Я хочу есть, - сказал Юки. Действительно, он не ел уже больше десяти часов.

Закажи в ресторане отеля, - не взглянув на него, ответил Ив. Он быстрыми движениями собирал детали. - Из номера никуда ни шагу.

Ты сам сказал, что кормят тут помоями.

Не переживай, никто еще не умер от этих помоев.

Юки передернул плечами и прошел в ванную комнату. Открыв воду, он осторожно ополоснул себе лицо, затем вытер его жестким полотенцем. В зеркале отражалось его лицо, еще носившее на себе следы побоев, но ставшее значительно более приятным на вид. Кое-где еще виднелись пожелтевшие бугры, на переносице розовела заживающая ссадина.

Закройся за мной и старайся никому не открывать, - раздался голос Ива. – Я вернусь ночью.

Я не хочу сидеть в номере! – возразил Юки, вылетев из ванной. – Я пойду с тобой.

Очень смешно, - скривился зеленоглазый мужчина.

Вовсе не смешно, - огрызнулся тот сразу же; за несколько недель, проведенных с ним, он привык вступать в спор с полуоборота.

Ты хоть понимаешь, что мне нужно достать сейчас наличные, затем отправиться в парочку злачных мест, чтобы купить оружие и документы? И что, если ты допустишь хоть малейшую ошибку, дело может кончиться весьма плачевно? Для тебя, по крайней мере. Ты ведь, сколько бы уроков не перенял у Ваалгора, не можешь знать, что тебя там ждет и как себя нужно держать.

Юки, чувствуя сердитую неловкость, скрестил руки на груди и отвел взгляд, признавая на сей раз поражение.

Если тебе станет легче, вызови пока тайку-массажистку в номер, - рассмеялся Ив, уже на выходе. – У них тут отличный массаж и минет по вполне приемлемым ценам.

Катись уже к черту, придурок, - напутствовал его Юки.

Еда, заказанная в ресторане отеля, действительно оказалась помоями. Впрочем, цена тут соответствовала качеству. Не решившись прикоснуться к засыпанной специями рыбе, Юки поел немного фруктов. Помня наказ Ива не покидать номер, Юки от нечего делать принял душ, затем увалился на кровать и принялся без интереса смотреть в телевизор ровным счетом ничего не понимая по-тайски.

За окном синева неба тускнела, по облакам разливалось багровое сияние заходящего солнца – но с наступлением вечера, город охватывало еще большее оживление, нежели днем. Даже через закрытое окно был слышен нарастающий гул, порожденный слиянием шума автомобилей, людских голосов и веселой музыки, игравшей на пляжах. Юки прислушивался к этому шуму с настороженностью; пусть он покинул территорию США, однако опасаться преследования не переставал. Застряв на полпути в Японию, он вынужден отсиживаться в номере отеля, и всякий раз – когда мимо дверей кто-то проходил по коридору – его слух тут же напрягался. Кончиками пальцев он рассеянным движением поглаживал бугорки, оставшиеся на лице от налитых некогда кровью гематом. Его не слишком радовала перспектива продемонстрировать следы побоев Акутагаве, но делать нечего – чем раньше они встретятся, тем лучше. Юки сделает все, чтобы Акутагава не сцепился из-за этого с Ваалгором.

Сами синяки Юки не волновали, более того, отчасти он чувствовал некоторое облегчение: став причиной случившихся бед – он должен был за это как-то поплатиться. Особенно остро он это осознал, услышав от Ваалгора признание о готовности Акутагавы пожертвовать ради него, Юки, всем. И все удары, которые обрушил на него Коннор Ваалгор, это была еще слишком маленькая плата за все его ошибки - поэтому он принял случившееся как должное.

Как должное! Потому что именно тогда, в тот момент, когда Ваалгор в порыве гнева рассказал ему предложении Акутагавы, Юки прозрел окончательно. Со смертельной ясностью он осознал: их любовь важнее для Акутагавы, нежели все его амбиции и властолюбие. Юки мог представить себе, какое это было унижение – прийти вот так к своему злейшему врагу, Коннору Ваалгору – и согласиться отдать все ради него, ради Юки… Только Акутагава мог быть способен на такой поступок, только он!..

О, эта безумная, отчаянная любовь, крепко-накрепко привязавшая их души друг к другу! Сильнее всякого наркотика, мучительнее любой ломки… Это было нечто невозможное – но это случилось с ним и Акутагавой. И боль от ударов Ваалгора растворялась в безграничном, бескрайнем чувстве: Юки тем сильнее любил Акутагаву, чем больнее ему было. Даже преступления, на которые тот пошел ради мести Ваалгору, не затмевали – а, напротив, делали его любовь только сильнее. Все напасти, все невзгоды походили на шквальный ветер, раздувающий пламя, вместо того, чтобы его потушить.

Перенесенные им побои открыли Юки глаза и на другую истину: ту, о которой говорил Ив, пока они летели в грузовом самолете. Он не понял мужчину тогда – или не захотел понять. Но Ив был прав, насмехаясь над его оправданиями! Юки сбежал от Ваалгора вовсе не потому что возомнил, будто у него окажется достаточно сил, чтобы остановить грядущую войну между могущественнейшими кланами мира. Нет. Он сбежал, потому что мысль потерять возможность быть подле любимого убивала его. Это было его первоочередным мотивом, все прочие только шли следом… Поведение Юки походило на непоследовательную глупость: как если бы сбежавший из застенков инквизиции мученик добровольно вернулся в руки своего палача. Но, тем ни менее, он решился…

«Мы как будто были приговорены к этой любви, - думал Юки с разрывающимся от бури чувств сердцем, – еще до нашей настоящей встречи. Или даже до нашего рождения. Приговорены вечно гореть в этом пламени. Если это рай – то здесь слишком много боли. А если ад – то слишком много сладости. И сколько бы мы шагов не сделали – мы никогда не окажемся достаточно далеко, чтобы забыть друг о друге».

Постепенно телевизор усыпил Юки, несмотря на его решение дождаться Ива в бодрствующем состоянии.

Ему снился берег, усыпанный желтоватым теплым песком. Солнце ласково грело кожу, и золотилось над поверхностью бирюзового залива, а волны, накатывающиеся на берег, тихо шуршали. Где-то позади, в зарослях буйной зелени, перекрикивались меж собою птицы. До чего тут было спокойно!.. Юки сел на песок, впервые за долгое время обретя умиротворение в душе. Он почти осознавал, что это всего лишь сон, однако наслаждался мгновением. Кажется, прошла вечность, прежде чем он стал готов ощутить свое одиночество. И, ощутив его, захотеть увидеть здесь, на кромке пляжа, следы шагов. Следы человека, дороже которого у него не было никого в мире…

Юки разбудил тяжелый, сбивчивый стук в дверь - кто-то колотил по ней кулаками так, что та сотрясалась на петлях. Довершал это истощенный женский визг, раздававшийся в коридоре. За окном тьма кромешная, стрелки часов перевалили за полночь.

Кто там? – он порывисто сел на постели, стряхивая с себя сонливость.

В ответ женщина прокричала что-то на незнакомом языке сквозь слезы, но в интонациях ее явно слышалась мольба. Юки, подбежав к двери, открыл замок и распахнул ее. На руки ему буквально рухнула заплаканная и окровавленная женщина, вся растрепанная и дрожащая от ужаса.

Помощь! Помощь! – выговорила она по-английски с сильным акцентом.

Юки, изумленный этим вторжением, успел подхватить ее, прежде чем она упала на пол. Женщина была выше его ростом и довольно крупной. У нее были европейские черты лица, темные волнистые волосы и заплаканные серо-голубые глаза, в которых сейчас застыл животный страх.

Закрой! – вскричала она вновь, тыкая рукой в сторону выхода и требуя запереть дверь на замок. – Закрой…

Молодой человек, оставив ее сидеть на полу, вернулся к двери и закрыл ее.

Что произошло? – спросил он с расстановкой, надеясь, что та его поймет. – На вас кто-то напал?

Убийца! – разрыдалась та, окровавленными ладонями прикасаясь к лицу и размазывая по щекам кровь. Судя по всему, она не только плохо понимала по-английски, но вообще в этот миг была не способна соображать.

Юки помог ей подняться и довел до кресла, затем снял трубку телефонного аппарата в номере: