Но почему Юки уверен, что без Ива им с Акутагавой не найти ответы на мучащие их вопросы? Почему Ив вдруг стал казаться таким необходимым в этом уравнении любви? Почему…

О да. Впечатление ты произвел… Выпьешь чего-нибудь? – тот направился в гостиную, для того, чтобы запереть дверь и там. Приблизившись к бару, он вопросительно вздернул бровь, Юки пожал плечами в ответ, как бы говоря, что ему все равно. Тогда Акутагава наполнил бокалы мартини и отнес их к дивану, при этом сохраняя уравновешенно-деловой вид. Посмотрев на молодого человека, напряженно застывшего посреди гостиной, он негромко проговорил: - Ты смотришь на меня как чужой, Юки.

Чужой?

Когда тут был Ив, ты больше походил на прежнего Юки. Сейчас… совсем другой.

Наверное, это потому что мне пришлось кое в чем измениться, - грустно усмехнулся Юки, мысленно прибавив к этому: «…и изменить». Судя по скорбной складке, появившейся между бровей Акутагавы, тот подумал о чем-то схожем. Они стояли друг напротив друга, разделенные несколькими метрами и не делали попыток сблизиться. Недавние жаркие объятия и поцелуй, соединивший их уста, и слова Акутагавы «прости», не разрушили стены, разделяющей их.

Сердце Юки смятенно и тяжело колотилось в груди. Вот он, Акутагава! Здесь, подле него, в этой комнате, а он застыл как истукан, не в силах сделать ни шагу. Хотелось зажмуриться и представить, что и разлуки совсем не было, что это был лишь дурной сон – а затем открыть глаза, и, чувствуя лишь любовное блаженство, броситься в его объятия. Ощутить крепость этих рук, пьянящее вино его губ, головокружительное желание слиться с ним в лихорадке любовной близости… Но вместо этого они, внутренне скованные, застыли неподвижно, то ли боясь приблизиться друг к другу – то ли еще не веря, что их встреча произошла не во сне, а наяву. И это было мучительно, невыносимо…

Юки, не зная, как разрушить охватившую их скованность, шагнул вперед, приближаясь к столику. Взяв бокал с мартини, он сделал несколько глотков, не спуская взгляда с предмета своих мучений.

Я виноват в том, что ты изменился, - утверждающе произнес Акутагава. – Ив прав. Если бы не я, то ты…

Ив не прав, - резко оборвал его молодой человек. Закусив губу, он замолчал было, однако затем прибавил: - Мы все виноваты. Все… Но я вернулся не для того, чтобы обвинять.

Акутагава поднял свой бокал и тоже пригубил его, глядя на него.

Тогда почему ты решил вернуться, Юки? – наконец-то главный вопрос был задан.

Пауза, каплей студеной воды плюхнувшаяся между ними, возникла и – к ужасу Юки – стала затягиваться. Проклятье, как же тяжело ответить!.. За прошедшие месяцы их разлуки Юки приучил самого себя сдерживать все свои эмоции, скрывать все чувства – чтобы Ваалгор не смог проникнуть к нему в душу, не смог догадать о его настоящих мыслях. Иногда ему хотелось покончить жизнь самоубийством – настолько невыносимо было для него притворяться, душить в себе стремление оттолкнуть и начать сопротивляться, оскорблять свое естество игрой по чужим правилам…

Он пришел сюда, чтобы сказать Акутагаве нечто очень важное. Но, очутившись здесь, он вдруг обнаружил, что не может произнести нужных слов. А время не замерло вместе с ними, оно продолжало бежать вперед – бежать, бежать, бежать… Все кажется какой-то несмешной карикатурой, анекдотом – настолько глупым – что ни у кого он не вызовет даже улыбки. И слова, застрявшие в горле у Юки сейчас, могли только усугубить это ощущение. Неужели он за время их с Акутагавой разлуки так привык врать, что сейчас не может пересилить себя?..

Ты спрашиваешь… - зашептал Юки, чувствуя, как уверенности в нем становится с каждой секундой все меньше и меньше. Он растерялся как ребенок, впервые оказавшийся один на один со своими страхами. – Значит, ты не рад нашей встрече?

Акутагава, услышав эти слова, вдруг отрывисто рассмеялся – но не с весельем, а сумрачно, с затаенной болью:

Я спрашиваю, потому что больше всего на свете сейчас хочу обнять тебя. Хочу почувствовать тебя… Но, узнав от Ива правду о том, что он и я с тобой сделали - я поклялся, что никогда больше ни к чему не стану тебя принуждать. Какое бы ты решение не принял, я больше не попытаюсь сломать тебя, задавить… Я не сдержался сначала, поцеловал тебя, но… Но сейчас я в твою сторону и шага не сделаю без твоего согласия. Если ты захочешь уйти – то не стану препятствовать, отпущу тебя… Так зачем же ты вернулся ко мне, Юки? Скажи мне.

Из глаз Юки побежали слезы, прочерчивая соленые дорожки на впалых щеках - это было даже больше, чем он надеялся услышать от Акутагавы. Он плакал от облегчения, а не от разочарования. Они оба столько раз ошибались, что теперь боятся сделать шаг друг к другу… И тут же он вспомнил слова Ива, сказанные тем на борту грузового самолета, когда они тайно бежали с Гавайев: «Ты говоришь, что хочешь вернуться к Акутагаве для того чтобы помешать слиянию двух влиятельных кланов. Но правда в том, что тобой движут иные мотивы, хоть ты и не хочешь этого признавать…»

Это воспоминание бросило Юки в дрожь. Он вдруг понял, почему не смог только что выдавить и слова в ответ на вопрос Акутагавы. Он не смог – потому что то, что он собирался сказать, было в действительности отнюдь не истинной причиной его возвращения. И, если он произнесет сейчас слова, полные заблуждения, то не сможет восстановить их с Акутагавой взаимопонимание. Ив видел это в нем с самого начала – что и вызывало все его циничные насмешки…

Когда я сбежал… я думал, что у меня не было выхода, - Юки тыльной стороной ладони вытер слезы. – Но потом, уже оказавшись в ловушке Ваалгора, я понял: выход у меня был. По сути дела… я просто не хотел видеть его. Возможно, меня немного оправдывают подлости Ива, которые тот совершал за твоей спиной, но… Я не хочу оправдываться и не хочу никого обвинять – ни Ива, ни тебя. Пока я был с Ваалгором, я выжидал удобного момента, чтобы сбежать. И старательно собирал всю возможную информацию, дабы больше не быть глупым простофилей, ровным счетом ничего знающим о театре теней, которым ты и Ваалгор заправляете… А когда узнал, что ты собираешься жениться на Наталии Харитоновой, то понял - момент настал.

Ты пришел, чтобы помешать мне жениться на Наталии Харитоновой? – с задумчивой ноткой поинтересовался Акутагава.

Изначально, именно так я и думал о своих мотивах. Но я здесь в первую очередь потому что всегда любил тебя и буду любить. Больше всего на свете я не хочу для тебя несчастья… И, если быть честным до конца, - Юки запнулся, к его щекам прилил румянец, - то я безумно тебя ревную. Не могу представить, что ты больше не мой… Я вернулся, потому что хочу быть с тобой…

Через миг он оказался заключен в долгожданные объятия; Акутагава целовал его нетерпеливо, жадно – как будто умирающий от жажды припадал к живительному источнику воды. Их губы - с которых слетали доселе как нежные слова любви, так и гневные слова обвинений – сейчас ласкали друг друга как будто впервые раз. Все былое, что наполняло их поцелуи ядом, ушло.

Я все еще не смею надеяться, что судьба вернула тебя мне, - выдохнул Акутагава чуть слышно, прижимая Юки к своей груди так, что у того перехватывало дыхание. – Если это сон, то я просто не хочу просыпаться, я хочу остаться в нем навечно! Ведь в этом сне ты простил меня.

Нет! Я же сказал, что ты не должен просить прощения, – отрицательно покачал головой тот, слегка отстраняясь и глядя на него с упреком.

Вряд ли ты, Юки сможешь любить меня по-прежнему, зная, что я устроил взрыв «Георгиевской звезды». И что я убил сестру своей матери, ее мужа и их сыновей – убил, чтобы они не смогли помешать моей войне с Ваалгором... Твои чувства ко мне уже никогда не станут такими, какими были прежде, - Акутагава говорил это спокойно, но в глазах у него появилась мука. – Я мог бы попытаться смягчить свою вину, рассказав о том, что пощадил малолетних внуков моей тетки и ее невесток… Но я не имею на это права. Это заслуга Такесимы и Сугавары, а отнюдь не мое великодушное снисхождение к жертвам. Эти два идиота вступились за детей и женщин, не побоявшись обвинения в предательстве – а я… Я обнаружил, что перспектива потерять последних людей, которым доверяю, для меня ужасна.