А групп этих было великое множество.
Одну худенькую девочку наперебой угощали мама, папа и тетя. Девочка мотала головой, и огорченные родители вынуждены были кормить друг друга.
Натянув между елками веревку, родители Димы Стабового увлеченно играли в бадминтон. Димка сидел на траве, разворачивал конфеты, откладывал их в сторону, а из оберток делал фантики.
Двое близнецов из одной банки ели варенье, а их папа, воровато оглядываясь, наливал нечто из термоса в складной стаканчик и выпивал, не обжигаясь. Рядом валялся переносный радиоприемник и передавал «С добрым утром».
А по соседству несколько семей, скооперировавшись, устроили настоящий пикник. На траве была расстелена скатерть, играл патефон, а какая-то пара даже танцевала. Из-за кустов вдруг высунулись две руки со свежепо-даренными пистолетами (коробочки от них валялись на траве), и грянул залп.
— Костя!.. Костя!.. — жалобно звала бабушка.
Она прошла мимо медпункта, где на ступеньках с медсумкой наготове сидела докторша. У докторши было каменное лицо, ее невидящие глаза были устремлены вдаль.
Бабушка миновала площадку, где папы и дяди в майках увлеченно резались в волейбол; прошла мимо турника, на котором качалась, пронзительно взвизгивая при каждом махе, чья-то мама; ее чуть было не ушибла четырехлопастная карусель, которую с восторгом раскручивали несколько малышей — на каждой лопасти примостились парочками папы и мамы и млели на солнышке.
Кости не было.
А в столовой начался концерт.
— старательно декламировали на сцене мальчики третьего отряда.
По усеянной бумажками и другими остатками пиршеств обезлюдевшей зеленой лужайке бродила одинокая бабка Иночкина. Над кустами то и дело взвивался волан, бабка заглянула туда. Папа и мама Стабовые все играли в бадминтон.
Вдруг раздался истошный лай. Космос, с остервенением бросался на дерево и царапал кору ствола.
Ветки шевелились, листва трепетала — там явно кто-то сидел.
Бабка опасливо обошла собаку.
На сцене стояло большое вырезанное из фанеры и раскрашенное «под объем» изображение ракеты. Из дырок-иллюминаторов выглядывали две мальчишечьи головы в скафандрах. Мальчики старательно пели «Караваны ракет».
Вокруг ракеты хороводом бегали звездочки в остроугольных шапочках и кометы с хвостиками, медленно двигались планеты — Сатурн с кольцом, Марс в воинственном шлеме, а между ними, покачиваясь, Месяц с острым клоунским носом.
В зале аплодировали родители.
— Эту песню, товарищ Митрофанов, — наклонился Дынин к сидевшему рядом с ним в первом ряду немолодому человеку в белой рубашке с засученными рукавами, — Гагарин пел в космосе.
Митрофанов с неприязнью поежился и отодвинулся от Дынина.
Тоненькие ножки в сандаликах подбежали к заливающемуся Космосу. Наверху, на дереве, шевелилась листва. Там кто-то скрывается.
— Ага-а, понятно… — Ножки повернулись и побежали прочь.
Но тут из-за куста появился Марат. Он метнулся вслед за бегущими ножками.
Ножки петляли по траве, как заяц, удирающий от борзой. Но Марат не отставал. За ним мчались отдекламировавшие свое пионеры третьего отряда.
В конце аллеи Марат настиг ножки, прыгнул, сандалики поскользнулись, и худенькая фигурка растянулась в непросыхающей луже.
Ребята, тяжело дыша, следили, как она всхлипывала, они забегали со стороны, чтоб поглядеть, кто же это такой. Но узнать было невозможно — все лицо, майка, коленки были густо заляпаны черной грязью, и даже нельзя было понять — мальчик это или девочка. Грязная, хнычущая фигурка встала и поплелась прочь. Все брезгливо расступились.
Подошел скучающий парень с профилем Гоголя.
— Что это вы делаете?
— Иди, иди, — сказали ему.
Парень ушел.
А на сцене была выстроена художественная пирамида. Барабаны били дробь, дрожали пружины на барабанной шкуре, дрожали от напряжения мальчики и девочки — участники пирамиды.
По асфальтовой дорожке, оставляя за собой грязные следы, брели тоненькие ножки.
На линейке замерли в ожидании пионеры и вожатые, родители и обслуживающий персонал.
— Начинаем парад-карнавал! — объявил с трибуны Дынин.
Он был в черном костюме и галстуке. Его важность и сановитость казались нелепыми.
Дирижер встрепенулся, махнул палочкой. Грянул марш. На пороге кухни появилась сияющая повариха. Поймав такт, она двинулась по аллее, неся на вытянутых руках огромный торт. Из-за трибуны показались костюмированные. Их было немного. Впереди шагали «Небесные братья», за ними — «Серый волк», «Петух» и «Кот в сапогах». Шествие замыкал «Гороховый стручок», который не шел, а скакал. Зрители аплодировали.
Дынин перегнулся через перила трибуны и встревоженно зашептал:
— А где же «Царица полей»? Где Митрофанова?
Стоявший у трибуны завхоз недоуменно поднял к ушам огромные плечи.
Обойдя полный круг, костюмированные нестройной шеренгой стали перед оркестром. Дынин с опозданием скомандовал:
— Парад, стой!
Костюмированные растерянно топнули еще по одному разу и остановились уже окончательно. Оркестр смолк.
Зрители снова зааплодировали, и чей-то папа громко предложил:
— Первую премию «Небесным братьям».
И тут стали кричать все:
— «Коту в сапогах»! — вопил младший отряд.
— «Петуху»! «Петуху»! — требовали девочки.
Дынин подозвал Валю:
— Где Митрофанова?
— Сейчас будет, — ответила Валя.
— Без сюрпризов не можете?! — Дынин был в гневе.
Валя хитро подмигнула Марату.
Марат незаметно вытащил рогатку, заложил в нее камень, завернутый в длинную шелковую ленту, натянул резину, и лента, раскручиваясь на лету, взвилась в небо.
Тотчас раздался грохот. Слега, запиравшая ворота, треснула, ворота распахнулись, железная табличка упала.
По главной аллее, уминая гравий, шел самоходный кукурозоуборочный комбайн. Его вел Митяй. Комбайн со всех сторон был облеплен деревенскими. Они были в белых рубашках и красных галстуках.
вдохновенно вопили ребята, перекрывая треск мотора.
На верхней площадке комбайна, раскланиваясь во все стороны, стояла «Царица полей». Вокруг нее, чуть ниже, расположился лагерный струнный квартет. Скрипачи и виолончелист играли усердно, но их не было слышно — так грохотал оркестр.
Перед комбайном почетным экскортом бежала стайка девочек. Да не просто бежали, а скакали через прыгалки. А впереди всех с гимнастическим кольцом, увитым лентами, скакала Нелька. На девочках и в том числе, конечно, на Нельке, были венки из полевых цветов.
Пионеры, костюмированные и некостюмированные, родители, вожатые, поварихи и оркестранты бросились навстречу комбайну.
Удивленный и довольный Дынин стоял на трибуне и аплодировал. Он повернулся в сторону Вали и поаплодировал ей персонально. Валя улыбнулась в ответ, словно говоря — то ли еще будет.
Все обступили комбайн, на вершине которого стояла «Царица полей», и дружно скандировали:
— Первая премия! Первая премия!
Дынин поспешно спустился с трибуны, взял из рук поварихи торт и, приосанившись, торжественно двинулся к комбайну. Все расступились. Но Дынин торт почему-то «Царице полей» не отдал, а понес его дальше. Все недоуменно переглянулись. Пройдя еще несколько шагов, Дынин остановился перед товарищем Митрофановым и с поклоном протянул ему торт.