— Не важно. Давай дальше, что будет-то?

— А будет тебе, значит, две дороги — ближняя и дальняя. Казенный дом, хлопоты и почтенный король…

— Не иначе, как в райком ехать придется, — вздыхает Сашка.

Авдотья смешала карты, растасовала их.

— Ну, так… Что было? — вынула она из середины карту, — фальшивые хлопоты… Что будет? Опять дорога… Чем сердце успокоиться? Свой интерес… Ну что ж, радуйся. Хорошая карта тебе вышла…

— Ну, спасибо! — поднялась Сашка.

— Ай! — с досадой всплеснула Авдотья. — Да кто же благодарит за гадание? Все испортила!

— Забыла! — виновато вздохнула Сашка. — Ну, теперь в правление…

На заснеженной улице было пустынно. Только у колодца, как это водится, сойдясь разговорились несколько женщин.

Сашка чуть замедлила шаги, она боялась этой встречи, и юркнула в проулок между домами.

Вскоре она выбралась на другую улицу и подошла к небольшому деревянному домику. Над дверьми была приколочена выгоревшая табличка: «Правление колхоза «Заря».

Она вошла в тамбур. За дверью слышался приглушенный шум голосов. Она взялась за ручку и… так и не открыв дверь, выбежала обратно и быстро пошла прочь.

Дошла до скотного двора, остановилась, подумала и направилась к низенькому зданию.

Вокруг возвышались огромные горы навоза, запорошенные снегом.

Из коровника неслось непрерывное тягучее мычание.

Она вошла. Внутри не оказалось ни одного человека. Голодные коровы, увидев ее, замычали еще сильнее… Тоненькая струйка снега посыпалась на нее сверху. Она подняла голову — в крыше зияла дыра. В нескольких местах виднелись такие же дыры, и в них посвистывал ветер.

— Эй, есть тут живая душа? — крикнула Сашка.

Из кормового отделения вышла худенькая маленькая девушка лет шестнадцати.

— Зинка! — удивилась Сашка. — Ты что, одна здесь? А бабы где?

— В Кисловку убегли! — буркнула Зинка. На лице ее виднелись следы слез.

— А-а, — вспомнила Сашка. — За кашемиром, что ль?

Зинка кивнула и шмыгнула носом.

— А ты чего ревешь?

— А что я им, дура какая?! — запальчиво ответила Зинка. — Мне небось тоже кашемир нужен! Я небось помоложе их буду!

— Вот нелюди! — рассердилась Сашка. — А скотина не кормлена?

— Одна-то я много ли соломы порежу? — буркнула Зинка.

— Ах ты, господи! — вздохнула Сашка. — Ну и народ! А знаешь что, — оживилась она. — Я тебе подмогу! — и быстро стала снимать полушубок.

…И вот они уже разносят по кормушкам дымящуюся паром соломенную резку.

— Неужто все сено скормили? — удивляется Сашка, наполняя кормушку.

— Кабы скормили — полбеды! Порастащили да пропили половину! — беззаботно отвечает Зинка.

— Кто, Бычков?

— А кто ж еще? Я — непьющая, — усмехнулась Зинка, — Теперь опять весной резать скотину будем, не иначе. Смехота прямо!

— Да, смехота, — повторила Сашка, становясь сразу серьезной. — А может, плакать придется?

— Скажешь тоже! — снисходительно заметила Зинка. — Если об каждом нашем деле плакать, никаких слез не хватит.

— Да-а, не хватит, — повторила Сашка.

Зинка удивленно посмотрела на нее.

— Что это ты, будто впервой увидала.

Сашка кивнула.

— Твоя правда. Будто впервой.

— Вот она где! — раздался неожиданный возглас. В дверях коровника стояли Лыков и завфермой Бычков, тучный мужчина с недвусмысленно красным носом и оплывшими бабьими щеками.

— А мы ее ищем, ищем, — продолжал Бычков, подходя. — И куда это, думаем, наш командир запропастился? Вся работа стала! А она, оказывается, вот где прячется.

— Кто прячется? — переспросила Сашка, лихорадочно подыскивая объяснения. — Я? И не думала… Я в правление шла, а по пути завернула… Ну и гляжу — она повела рукой вокруг и поспешила перейти в наступление — до чего скотину довели, пьяницы бесстыжие! В ползимы на солому посадили! Это какое же молоко вы с соломы получить хотите?

Но Бычкова не так-то просто было прошибить.

— О-о! — протянул он, поворачиваясь к Лыкову и подмигивая ему. — Строга, а?

— Строга! — подтвердил Лыков с еще большей насмешкой… Прямо генерал!

— Вылитый! — согласился Бычков. — Вот только мундира на ей нет. Ну вот что, генерал, ты погоди орать-то. А давай нам команду как положено. Понятно?

— Какую команду? — несколько опешила Сашка.

— Ну, поскольку ты у нас теперь всему делу голова, то и командуй, как нам теперь иттить к новым успехам, — явно глумясь, ответил Бычков.

— Так-так… Ясно, — прищурилась Сашка. — Стало быть, командовать?

— Стало быть, командуй.

— Так вот тебе моя первая команда! — взорвалась Сашка. — Марш отсюдова! И чтоб ни ноги, ни рожи твоей поганой я больше тут не видела! Понятно?

— Это как же понимать? — растерялся Бычков, не предвидевший такого оборота. — Снимаешь ты меня, что ли? За что?

— А за все! — отрезала Сашка. — За это! — она ткнула пальцем в тощий коровий бок. — За это! — показала она на худую крышу. — И вот за что!

Она схватила горсть соломы и сунула ему под самый нос, так что оторопевший Бычков невольно попятился.

— Тебя бы, черта гладкого, вот этим покормить!

— Постой, Лександра, — остановил ее Лыков. — Разве в нем тут дело? Кормов и в городе нет. Ты вот попробуй-ка в районе концентрата достать, тогда и узнаешь, фунт лиха.

— Значит, плохо старались!

— Ну-ну! — плаксиво протянул Бычков. — Посмотрим теперь, как ты будешь стараться. Теперь сама походи-покланяйся!

— А что? Разве я должна этим заниматься? — сразу поостыла Сашка.

— А то кто же! — усмехнулся Лыков. — Тебя выбрали, вот и доставай, проявляй себя.

— Ну, значит, и достану! — сверкнула глазами Сашка.

Поздно вечером она возвращалась домой вместе с Авдотьей. В некоторых избах уже погасили свет.

— Я думаю, ферма — самое верное дело, — задумчиво говорила Сашка. — С урожаем в наших местах, сама знаешь, как: то вымокнет, то вымерзнет… Надо только, чтоб был там свой человек, на которого положиться можно.

— Боязно! — вздохнула Авдотья. — А ну как не выйдет из меня заведующей!

— А ты не робей. Это глаза боятся, а руки делают. Стадо у нас хорошее, кормить только надо.

— Известно, у коровы молоко на языке, — согласилась Авдотья, остановилась, кивнула на калитку. — Может, завернешь, чайку попьем.

— Другой раз, — ответила Сашка. — Лучше пораньше лягу, завтра в город поеду.

— Ну, счастливо съездить!

Авдотья свернула к себе, а Сашка пошла дальше.

Окна ее избы тоже были темны — мать, видимо, уже спала. Когда она подошла к крыльцу, из темноты вдруг вынырнула темная фигура.

— Ой, кто это? — отшатнулась Сашка.

— Загордилась уже, не узнаешь?

— Ой, Вань, напугал-то как, — облегченно сказала Сашка. — Ты чего же на улице мерзнешь?

— Я было зашел, да мамаша твоя так чугунами грохать начала, что я шапку в охапку, да на улицу… Ну прощай, — неожиданно сказал он и шагнул в сторону.

— Постой! Куда же ты? — схватила его за рукав Сашка.

Иван остановился и молча ждал, что она скажет.

— А может быть, зайдешь? — неуверенно предложила она.

— С мамашей лаяться?

— Да она уже спит, наверно, мы потихоньку. Пойдем? А? — потянула она его за рукав.

— Довольно-таки смешно это, — ухмыльнулся Иван. — Девка ты, что ли, чтобы от матери прятаться?

— А ты не обращай внимания, — тихо сказала Сашка, — Что тебе до нее? Ну пойдем.

Он пожал плечами и пошел за ней.

Осторожно, крадучись, они вошли в сени. Сашка обернулась к Ивану, приложила палец к губам и приоткрыла дверь в избу. Затем знаком предложила ему пройти первому. Иван, пригнувшись, прошел мимо печки и скрылся за занавеской в соседней комнате. Сашка, чтобы заглушить его шаги, нарочно погремела щеколдой, запирая дверь.

— Кто там? — послышался голос с печки.