Артоса назвали так в честь Верховного Короля, Цезаря Британии, но он всё равно отправился на поля, как и все остальные. Тело ныло не хуже, чем от болезненных ударов деревянного меча, когда неуклюже или неудачно или бездумно он пытался отбивать атаки Друсуса. Теперь Друсус был стар, но он ещё мог припомнить уход с побережья легионов, забравших вместе с собой мощь Рима и оставивших Британию открытой для набегов морских хищников.

Пять дней назад Верховный Король ускакал на север, чтобы проверить посты, выставленные против шотландцев и раскрашенных северян. А с ним и большая часть воинов. Здесь же, в Венте, правил Модред.

Артос нахмурил брови и пнул комок земли, который рассыпался под подошвой его сапога. Именно Верховный Король (хотя Отец всегда называл его Цезарем) удерживал Британию единой. Сперва он был просто военачальником, но он был верен Аурелианусу, которого настоящий Цезарь с материка сделал Графом Британии. Они называли короля Артоса «Пендрагоном» и «Dux Bellorum» — Командующим Баталий. Артос про себя повторил эти слова, хотя и не произнес их вслух — в них было какое-то особое звучание. Люди больше не говорят на настоящем латинском языке империи, а постоянно добавляют британские словечки в свою речь. Мариус, как и Верховный Король, верил, что им нельзя забывать прошлое, и единственный способ для этого — говорить на языке людей, которые жили в городах и помнили те прежние утерянные дни мира.

Потому что теперь жизнь проходила почти в одних сражениях. Люди не выпускали мечей из рук, постоянно готовые услышать звуки рожков, зовущих на битву. Выбирать не приходилось: или жить постоянно с оружием в руках, или же умереть под топором саксонцев… или ещё хуже — стать их рабом. Большая часть городов, построенных римлянами, была разрушена. Саксонцы ненавидели юрода и, если это было в их силах, превращали их в руины.

Но Вента, где некогда жил римский управляющий, всё ещё стояла, а рядом, на холмах, ещё сохранились с древних времён форты, которые строили люди Короля, форты, в которых когда-то, задолго до прихода римских легионов, скрывались от нападений окрестные люди.

Модред не верил, что следует держаться прежнего образа жизни. Он насмешливо улыбался за спинами — да, и даже в лицо Мариусу и другим людям Цезаря, с коротко подстриженными волосами, бритыми щеками и подбородками, и носящими древние римские щиты и доспехи. Теперь его люди не таясь говорили, что лучше забыть про Рим и заключить мир с Крылатыми Шлемами и, может, даже отдать им часть побережья и скрепить клятву о нерушимости договора братской кровью, а не сражаться вечно.

Модред говорил только на британском языке, делая вид, что не понимает латыни. Он чествовал мелких королей и вождей кланов с севера. Он нравился Мариусу и другим, однако Мариус с осторожностью следил за ним. Но многие молодые люди относились к Модреду по-другому и прислушивались к его словам.

Артос снова нагнулся, возобновив работу. С каждым часом он всё больше и больше ненавидел это поле, на которое ему приказали отправиться работать. Разве не мог он поскакать на север вместе с охраной Цезаря, со своим отцом? Он взмахнул ножом, словно это был меч, небрежно срезав стебель. Борозды тянутся бесконечно, а солнце печёт, и день долог.

Один из домашних рабов принёс кожаную бутыль с уксусом и водой, и Артос выпил свою долю. И как раз в этот момент он увидел всадников, скакавших по дороге к морю. Их разноцветные плащи, наброшенные на плечи, ярко блестели; в такую жару их можно было надеть только для показухи. Конечно, это был принц Модред; их вождь.

Артос, прищурясь, следил за их приближением. И вздремнул, разглядев, что надето на руку принца ниже края коротко обрезанного рукава его летней туники. Он мог бы поклясться, что это Драконья нарукавная повязка Верховного Короля! Но ведь только Цезарь, Артос Пендрагон, имеет право на это, и он лично надел её на свою руку, когда уезжал из Венты.

А Модред не имел даже прав наследника Верховного Короля, хотя люди шептались, что, возможно, он действительно является сыном самого Короля. Впрочем, он совсем не походил на Цезаря.

Потому что Артос Пендрагон выделялся среди людей, как столетний дуб в молодом леску. И его волосы, хотя он сейчас стал почти стариком, всё ещё блестели золотом, что свидетельствовало об его происхождении с Западного Острова. У него были короткие волосы, и он брился, подобно римлянам, что делало его моложе.

В то время как Модред был ниже ростом, темноволосый, и курчавые пряди волнами ниспадали на плечи. И кроме того он носил усы, извивавшиеся с обеих сторон узкого рта, так что он выглядел как любой из мелких племенных вождей. Подобно им он одевался в красочные одежды: плащи, вышитые узорами в форме клеток зелёного, красного и жёлтого цветов, что-то вроде туники и брюк, широкие пояса из мягкой кожи, расшитые золотом, кинжал с драгоценными камнями и длинный меч.

Артос следил за продвижением отряда, пока они не скрылись в пыльном облаке. Ему очень хотелось вскочить на коня и поскакать к ним. Никто не стал бы отрицать, что Модред — хороший воин, а теперь сам Цезарь выбрал его защитником Венты. Он командовал всеми военными силами, за исключением королевских стражников, часть которых остались здесь, и школы, где обучались их сыновья, — ученики подчинялись приказам Кая.

При мысли о Кае Артос снова принялся за работу, сгорбив плечи, словно уже ощутив жалящий удар ивовою прута. Кай был воином, одним из тех, к кому Мариус относился одобрительно. От Кая никогда не добьёшься большего, чем полуудовлетворительного ворчания. Но услышать этот знак одобрения старого воина, исполосованного полученными в сражениях шрамами, для любого ученика, наверное, вполне можно приравнять к половине восторга, испытываемого Императором при Триумфальном шествии. Артос ухмыльнулся. Однако из мыслей никак не выходила та нарукавная повязка, сверкавшая на загорелой руке Модреда, и это бросало семя беспокойства в его разум.

В эту ночь была его очередь обслуживать стол военачальников — принести рога для питья, разложить ложки и столовые ножи. Стул Модреда оставался пустым, как и два других, где должны были сидеть его ближайшие офицеры. Только Кай, Арчаис (который родился за морем и был сведущ в лечении ран) и Паулюс, жрец, находились за столом.

Артос прислушался к их разговору, однако почти ничего нового не услышал. Паулюс был стар и мало думал, но он был священником Церкви, и он не любил Арчаиса, что выказывал совершенно ясно, потому что врачеватель не верил тому, чему учил Паулюс, Однако жрец не мог заявить об этом открыто, ибо Верховный Король задолго до этого дал ясно понять, что выбор человеком бога, которому он станет поклоняться, — личное дело каждого. И это привело жрецов в ярость, и они много ворчали по этому поводу, однако ничего не могли поделать. Впрочем, позднее они всё же решили признать, что мир необходим, да и среди жрецов были сторонники Модреда, соглашавшиеся с ним. Даже слишком много, признавался Мариус.

Когда слабое пиво прошлого года было выпито, а тарелки убраны со стола, Арчаис сказал:

— Наш господин Модред ускакал в такую даль, что не сможет возвратиться к ужину?

Кай пожал плечами.

— Это его дело, — коротко ответил он. Но тон его голоса заставил Артоса прислушаться более внимательно.

— Крылатые Шлемы были замечены на побережье. Рыбак из Дипдина сообщил, что видел по крайней мере десять кораблей. Такой флот может собрать только какой-нибудь известный завоеватель. Кое-кто думает о Торкиле…

— Нет, нет, — Паулюс отрицательно покачал головой.

— Торкиль не осмелится. Разве не наказал его жестоко Король-Повелитель в прошлом году, когда обратил в поспешное бегство?

— Эти Крылатые Шлемы, — проворчал Кай хмуро, — словно муравьи, Отец. Можно давить их тут и там, но они лезут и лезут, эти муравьи, и нет им конца! Покой возможен лишь тогда, когда они все станут мертвы, но для этого придётся серьёзно потрудиться. Они хорошие воины, со своими берсеркерами и стенами из щитов. Наш Король-Повелитель знает, как справиться с ними. В начале люди порой смеялись прямо ему в лицо, однако несмотря ни на что он отправился на борьбу с благоволения Аурелиануса, привёл лошадей, огромных лошадей — потому что в основном тогда у нас были одни только невысокие пони и ничего настоящего для рослого воина. И он знал, как изготовить доспехи для них и их всадников. Он не собирал огромной армии: её трудно было бы прокормить и она легко могла бы угодить в засаду — даже легионеры признали, что этот новый способ ведения войны — лучше прежних и так же хорош, как и применяемые в их времена.