Я… Я не понимаю, почему ты просто… просто не сказал мне. Не объяснился. Почему ты делал со мной все эти вещи?.. Не понимаю! – севшим от волнения голосом проговорил молодой человек, кусая себе губы. – Все это время… Ты и я – мы! - могли бы миновать большую часть бед, если бы я знал! Но ты предпочитал играть в шарады. И, в итоге, где мы оказались? А теперь ты хочешь просто взять и уйти?

Я хочу просто сделать тебе одолжение, - все так же безразлично отреагировал Ив.

Подавись своим одолжением! Придурок! – взорвался вдруг Юки. Под натиском злости у него кончилось всякое терпение. Он толкнул мужчину в грудь со всей силы, и ему даже удалось заставить его пошатнуться. И тогда он вновь и вновь принялся пихать Ива, в сердцах крича: - Долбанный клоун! Кривляка! Чтоб тебе со своими выкрутасами провалиться!

В какой-то миг видимость равнодушия слетела с него. Сверкнув своими безумными глазами, он перехватил руки Юки, и, заведя их ему за спину, притиснул его к себе. Молодой человек оказался прижат к Иву так тесно, что у него закружилась голова. Он, шумно выдохнув воздух из легких, собрался было обрушить на того вторую порцию ругани, но его рот накрыли горячие и невероятно нежные на вкус губы Ива.

Юки задрожал, чувствуя сладостное бессилие в его объятиях. Он и не думал противиться поцелую – напротив, едва их губы соприкоснулись, как он приглашающим жестом подался напору Ива. Тот проник в него осторожно, осмотрительно, как зверь, только-только облюбовывающий себе ложе в дикой чащобе. Затем, осваиваясь, его язык начинал двигаться все более раскованно, заводя игру с языком Юки. А губы… губы Ива были такими же мягкими и дурманящими, как и тогда, в их первую и единственную ночь в школе-интернате. И, хоть сейчас Юки не находился под действием возбуждающего наркотика, все его тело загорелось от желания, наполнилось невыносимой истомой.

От Ива чудесно пахло: дурманящая смесь его естественного запаха – кожи и волос - и легкий аромат сигарет. Когда он отпустил руки Юки, молодой человек тут же запустил ладони ему под одежду, прикасаясь к сильному, натренированному телу. Юки чертовски нравилось ощущать, как это тело чувственно напрягается под его пальцами, реагируя на каждое движение, каждое соприкосновение. Как же хорошо! Именно об этом он мечтал с того дня на яхте, когда Ив отверг его. Именно этого жаждал.

Так же порывисто как и заключил его в объятия, зеленоглазый мужчина вдруг отпустил Юки из плена свои рук.

Не уходи! – выдохнул Юки.

Он задыхался. Ему хотелось сказать, как тот нужен ему, как нужен Акутагаве. Сказать Иву о том, что теперь он просто не имеет права бросить их и уйти на все четыре стороны. И, одновременно, слова казались тут лишними - инстинктивный порыв требовал отбросить все и снова прильнуть к вожделенным устам.

Чего ты ждешь от меня, Юки? – в голосе Ива проявилась искренняя боль, а его лик отразил внутреннее отчаяние. – Я все равно никогда не стану таким, каким бы ты смог меня безмятежно полюбить! И я всегда буду играть в шарады.

Юки грустно рассмеялся в ответ, отчетливо понимая, что тот говорит чистую правду.

Я знаю, - прошептал он. – Не буду утверждать, будто меня это знание радует. Я не хочу тешить себя иллюзиями, Ив. Ты тот, кто ты есть, и этого не отнимешь. Но я твердо убежден: ты должен быть со мною. ТЫ ДОЛЖЕН БЫТЬ С НАМИ.

Ив не торопился с ответом, сохраняя дистанцию между ними. И Юки осознавал: несмотря ни на что, тот может сейчас просто взять и уйти. Потому что колебания чаши весов в его душе, в конце концов, склонятся в пользу бродячей жизни с сестрой. А жизнь подле Акутагавы и Юки не наполнят жизнь близнецов свободой, к которой они так стремятся. Прося Ива остаться, он обременял его перспективой стать бессменным хранителем Акутагавы, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако нуждается ли Ив в них так же, как Акутагава и Юки – в нем?..

«Видит бог, я не и сам не знаю, что испытываю к нему, - думал молодой человек растерянно. – Все мои чувства в отношении него больше похожи на безумие… Он сам старательно затаптывал во мне всякий душевный порыв, обращенный к нему. И так поступал все эти годы! Однако в объятиях Ива мне было хорошо. Тогда, после ночи в общежитии, я влюбился в него. Не так, как в Акутагаву - но и полюбить кого-то так же, как Акутагаву, я не смогу никогда. А росток чувства к Иву… Мне казалось, что сей росток погиб во мне после того, как я узнал, кто тот есть на самом деле. Разве я мог предположить, что он прочно пустил корни в моей душе, прорастая в меня глубже и глубже? И только такой растяпа, как я, мог не заметить этого в самом себе…»

Ты? – голос Акутагавы разрушил накалившуюся от напряжения тишину. Светло-карие глаза мужчины, только что вошедшего в гостиную, испытующе впились сначала в Ива.

Вопреки всему, Юки вдруг стало смешно. В самом деле – тут было над чем повеселиться! Теперешняя ситуация с черной иронией повторяла события, случившиеся три года назад. Только тогда в самый напряженный момент вошел не Акутагава, а Юки. А Ив, с порезом на шее, валялся на полу. Не удержавшись, молодой человек тихо рассмеялся.

Что тут смешного? – поинтересовался Ив.

Да, я бы тоже хотел это узнать, - произнес Акутагава задумчиво.

Забавно, какие витки приходиться совершать судьбе, чтобы вновь бросить нас к решающему мгновению. Снова! Как будто мы не уяснили какой-то важный урок… - Юки посмотрел сначала на Акутагаву, потом на Ива. – И, я уверен, если сейчас мы опять напортачим, то впоследствии судьба вновь столкнет нас вот так. Так давайте на этот раз постараемся сделать все хотя бы чуточку лучше, чем прежде. Давайте… попробуем.

Юки протянул Акутагаве руки, призывая его к объятиям. Взглядом он умолял возлюбленного довериться ему, раскрыться навстречу. И тот, вняв мольбе, шагнул вперед, обхватывая его руками, укутывая своей любовью. После этого, Юки перевел взор на Ива, ожидая его реакции. Впрочем, Акутагава тоже взирал на зеленоглазого мужчину с немым вопросом.

Ив, еще с минуту поизображав из себя загадочного и отрешившегося от мира мыслителя, насмешливо улыбнулся. Но что означала эта улыбка - «да» или «нет» - нельзя было догадаться, пока он не заговорил:

И с чего же начнем?

ЭПИЛОГ

_Конец мая __

Доктор геологических наук Силкэн Андерсен закончила читать доклад и, поблагодарив за внимание, спустилась с трибуны Токийского университета. Внизу ее встретил куратор естественнонаучного факультета Тануки Сё, и, расплывшись в улыбке, принялся с поклонами выражать свою признательность.

Мне известно, насколько у вас плотный график, миз Андерсен! Замечательно, что вы согласились участвовать в нашем референдуме.

У меня нашлось немного времени между окончанием моих исследований в Исландии и началом работ в Тихоокеанском огненном кольце. Так что я решила вспомнить о том, что изредка следует появляться на глаза своим спонсорам, - ответила женщина, говоря по-английски, с ощутимым ирландским акцентом. – А когда состоится долгожданный фуршет?

Что, простите? – смутился куратор.

Меня заманили сюда, пообещав бесплатные закуски и выпивку, - пояснила Силкэн. Насладившись сконфуженным видом Тануки, она рассмеялась, фамильярно похлопав чопорного японца по плечу: - Не парься, приятель. Это была шутка.

Посмеиваясь себе под нос, она зашагала вдоль кресел к выходу, уже не обращая внимания на коллег и студентов, что пытались задать ей вопросы и вызвать на разговор. Торчать тут дольше, чем требовалось, Силкэн не собиралась: расписание у нее действительно было жестким. Ей уже нужно отправляться в аэропорт – и, если очень повезет, она успеет перекусить в одном из тамошних ресторанов.

Вероятность того, что Тануки Сё сочтет ее невоспитанной деревенщиной - каким-то возмутительным образом затесавшейся в ученые круги - ее нисколько не волновало. Она всегда старалась подчеркнуть, что работа для нее куда важнее всяких научных съездов, устраиваемых, в основном, для показухи. Силкэн, желая продемонстрировать свое отношение к сему референдуму, даже не потрудилась надеть что-то подходящее моменту. На ней были потертые джинсы, клетчатая рубашка и кроссовки. Вкупе с непослушными волосами, отливающими медью, и усыпанными веснушками лицу, это выглядело более чем провокационно для здешней публики. И это отнюдь не было необдуманным вызовом! Силкэн Андерсен знала себе цену – и ей было отлично известно, что экстравагантные выходки ей сойдут с рук. Ведь именно она спрогнозировала землетрясение у берегов Индонезии и последующее цунами – благодаря чему эвакуация населения прошла вовремя. Она, по заказу американской геологической службы, составила график сейсмической активности вдоль калифорнийского разлома – график, отклонений от которого пока не наблюдалось. Она, в конце концов, лауреат нескольких престижнейших научных премий…