Но нет, на пороге стоял сверкающий великолепием князь, несколько встревоженный, но выражающий привычное благодушие. Всемил попытался войти. Я бесцеремонно загородила проход собой, оскаливаясь во весь зубастый рот:

— Здравствуй! — От громкого выкрика князь аж отшатнулся. — Что-то случилось?

— Зайти думал. С праздником поздравить…

— Волшба слабо сочетается с храмовыми празднествами, — честно призналась я. — Но можем прогуляться.

— С удовольствием, — не привередничал Всемил. — Увы, у меня есть и одно нехорошее известие.

Я спешно накинула поверх платья потрепанную кожаную куртку и выбежала, громко хлопнув на прощание дверью. Обескураженному Всемилу хватило такта не спрашивать о нервозности чародейки. Всяко лучше, чем если бы он заметил варрена, нагруженного молотком и слабым желанием чинить ступени.

В связи с чудной погодой на улицу выползли представители различной фауны: начиная с облезлых дворовых собак, усердно вылизывающих животы, и заканчивая стайкой пьянчуг, которые смущенно икали и старались не показываться на глаза благообразному князю.

Я впервые за долгие годы ощутила себя женщиной. Более того! Женщиной симпатичной наружности. Платье подчеркивало тонкость талии и, невероятно, наличие выпуклостей в области груди. Чем я хуже других обольстительниц? Начнем хотя бы с князя. В доказательство своей привлекательности я изобразила милую улыбку и промурлыкала:

— О чём ты хотел мне рассказать?

Ресницы затрепыхались. Думается, судорожного моргания и испугался не привыкший к подобной форме внимания Всемил. Он, тревожно сглотнув, начал:

— Вчера сбежал один преступник…

— Всего-то… Меня уже оповестили. — Я обиженно надула губки.

Далее я изобразила походку от бедра, но очередной жест соблазнения окончился, не успев начаться, потому как я запуталась в собственном платье и едва не улетела в канаву. К всеобщему огорчению, удержалась на ногах.

— Учти, он опасен, — стараясь выглядеть безразличным, продолжил князь. — Озлобленный варрен способен на многое.

Угу, например, сейчас он чинит ступеньку.

— Не беспокойся, — И с гордостью выпалила: — Настоящая вед… ворожея запросто обезвредит любого преступника.

— Я не собираюсь спорить с тобой. — Всемил указал на не облюбованную никем скамейку, куда мы и уселись, подставив лица радостным солнечным лучам. — Кстати, насчет истинной ворожеи. Ты, наверное, догадываешься, что являешься едва ли не единственной чародейкой в городе?

Да, приходили подобные мысли. Обычно они посещали меня в тот момент, когда в дверь ломились очередные страждущие с целым букетом «неизлечимых хворей».

Я отвлеклась от разговора, заинтересовавшись окружающим миром. Мимо проплывали разряженные по случаю потепления горожане. Женщины испепеляли статного князя горящими взорами. Мужчины любопытно поглядывали на мои ноги, едва различимые под тканью. Но потому как ветер чудил в своё удовольствие, низ платья постоянно стремился оказаться в районе груди, и ноги представали перед счастливцами в полной красе.

Праздник ощущался в каждом движении. Невдалеке вовсю гудел базар, исходил сладкий запах печеных яблок. Одурманивающе пахло заморской пряностью — корицей. Рот наполнился слюной. Я пропустила половину размеренной речи Всемила и очнулась только тогда, когда он спросил:

— Ты планируешь остаться в Капитске или в скором времени уедешь из нашего захолустья?

— Ты преуменьшаешь значение города, — любезно не согласилась я.

— Давай обойдемся без лести. Я и сам знаю, что город — дыра, которую мне оставили родители. Те меньше всего хотели барахтаться в сточной канаве. А ты — наверное, единственное яркое пятно всей нашей глуши.

Яркое пятно покрылось пунцовым румянцем. Кроме того, свершилось долгожданное: юбка, повинуясь очередному порыву ветра, взлетела вверх, оголив ноги практически полностью. Всемил аккуратно помог мне выпутаться из платья, ни единым жестом не выказывая усмешки или восхищения. Мог хотя бы присвистнуть.

— У тебя наверняка есть мечты? — В голосе вопроса не звучало, но фраза была поставлена именно вопросительным образом.

— Да как тебе сказать…

Мои сокровенные грезы можно охарактеризовать одним словом: несбыточные. Ибо желаю я исключительно покоя.

— В конце концов, тебе необходим жених, а разве у нас найдется достойный?

Так тут не в достойности дело. Женихи ломятся в мои незапертые двери с поразительной частотой — один разбойник в два десятка лет. Мне кажется, это — самая большая проблема на пути к замужеству. Исключая то, что я жутко не хочу связывать себя какими-либо узами.

Да и вообще, как можно познакомиться с «тем самым» мужчиной, если встречаются только вылизанные до блеска князья да устрашающие варрены-малолетки?

— Я не особо искала.

Носок сапога стеснительно расковырял в песке целую яму.

— Знаешь, Рада, ты — невероятная женщина. И мне бы не хотелось, чтобы город потерял незаменимую чародейку. Да и просто красавицу. — Князь лукаво подмигнул. — Я готов сделать всё, чтобы ты осталась.

Его ладонь легонько коснулась моих пальцев, а у меня кончились любые колкости. Или у меня завышенная самооценка, или только что нагрянул первый из предполагаемых женихов.

Несчастный.

До рыночной площади я доплелась нескоро. Вначале были долгие душевные беседы со Всемилом о прекрасной, смешливой девушке, которая покорила сердце светловолосого князя с первого взгляда (я так и не поняла, кого он имел в виду). Затем меня отловила бабушка, кричащая о великой заразе, поразившей немолодое тело. У неё вскочил прыщик на носу. Но бабулька так страшилась отправления в иной, более гостеприимный мир, что убеждала провести над ней обряд изгнания нечистой силы.

Знала бы она, кого возвела в храмослужителя, очищающего от нечестивого. Словно попросить голодного волка охранять стадо аппетитных овец от его же собратьев. И волк бы мило кивал, скалился, облизывался и клятвенно обещал не подпускать к отаре никого хвостатого.

На базаре я приобрела парочку бесполезных браслетов. Громоздких и звенящих при движениях. Сама не поняла, зачем взяла. Увы, женщина тем и прекрасна, что покупает не из-за необходимости, а вопреки любой нужде. Можно голодать неделями, перебиваясь с непитательной воды на более вкусную, подсоленную, но зато потом, изрядно похудев, влезть в платье искусной работы заморских мастериц. А после ни разу не надеть его, ибо некуда, незачем, да и под цвет глаз не подходит.

Невдалеке от дома мне посчастливилось встретиться с уже знакомым розовощеким мальчиком, рвущимся на починку моего жилища. Пригласить его, что ли, в помощники озлобленному варрену? Парочка получится колоритная. Жаль, не показать никому.

— Милая Радослава, — паренек упал предо мной на одно колено, — не откажите ли вы мне в просьбе?

— Не откажу, — согласилась я, потому как вид у мальчишки был встревоженным до невозможности.

— Подарите же прядь ваших волос, о, милейшая!

И он достал из-за пазухи столовый ножик.

Разве над моей головой висит табличка: «Здесь любят ненормальных»?

— Зачем тебе?!

— Я буду нюхать ее в часы раздумий тяжких… О нераздельной любви.

— Прядь? — уныло повторила я.

— Именно! — Парень приблизился вплотную.

— С легкостью. — Голос смягчился. — Но с одним условием.

Юноша задергал подбородком в полнейшем согласии с любым словом возлюбленной.

— Можно нож? — он безропотно протянул оружие. — Выставляй руки.

Я любовно погладила лезвие, а паренек с меньшей уверенностью вытянул пухлые ладони.

— Какого мизинца не жалко? — Глаз прицелился к пальцам.

— Ч-что?

— Я тебе — прядь. Ты мне — мизинец. Я тоже буду его нюхать… В часы раздумий.

Мальчик сбежал быстрее, чем я скорчила плотоядный оскал. Стараешься ради неблагодарных поклонников, а они жалеют какой-то палец. Между прочим, ненужный.