И вышла с наивозможной поспешностью.

Директорский кабинет был вчетверо больше и раз в шестнадцать представительнее, чем у нас в школе. Сам директор был невысок ростом, с коричневой кожей, на нем был серый костюм, а на лице — весьма обеспокоенное выражение. Кроме него и, конечно, дяди Тома в кабинете был адвокат (тот самый, что уговаривал папу и маму) и… мой братец Кларк. Хоть убейте, не пойму, откуда он взялся… У Кларка какой-то сверхестественный нюх на места, где что-то затевается.

Кларк глянул на меня безо всякого выражения, я холодно кивнула ему. Директор и его орел-адвокат поднялись мне навстречу. Дядя Том, оставаясь в кресле, промолвил:

— Доктор Хаймен Шенстайн, мистер Пун Квай Яу — моя племянница Подкейн Фрайз. Садись, голубка, никто здесь тебя не укусит. Директор хочет предложить тебе кое-что.

Законник встрепенулся:

— Я не думаю…

— Верно, — согласился дядя Том, — вы не думаете. Иначе вам пришло бы в голову, что не бывает событий без последствий.

— Но… Доктор Шенстайн, мы же получили от профессора Фрайза обязательство не разглашать инцидент и выплатили определенную сумму сверх обычной неустойки. Это шантаж. Я…

И тут дядя Том встал, ухмыляясь, словно маска смерти. Казалось, он вырос раза в два.

— Что это за слово вы сказали?

— Я? — испугался адвокат. — Наверное, я оговорился. Я просто хотел…

— Я все отлично слышал, — пророкотал дядя Том, — и у меня есть три свидетеля. На этой пока еще свободной планете за такие словечки приходится отвечать перед судом. Видит бог, старый толстый Том Фрайз еще сдерет с вас последнюю рубашку в счет компенсации за моральный ущерб. Пошли отсюда, ребята.

Директор поспешил вмешаться:

— Том… сядь, пожалуйста. Мистер Пун, будьте добры, не говорите ни слова, пока я не попрошу у вас совета. Том, ты ведь отлично понимаешь, что не сможешь ни вчинить иск, ни потребовать компенсации за то, что адвокат, то есть мистер Пун, в частной беседе сказал своему клиенту, то есть мне.

— Я смогу сделать и то и другое, и все вместе. Вопрос в том, на чьей стороне будет суд, а это выяснить несложно, стоит только возбудить дело.

— И вытащить инцидент на всеобщее обозрение? Нет, Том, это невозможно. Мои адвокат выпалил это от избытка усердия. Правда ведь, мистер Пун?

— Мне очень жаль, сэр. Беру свои слова обратно.

— Что скажете на это, сенатор?

Дядя Том учтиво поклонился мистеру Пуну. Тот ответил еще более учтивым поклоном.

— Идет, сэр. Я не принял оскорбление на свой счет, следовательно, его не было. — Тут дядя Том ухмыльнулся, выпятил живот и сказал ровным голосом: — Ладно, Хайми, вернемся к вашему злодеянию. Твой ход.

Доктор Шенстайн начал осторожно:

— Юная леди, мне только что сказали, будто прискорбный инцидент, который мы обсуждаем, стал причиной горького разочарования для вас и вашего брата.

— Ясное дело, — ответила я не совсем учтиво.

— Так вот… Ваш дядя говорил о последствиях. Эти самые последствия могут просто утопить нашу фирму — ей перестанут доверять. У нас особый бизнес, мисс Фрайз. На первый взгляд мы обычные инженеры, ну и, конечно, няньки, воспитатели.

Но самое главное заключается в том, что мы имеем дело с древнейшими человеческими чувствами. И если хоть кто-нибудь усомнится в нашей добросовестности и компетентности, то… — тут он беспомощно развел руками, — мы и года не продержимся. Теперь-то мы знаем, отчего все так вышло. Даже при прежней методике это не могло бы повториться, а теперь мы добавили еще кое-какие процедуры. И все-таки, — он глянул на меня совсем уж беспомощно, — если хоть обмолвитесь о нашей ошибке, нас можно хоронить и не выкапывать…

Мне стало его жалко, и я уже готова была выпалить, что не проболтаюсь даже во сне, даже под страхом смерти, но тут Кларк шепнул мне:

— Осторожнее, Под! Заряжено.

Так что я ничего не сказала и продолжала смотреть на директора холодным взглядом сфинкса. Я знала — на чутье Кларка можно положиться.

Доктор Шенстайн жестом велел мистеру Пуну помалкивать.

— Итак, дорогая моя леди, я не требую от вас молчания. Как говорит ваш дядя сенатор, вы приехали сюда не для шантажа, а торговаться мне нечем. Но фирма «Ясли Марсополиса, Инлимитед» никогда не увиливает от своих обязательств, даже если они нигде не записаны. Я пригласил вас, чтобы вместе подумать, как мы можем исправить положение. Я говорю о ваших планах, которые мы нарушили, хотя и непреднамеренно. Ваш дядя сказал, что собирался в путешествие с вами и с вашей семьей… но теперь вынужден лететь один. Он летит ближайшим рейсом Линии Треугольника. Скорее всего, это будет «Трезубец», он стартует через десять дней. Что если мы попытаемся хоть отчасти исправить наш промах и купим вам и вашему брату билет в первый класс Линии Треугольника, в оба конца, естественно?

Что если?! У «Космопроходца» только и плюсов, что он летает в космосе и ходит к Земле. Старый неповоротливый грузовик. А корабли Треугольника — настоящие дворцы, это все знают! Я только и смогла, что кивнуть.

— Вот и хорошо. Надеюсь, путешествие будет приятным. Но… юная леди… пообещайте, просто по доброте души, что не будете рекламировать наши ошибки.

— А разве это не входит в условия сделки?

— Никакой сделки не будет. Ваш дядя доказал, что мы должны вам это путешествие при любых условиях.

— А-а… знаете, доктор, со всеми этими сборами, беготней я так умаюсь, что мне некогда будет вспоминать о каких-то ошибках! А вы лично, похоже, совсем в этом не виноваты.

— Спасибо, — он повернулся к Кларку. — Ну а ты, сынок?

Кларк, мягко говоря, не любит, когда его называют сынком, но сейчас он просто не обратил на это внимания и холодно выдал свой ответ, точнее, вопрос:

— А как насчет дорожных расходов?

Доктор Шенстайн вздрогнул, а дядя Том расхохотался.

— Ай да парень! Я же говорил, что он прожорлив, как песчаный ящер. Мальчик далеко пойдет, если его раньше не отравят.

— Ну так что вы можете предложить?

— Вот что, Кларк. Посмотри мне в глаза. Или мы сейчас договоримся, или я запихну тебя в контейнер и отправлю в утилизатор. Тогда вообще некому будет болтать, ведь твоя сестра улетит. Предлагаю вам по тысяче, нет, по пятнадцать сотен на дорожные расходы, а ты за это навсегда опечатаешь свою вякалку… или я кликну четверых громил с черными сердцами. Мы вырежем твой язык и скормим кошкам. Ну как, заметано?

— Мне еще полагаются комиссионные — десять процентов с этих пятнадцати сотен. У сестры не хватает мозгов потребовать свое.

— Это я должен бы содрать с вас комиссионные за все. Договорились мы или нет?

— Договорились, — согласился Кларк. Дядюшка Том поднялся.

— Вот и все, док. Он парень надежный, можешь ему верить. Так что расслабься. И вы, Квай Яу, переведите дух. Чек можете прислать завтра утром на мой адрес. Пошли, ребята.

— Спасибо, Том. Хотя, боюсь, это слово совсем не к месту. Чек будет у тебя дома раньше, чем ты сам. И… еще один вопрос…

— Слушаю, док.

— Том, я еще не родился, а ты уже жил здесь, так что я мало знаю о твоем прошлом — обычные сплетни да статья в «Кто есть кто на Марсе»… За что тебя сюда привезли, Том? Ведь не своей же волей ты сюда попал, правда?

Казалось, мистера Пуна вот-вот хватит удар. Меня тоже. Но дядя Том не обиделся. Он от всей души рассмеялся и сказал:

— Меня обвинили в том, что я замораживаю детишек в корыстных целях. Облыжно, конечно. Я бы никогда не докатился до такого. Идемте, дети мои. Выберемся из этого гнезда вурдалаков, пока они не уволокли нас в свои подземелья.

Вечером, в постели, я сквозь дрему все вспоминала наш набег. Папа и мама ничуть не возражали — дядя Том все уладил по телефону еще до того, как мы вернулись домой. Тут кто-то из малышей заплакал, я поднялась и босиком пошлепала в детскую. Это был Дункан, мой милый братик, еще сухой, но ужасно одинокий. Я взяла его на руки, потетешкала немного, он поворковал, а потом описался, и пришлось менять ему пеленки.