И тут в беседу включается тот, что с рогами. Молчал, молчал – не выдержал.

– Вот вы, мужики, держали ли вы когда-нибудь в руках свои яйца? Это я так, чтобы вас настроить. Знаю, держали. Ощущение всем знакомое. Так вот, мне на-днях приснилось, что я свои яйца держу в руках перед собой. В мошонке, тёплые такие, перекатываются под морщинистой волосатой шкуркой. И, где-то в метре от того места, где им положено быть. Стало быть, то ли оторваны, то ли отрезаны, но со мной, у меня в руках – вот они. Мне страшно: жизнь потеряна. Яйца оторвали – как без них? И в тоже время, внутренний голос подсказывает, что я ещё могу их назад поставить. Но не сразу, не сейчас. А пока, какое-то время, мне нужно побыть вот в такой ситуации – я отдельно, а мои яйца – отдельно. Во сне яйца ко мне так и не вернулись. Я даже их приставлять на место не пробовал. И проснулся, конечно, в мужском ужасе, как вроде, в самом деле, через эту пытку прошёл. Это, скажу я вам, не с крыши падать. Но хорошо, что осталось в памяти то, что внутренний голос говорил. Что всё у меня наладится…

Нагашпай

Со стороны реки раздаётся крик. Оказывается, не все рыбаки сидели у костра. Один из них решил искупаться. И купальщика звали Нагашпай. Его тут нужно выделить особо. В посёлке Нагашпай славился тем, что у него был очень большой член. Лина Бесхозная утверждала, что самый большой. Итак, купался, купался, Нагашпай, никого не трогал, потом - как закричит! Как торпеда, поплыл к берегу. Кричал даже тогда, когда лицо окуналось в воду. Тогда торпеда булькала. Когда, насмерть перепуганный, Нагашпай выскочил на берег, рыбаки покатились со смеху. Сразу, пока он плыл, тоже испугались, думали – как спасать, а когда он на берег выскочил – стали вдруг ржать над его несчастьем. Нагашпаю щука – длиннющая такая – около метра – член заглотала. Так он с ней на берег и выскочил. Перепуганный, глаза из орбит, а между ног - щука болтается.

Рыбаки вокруг костра повалились, ржут – слова сказать не могут. Потом один из тех, что без рогов, выдавил из себя: Моника Левински!.. И опять закатился в истерике, аж слёзы из глаз.

Когда отсмеялись, стали думать, как помочь другу освободиться от своего улова. Дельфин и русалка - они, если честно, всё-таки не пара. Выглядел Нагашпай, конечно, весьма презентабельно, однако жить в таком виде было нельзя. Нагашпай уже успокоился, говорил, что не больно, только всё произошло неожиданно. Раз не больно – хотели просто подружку сдёрнуть, но не тут-то было. Нагашпай за неё ухватился, как вроде дороже этой рыбы у него в жизни ничего не было. Вот ведь: и знакомы-то они с этой щукой всего минут пять, а уже – как родня.

Однако решить проблему через врача, Нагашпай всё-таки согласился.

И отвезли его к медсестре Антонине. К Тосе.

У Тоси

У Тоси в кабинетике чистенько. Занавесочки беленькие. На кушетке белая простыночка. Ванночки с инструментами беленькие. Инструментики холодные, блестящие. Сама Тося - с длинными обесцвеченными волосами, в белом халатике. Ох, как она испугалась, когда увидела Нагашпая с его уловом! Обычно медсёстры ничему не удивляются, хоть разложи перед ними человека по частям, а у Тоси прямо лицо сделалось под цвет халата. Видать, необычное сочетание подействовало. Щука отдельно – ничего. Отдельно пенис – тоже нормально. А вместе получается на живом человеке, с которым, можно сказать, Тося сидела за одной партой , на этом человеке - пособие по Сальвадору Дали.

Устроила Тося бесштанного Нагашпая в кресло, на котором женщин рассматривают, звякнула из ванночки скальпелем…

Тут нужно отметить одно обстоятельство. Тося никуда из кабинета не выходила и за ширмочку не пряталась. Но халатик у неё сделался несколько иным. Он остался точь-в-точь таким, как был, беленьким, по фигуре сшитым, только стал заметно прозрачнее. Настолько, что обнаружился прекрасный Тосин загар и бельё тонкое, праздничное, как для свидания.

А дальше всё продолжалось, как обычно. Тося чиркнула по щуке несколько раз скальпелем, сильными пальцами с треском разломила щуке голову и освободила пациента, который опять успел побледнеть и покрыться капельками пота. Упал бы, если бы не лежал.

Сполз Нагашпай с кресла, присел на край кушетки, дышит тяжело от нового, пережитого от операции, страха.

И тут снова нужно отметить одно, опять связанное с Тосиным халатом, обстоятельство. Медицинская одежда, кажется, стала ещё прозрачнее. Но… под ней уже не было этих непрочных эротических тряпочек от Роберто Кавалли! Только смуглое голое Тосино тело. Но - ах! Какое тело!..

Медсестра отбросила окровавленную, растерзанную щуку в специальный белый таз и вдруг посмотрела на Нагашпая глубоко, будто заглядывая внутрь. И как-то странно, с болью, которую ей не удавалось скрыть. Ей показалось, что он отводит, прячет от неё глаза.

– Нагашпай, - спросила Тося друга детства, - Нагашпай… Она сразу не решалась спросить, но потом всё-таки набралась смелости:

– Нагашпай… Тебе с ней было хорошо?..

***

В поле рассвет. Несколько тучек окрашиваются на горизонте в тёплые краски. Потом в светлой его части загорается искорка, которая через несколько секунд превращается в Солнце.

Невдалеке затарахтел на тракторе пускач. Двигатель завёлся, зафырчал, потом трактор, слышится, поехал.

А вот и он. Гусеничный, тащится по полю. Без всяких там сеялок, сенокосилок. И – без водителя. Да, что удивительно – водителя в тракторе нет. Этакий Летучий Голландец целинных полей. Хотя, если присмотреться, никакого чуда здесь нет. Машина на скорости, двигатель работает, а педаль газа утоплена и зафиксирована дощечкой.

А вот и сам шутник-затейник в каком-то странном головном уборе. Бежит за трактором. Догонит. Трактор идёт медленно. И правда, водитель нагоняет своего громыхающего беглеца… Потом – как будто собирается попробовать с ним наперегонки – вырывается вперёд. Даже обгоняет на десяток шагов. Потом… ложится на пути трактора, под его правую сторону. Ногами к машине. Теперь водителя догоняет трактор. И – перегоняет, безразлично прокатившись зубьями траков по телу хозяина, которое хрустнуло, лопнуло. Кровь брызнула из-под гусениц, голова откатилась в сторону.

И вот - то же самое поле. И солнце уже высоко. На месте происшествия милиция, врач в белом халате, несколько жителей из посёлка. Останки тракториста уже на куске полиэтилена. Двое мужчин берутся за края, поднимают и перекладывают на носилки окровавленную кучку мяса, костей и одежды. Один из милиционеров отходит в сторону, что-то подбирает. Это голова мужчины. На ней пара стройных длинных рожек. Удобно носить. Милиционер так её и взял – за рога. И отнёс, положил туда, где одежда и кости…

Позже нашли трактор. Он так и полз по полям, которым здесь ни конца, ни края.

***

Коридор. Дверь в офис. У двери мужчина и женщина. Только что они вышли из кабинета. Кажется, он её целует. Целует, а потом отстраняется и смотрит, смотрит, смотрит в лицо, в глаза. С улицы доносится сигнал машины. Противный, резкий, требовательный. Или это только так кажется? Ещё раз взглянуть ей в лицо, задержать в памяти. Да не на всю жизнь она уходит. На одну ночь. Придёт. И придёт ещё не раз. И ты, мужчина, будешь делать с ней всё, что захочешь. О чём не может и помыслить её муж, который сигналит сейчас там, на улице, вызывает свою жену, а она, как всегда, возится в этом ЗАО или ООО, нет на неё никакого терпения.