Через несколько дней Лу принес страшную новость о нападении французов на Фучжоу. Знакомый Лу писал из Шанхая, что французская эскадра адмирала Курбе еще в июле 1884 года вошла в гавань Фучжоу, главного города провинции Фуцзянь, где ее сердечно встретили маньчжурские сановники, и стала на якорь. Зачем пожаловал Курбе? Вэнь еще в Гонолулу слышал, что французы захватили часть Индокитая, фактически управлявшегося пекинскими мандаринами, и тогда же произошли столкновения с императорскими войсками, которым на этот раз помогали отряды «Черных флагов» — тайпинских войск, отступивших сюда из долины Янцзы. Французам не везло, китайские войска нанесли им несколько поражений. Тогда французский флот отправился к берегам Фуцзяни. Все, что произошло дальше, напоминало события «Опиумных войн», позорно проигранных маньчжурами. В Фучжоу адмирал Курбе спокойно пробыл больше месяца, наблюдая за стоявшим в той же гавани на якорях китайским флотом. 23 августа французы внезапно открыли огонь в упор по китайским кораблям. Китайцы не успели оказать сопротивления. Один за другим их корабли загорались и взлетали на воздух. Китайская эскадра погибла. Потом французский десант захватил форты крепости Фучжоу. Французы перерезали пути сообщения вдоль южного и юго-восточного побережья, и тем самым стал невозможен подвоз риса на Север морским путем. Прекратилась связь и с Тайванем. Теперь и Гуандун находился под угрозой.

Но местных чиновников не беспокоили все эти беды. Вечером отец рассказал Вэню о разговоре со старостой деревни. Тот узнал в уездном городе, что нападение на Фучжоу «их не касается», так как войну ведет наместник Фуцзяни и Чжецзяна, а наместничество Лянгуан[1] тут ни при чем.

Вэнь и Лу высмеивали эти глупые доводы чиновников. Разве Фуцзянь не Китай? Разве потоплены фуцзяньские, а не китайские корабли? И кто заплатит за новое поражение и новый позор — Фуцзянь или вся страна?

Через несколько дней жители Цуйхэна собрались в местном храме, где стояли изваяния божеств — покровителей деревни. Народу собралось много. Вдруг, к ужасу Сунь Дао-чуаня, встал Вэнь и громко сказал:

— Это вовсе не боги! Как могут они охранять покой и благополучие нашей деревни, если они не в состоянии защитить себя? Смотрите! — Вэнь оторвал ладонь у одного божества и нанес пощечину другому.

В кумирне стояла мертвая тишина. Никто не смел шевельнуться, а многие были уверены, что вот сейчас немедленно обрушится потолок, или из-под ног взметнется пламя, или разразится ураган, так или иначе — всех ожидает неминуемая гибель. Но ничего не случилось. Божества, которым Вэнь нанес такое небывалое оскорбление, стояли на своих местах с тем же тупым выражением на лице, безмолвные, безучастные к тому, что только что произошло. Они не покарали ни Вэня, ни собравшихся. Когда оцепенение прошло, Вэнь сказал:

— Почему же боги, обладающие, как говорят жрецы, всемогуществом, не покарали меня?

Стоявший возле него Лу рассмеялся. Толпа глядела на юношей со страхом и ненавистью.

— Идем, — сказал Вэнь.

И оба они вышли на воздух.

Старик Сунь был в отчаянии. Его родной сын навлек на дом и род Суней гнев богов. И они отомстят, отомстят страшной местью. Пока Вэнь в их доме, быть беде. Пусть немедленно уедет. И этот Лу пусть тоже убирается отсюда. Сейчас же! Так сказал староста.

В тот же день Вэнь исчез из деревни. Уехал и Лу. Вэнь направился в Гонконг, Лу — в Шанхай. До Гонконга они добирались вместе.

Сунь Вэнь благополучно прибыл в Гонконг и решил, что будет продолжать образование. Через несколько дней он уже сидел в классе колледжа «Бацуй». С Лу договорился поддерживать связь письмами.

В Гонконге Сунь Вэня знали по его полному официальному имени в южном произношении — Сунь Ят-сен. В старом Китае у многих было по нескольку имен: одно — домашнее, другое — светское, третье — литературное и т. д. Родные, товарищи и друзья звали его Сунь Вэнем — именем, данным ему в детстве, да и сам он больше любил свое первое имя. Но в официальных документах он называется Сунь Ят-сен (или Сунь И-сянь в северном произношении).

Однажды он подумал, что наличие у него нескольких имен может пригодиться ему для конспирации. Он предчувствовал столкновения с маньчжурскими властями — он понимал, что в книге его жизни перевернулась еще одна страница. Какой будет следующая? Одно уже было вполне ясно Вэню: прежде чем в Китае будет установлено новое правительство, которое захочет заботиться о благе страны и народа, необходимо свергнуть проклятых маньчжуров, истребить эту нечисть.

Как возникают большие движения? Как поток из незаметных ручейков. Пока Вэнь был одинок, его мысли и чувства не обогащались мыслью других. Вместе, вдвоем с Лу, они уже могли обменяться мыслями, выводы их совпадали. Время, жизнь, понимание происходящего не могут не породить единомышленников. Надо только их уметь найти. Но необходимо переходить к действиям. Как говорил мыслитель Вэй Юань: без действий не может быть истинных знаний! Самое высокое действие — это революция в интересах народа. Революция — результат общих усилий многих, понявших свое время. Он, Вэнь, будет революционером. И ничто не изменит этого решения. А пока надо учиться. Время у него еще есть. Ему ведь только восемнадцать.

Внезапно стряслась беда: умер отец. В деревне шептались, что это месть богов за грехи мятежника-сына. Мать вызвала Вэня из Гонконга. В Цуйхэне его встретили с нескрываемой враждебностью. Отсталые, темные крестьяне… Вэнь побыл недолго в деревне и вернулся в Гонконг. А-мэй согласился выдавать брату ежемесячно небольшую сумму. Теперь Вэнь мог платить за учение и жить. Он снова принялся за книги. Изучил китайскую грамматику, английский язык, математику, географию и много других полезных наук. Год промчался незаметно. Лу писал из Шанхая. Там у него появились друзья, разделяющие их мысли. Друзья нашлись и у Вэня в Гонконге.

Смерть отца Вэнь тяжело переживал. Бедный отец, что знал он в жизни хорошего? Изо дня в день копался на своем клочке земли, не ожидая никаких перемен к лучшему ни для себя, ни для сограждан своих. Безропотно мирился со всеми тяготами подневольной крестьянской жизни. А мать? Что теперь будет с ней, что будет с младшей сестрой? Смогут ли они вести хозяйство? Вся надежда на А-мэя, на его поддержку.

Мысли о матери волновали до слез. Что он сам мог бы сделать для нее? Бросить колледж? Откровенно говоря, крестьянского труда он не знал. Рано уехал из дому, да так и не успел научиться работать в поле. Что проку от его работы?

В такие минуты вспоминалось то, что он сказал о себе: «Я стану революционером». Отказаться, бросить уже начатое дело?

Мать снова вызвала его домой. Сказала, что нельзя больше откладывать женитьбу.

— Я стара, Вэнь, сил у меня мало. В доме нужна помощница. Девушка, которую для тебя выбрал покойный отец, хорошая, работящая, старательная, все так и горит в ее руках.

Не мог отказать матери. Старые, усталые глаза глядели на него с надеждой. Мать не приказывала — просила. Теперь главой дома был А-мэй, старший сын. Для Вэня просьба матери была важней приказа брата. Девушка, которую не знал и не любил, стала его женой и перебралась со всем своим приданым в их старый дом. Ее звали Лю. Мать была довольна. Сестра тоже была рада. Родственники одобряли. Лю действительно много работала. Все умела делать: и в поле, и по двору, и дома. В глубине души мать надеялась, что женитьба заставит Вэня «остепениться». Старая крестьянка плохо знала своего младшего сына.

После свадьбы Вэнь возвратился в Гонконг продолжать курс. Перешел в Колледж королевы. Неожиданно явился А-мэй. Старший брат решил, что Вэнь получил достаточное образование и пора пристроить его к «настоящему делу». Для старшего Суня «настоящим делом» была торговля. Вэню он предложил ехать с ним на Гавайи. Он-де решил передать ему часть имущества своей «фирмы», и необходимо, чтобы акт передачи был подписан Вэнем на месте в присутствии свидетелей. Вэнь быстро сообразил, что может получить в свои руки значительные материальные средства для того действительно настоящего дела, которому он готовился отдать все силы, а если потребуется, и жизнь. Согласился прервать занятия в колледже. Но когда братья приехали в Гонолулу, А-мэй объявил Вэню, что как старший в семье требует полного, безусловного повиновения, приказывает прекратить «баловство» и заняться «делом» — торговлей. В случае отказа Вэнь лишится поддержки, не получит больше от него ни гроша.