– Слушаюсь, Верховный!

– Доставишь этого труса к его… ах да, планеру! Ты слышишь, Инмар? Я хочу, чтобы ты передал своему народу – в ночь полной луны – пусть будут готовы. Это моя милость – дать им шанс умереть с честью. Ступайте! – Дзай махнул рукой, украшенной двумя десятками перстней, и три гоблина потащили безутешного принца к фалангам.

– Ты уверен, что он успеет? – поинтересовался Акут-Аргал, когда фаланги скрылись из виду.

– Почти, – отозвался дзай, стаскивая с руки кольца. – Летающий остров недалеко, я специально его расспросил.

– А почему было не сказать ему правду?

– Правда – это знание, которое не следует выпускать из-под контроля, – возразил дзай с такими взрослыми интонациями, что гоблин не выдержал – расхохотался. – Я даже Учителям не собираюсь об этом рассказывать, – серьезно сказал мальчишка. – Впрочем, любой дзай на моем месте… – Он вздохнул. – Жалко, не прославлюсь…

– Не грусти, малыш. – Подошедший Ули-Ар хлопнул дзай по плечу, едва не сбив его с ног. – У нас найдется, чем тебя отблагодарить… Пятьсот лет назад мы зарыли под Аталетой уйму золота…

Удивленный Вайла вертел головой, глядя на хохочущих гоблинов и пытаясь понять, что же их так развеселило.

Они собрались на другом берегу реки – Джейн, Роджер, Илиси, Локар – все еще бледный, как тень, после соприкосновения с Топором Нуур, Лаа и, разумеется, Норт. Часом позже их разыскала Жанна, и с ее помощью Норт нашел сначала Тиал, а затем Уну. Тимманка была зла на весь свет, и ее первым вопросом было, может ли всемогущий программист починить ее ногу, чтобы она могла принять участие в битве. Узнав, что битва уже проиграна, она заплакала. Норт с Роджером немедленно принялись ее утешать и получили в награду за труды по набору эпитетов, на изысканном тимманском. Роджер обиделся, Норт же, который лично создавал тимманский язык, похоже, был польщен.

Тиал была без сознания, магическая ловушка, в которую она угодила, выкачала из нее слишком много сил. Однако осмотревшая ее Жанна заявила, что эльфийка поправится, и ей поверили – авторитет маленькой колдуньи среди ее друзей был необычайно высок.

Сложнее обстояло дело с Кирком. Джейн сменила уже третью повязку на обрубке руки, но кровотечение и не думало останавливаться. Норт попытался помочь, но через какое-то время сдался и просто погрузил гнома в сон, больше похожий на оцепенение. По его словам, раны, нанесенные оружием Назгулов, были задуманы как неизлечимые с самого начала.

Они провели в роще четверо суток, не разводя огня и почти не разговаривая. Наутро пятого – последнего – дня Норт сидел на камне, глядя вниз, где у реки беседовали Нуур и Лаа, и, похоже, грядущий конец света не волновал Великого Программиста. Локар подошел и сел рядом.

– Ты создал хороший мир, Артур, – сказал он, наблюдая, как медленно поднимается над горами солнце.

– Злой, – возразил тот. – Я делал игрушку, Локар, или как там тебя.

– Зови меня Локаром, я привык. Что с того, что злой? Он все равно прекрасен.

– Злой, – упрямо повторил Норт. – Я сделал злую игрушку, понимаешь? Что это говорит обо мне, о том, каков я есть, если моя любимая игрушка – злая? Я сам создал эти легенды, Священную Песню, гоблинских богов, Топор этот кошмарный. Ты знаешь, что с этим топором можно уцелеть в эпицентре ядерного взрыва? Что им можно погасить звезду? Зачем я такое придумывал?

– Чтобы развлечь детей, – сухо усмехнулся эльф. – Не терзай себя. Ты создал настоящий мир. Нельзя создать настоящий мир и быть плохим.

– Можно, – вздохнул его собеседник.

– Может быть, повторить попытку? – поинтересовался подошедший Роджер.

– Все орки стоят с оружием наголо вокруг своей драгоценной Королевы, – возразил Норт. – Уже поздно пытаться. Надо было раньше, когда они не ожидали…

– Нуур мог бы…

– Замок построен на месте Обелиска Добра, – усмехнулся Норт. – Когда-то это казалось мне забавным. Назгулу не пройти в северное крыло. Он и в западном-то был какой-то дохлый… – Великий Программист вновь повернулся к реке. Расстояние не позволяло слышать, о чем разговаривают эти двое, но по крайней мере, девочка не боялась…

– Как ты думаешь, – спросил он Локара, – в этот раз у них получится?

Локар не ответил. Проследив за направлением его взгляда, Норт крякнул и озадаченно выругался.

– Что это такое? – раздался сзади голос Уны. – Норт, это ты сделал?

Летающий Остров не плыл по небу, как обычно. Он несся, и облака, захваченные воздушными возмущениями, кружились за ним, как листья в осеннюю непогоду. И он был огромен! Люди замерли, глядя на проносящуюся в лиге у них над головой каменную твердыню, закрывшую, казалось, все небо, до горизонта. Сразу стало темно и холодно. Шли минуты, а конца этой летающей горе все не было. Остров двигался в сторону замка Верховного.

Стоящий на соседнем холме, Вайла улыбался улыбкой победителя, и Акут-Аргал хмыкнул, подумав, что впервые в жизни видит на лице дзай эмоцию, и не сомневается, что она подлинная.

Замерев на миг над замком, остров опустился вниз, ломая, словно хрупкий картон, каменные башни и проминая землю до скального основания Континента.

– Жрать хочу, – заявил вдохновленный картиной Акут-Аргал. – Правда, давайте поедим.

Ночь. Нет ни звезд, ни луны, и ничего не видно за пределами круга света от костра. Ветер шумит в кронах невидимых деревьев, да тонко кричит за рекой какая-то пичуга.

– Расскажи мне сказку, – просит Жанна.

– Ты же не любишь тимманские сказки.

– А ты нетимманскую расскажи.

– Ладно, – вздыхаю я, —попробую. Хотя рассказчик из меня…

…Значит, так, все это случилось давным-давно, еще до Освобождения, и до первой из Великих Битв, кажется, тоже. Не точно. Но уже тогда были орки и были эльфы, и не было в Кристалле двух рас, которые ненавидели бы друг друга сильнее. И вот однажды орк шел по лесу один.

Жанна слушает, полуприкрыв глаза, и вид у нее от этого какой-то обиженный.

– Не знаю, искал ли орк приключений, отбился ли от своей десятки, или просто хотел кого-нибудь убить. Впрочем, кажется, тогда у них не было десяток. Так или иначе, он услышал эльфийское пение. Он пошел на звук и вышел на поляну, где сидела эльфийка. Просто сидела и пела– они часто делают подобные глупости… ну, да ты знаешь. Что обычно делает орк, когда видит эльфа? Поднимает лук и пускает стрелу. Но в этот раз вышло иначе.

Эльфийское пение очаровало орка, хоть считается, что они полностью стоят на стороне Зла, а значит, для Добра недостижимы. Но он не выстрелил. Вместо этого он затаился и стал слушать, а потом… В общем, если ты не возражаешь, я пропущу всю романтику. Они полюбили друг друга. Ты еще не спишь, заморыш?

– Не дразнись, – отвечает Жанна. —Не сплю.

– Жаль. Ну так вот. Когда об этом узнали в Великом Лесу, они очень рассердились. Шутка ли – эльф и орк. Нашего вот Локара за орковский меч едва не прикончили, а тут такое… Они усыпили эльфийку…

– А как ее звали?

– Ну откуда же мне знать. Мне лет было меньше, чем тебе, когда я эту сказку слышала.

– А дальше?

– Усыпили и засунули ее в один из этих их целебных цветов, чтобы она забыла о своей любви. Но цветок отказался ее лечить, так-то вот. И когда она проснулась, она объявила эльфам, что уйдет из Великого Леса, если так надо.

– Трудно любить того, кого… —начинает Жанна, затем резко замолкает и осторожно косится на меня – не обидела ли. Как будто на нее можно обижаться. Я решаю ничего не замечать.

– Тогда эльфы послали стрелка, чтобы он убил орка. Должна тебе сказать, они, конечно, добрый народ, но иногда здорово перегибают палку. Причем не только в борьбе со Злом… Ну так вот. Когда эльфийка пошла на очередное свидание со своим возлюбленным, ну с орком, стрелок должен был пройти следоми выстрелить. Но оказалось, что и орк побеседовал со своими, и те тоже оказались недовольны. Я не знаю, как орки лечат своих сумасшедших, не удивлюсь, если пытками. Только орк тоже не вылечился, так как настоящая любовь… Ерунда все это, малыш. Если пытают орки, про настоящую любовь забываешь в первые несколько секунд.