Доброй ночи.

Он долго не мог заснуть, думал, но не о Земле и доме, как почти каждый вечер, и не о вечной здешней войне, а о злополучной Генисе и о том, как кочевники, оказывается, обращаются со своими женщинами, думал, сокрушался, ворочался, вздыхал, потом задремал, и ему приснился идиотский сон, он видел Нику, угодившую в лапы здешних варваров и танцевавшую совершенно нагой среди блюд и кувшинов. Он немедленно проснулся и снова ворочался и, соответственно, в итоге продрал глаза далеко не ранним утром, что определил по степени освещенности — окошечко в потолке он держал открытым, через него проникал не только свет, но и свежий воздух, видимо, камера его находилась если не за пределами «шапито», то на самом краю того — продрал глаза и сразу услышал разноголосый шум, коммуникатор Марана был включен. В первые минуты до него доносился только отдаленный разговор неизвестных ему людей на отвлеченные темы — о каотах, какой-то драке, десятке погибших… Нет, не совсем так, постепенно обрывки фраз сложились в более или менее ясную историю: ночью угнали большое стадо каотов, воины настигли похитителей, произошло очередное побоище… от дальнейшего осмысления подробностей его отвлек голос Марана.

— Мне нужен мой товарищ, Бетлоан, — сказал он твердо.

— Зачем? — спросил правитель подозрительно.

— Он может мне помочь.

— Каким образом?

— Он лучше знает местность.

— Почему?

— Потому что я поручил ему изучить ее. Сам я был занят другим делом. Починкой повозки, — добавил он, предвосхищая очередной вопрос Бетлоана.

— Ладно, — сказал тот неохотно.

Наверно, соответствующее распоряжение он отдал знаком, Дан ничего не услышал, но сразу вскочил, чтобы успеть более или менее привести себя в порядок до появления стражников или кого там за ним послали.

Когда он вошел в тронный или, вернее, полифункциональный зал, на сей раз рабочий кабинет (закутков, на которые был разгорожен шатер, на то, чтобы выделить под каждое из необходимых назначений отдельное помещение, явно недоставало), он увидел, что часть шкур в центре снята и сложена стопкой в стороне, и над обнаженным участком земляного пола стоят, склонившись, Бетлоан и Маран. Последний держал длинный толстый прут, указывая им на какое-то место чертежа или рисунка, надо полагать. И, наверно, рисование на земле было принятым у кочевников способом общения или передачи информации, во всяком случае, Бетлоан воспринимал этот метод, как должное.

— А, Дан! — сказал Маран обыденно, словно сидел в библиотеке Разведки за компьютером. — Иди сюда.

Дан подошел и уставился на пол в некотором замешательстве. Рисунок на полу представлял собой карту. Холмы, озеро, большой стан, в котором они на данный момент находились, несколько мелких, небольшие лески, разбросанные по степи.

— Отметь, где второе крупное становище. То, которое в этой части континента, — попросил Маран, протягивая ему свой прут.

Дан не сомневался, что в действительности никакая помощь Марану не нужна, он и сам отлично все помнит, скорее, как некогда на Перицене, он хотел — с каким-то дальним прицелом — доказать аборигенам полезность товарища. Или просто извлечь его из камеры на случай, если предоставится возможность бежать? Неважно. Он молча взял прут и, присмотревшись, нарисовал кружочек там, где находилась ближняя к ним крупная орда.

— И все мелкие, какие помнишь, — добавил Маран.

Дан закрыл глаза, пытаясь мысленно восстановить всю картину территории, которую охватывала карта, потом стал медленно, но уверенно ставить тут и там точки.

— Хотел бы я знать, — сказал скептически Бетлоан, наблюдавший за его работой, — как можно столь точно обозначить то, чего нельзя увидеть глазами. Вот ты говоришь, что такая картина возникает, когда на землю смотришь сверху, с неба. А если нет? Почему я должен верить, что все именно так и есть?

Маран заколебался, потом решился.

— Видишь ли, Бетлоан, — сказал он спокойно, — дело в том, что наша повозка умеет передвигаться не только по земле, но и по небу.

Дан ожидал, что правитель или недоверчиво рассмеется или просто выйдет из себя, но тот после короткого молчания только криво усмехнулся.

— Я все ждал, скажет кто-нибудь из вас об этом или нет.

Маран молчал, и он пояснил:

— Мы видели, как вы… — он использовал незнакомый глагол, должно быть то самое, не упомянутое Паомесом «летать». — Но ни ты, ни твой друг…

— Я боялся, что меня сочтут лжецом, — вмешался Дан. — Или сумасшедшим.

— Почему же? — сказал Бетлоан с иронией. — Какая разница, ездить по земле или по небу? Коли уж найден способ управляться без каотов…

Дан не нашелся, что ответить. Странный человек, ничем его не удивишь, подумал он. Земные варвары наверняка… А что, собственно, земные варвары? Первобытная наивность, невежество — да, но почему они обязательно должны быть основой недоверия? Может, наоборот, они заставляют верить чему угодно? Он промолчал, но Маран спросил с вежливым безразличием:

— И откуда вы знаете о наших повозках? Я понял так, что мы первые странники, добравшиеся к вам из-за гор.

Дан не думал, что правитель ответит, но тот, видно, не относил тему, затронутую Мараном, к секретным.

— Об этом говорится в «Искушении прародителя (или прорицателя, патриарха, с точным термином для перевода Дан никак не мог определиться) Беомина». — Он посмотрел на Дана, потом на Марана. — Вы не знаете о прародителе? Я удивлен. Если вы даже с самого края мира, слава Беомина должна была коснуться вашего слуха.

— Разделяющие нас горы неодолимы не только для пешего или верхового, — сказал Маран, — но даже для повозок, которые умеют ездить без каотов. Только когда придумали повозки, умеющие летать, стало возможно перебраться через них.

— Так ваши повозки придуманы недавно? — спросил Бетлоан.

— Да.

— Это меня радует, — сказал правитель неожиданно. — А то тут у нас многие высказывали сомнения…

— Какие? — спросил Маран.

Бетлоан вместо ответа дважды хлопнул в ладоши. Начальник караула, кажется, постоянно находившийся где-то поблизости, просунул голову в дверь. Бетлоан приказал:

— Пусть сюда придет Паомес. — И когда через несколько минут молчаливого ожидания в зал вошел Паомес, велел ему: — Прочти «Искушение».

— Все?

— Начни, я скажу, когда остановиться.

Паомес минуту постоял, невидяще глядя в пространство, видимо, сосредотачиваясь, потом стал нараспев декламировать:

— К вечеру одного из многих дней своего предпоследнего странствия прародитель Беомин достиг необыкновенного становища у самого подножия малых гор. Ни одного каота не бродило меж шатров, не бегали дети, не горел огонь в очагах, не кипели котлы, и прародитель решил, что стан покинут. Однако, оказавшись между шатрами, он с удивлением увидел, что те возведены из камня, а потом навстречу ему вышли существа, издали похожие на людей, но когда они приблизились, Беомин с ужасом увидел, что на руках у них по три пальца.