— Какую парковку? — пытался понять меня дед.

— Мор-ков-ку, — уточнила я по слогам.

— А, — улыбнулся дедуля. — Не давал, ему нельзя газировку.

Стукнув себя ладонью по лбу, я накормила оголодавшего Афанасия морковкой, который словно утилизатор «сточил» всё оранжевое лакомство, и, довольный, отвалился в сон. «Всё, как и в жизни», — подумала я. «Получил своё, и я сразу потеряла для него всякий интерес, до следующего кормления».

— Внуч, тут по телевизору показывали, да и объявление в подъезде висит, что завтра будет проходить собрание в защиту нашего парка от строительства в нем Ледового дворца. Я стар уже, а ты сходи обязательно! Нечего последние деревья позволять рубить, — попросил дед Гриша, которому я не смогла отказать, хотя гораздо приятнее провела бы завтрашний вечер, рыдая под любимый романтический фильм.

Горемычно вздохнув, я печально побрела с ноутбуком на балкон, поскольку однокомнатная квартира не позволяла совмещать политические интересы деда и мои девичьи желания. Я надеялась, что обязательно смогу и расширить жилплощадь, и вставить долгожданные зубы деду, главное ведь мечтать. Только отчего то непрошенные соленые слезы, готовые вырваться наружу, уже стучались в глаза.

Выходить на работу в погожий субботний день совершенно не хотелось. Натянув на себя черную «траурную» рубашку и тёмно-синюю юбку-«карандаш», я так, чтобы меня ненароком не заметил Савелий, выскочила на улицу. Второй раз из модной схватки с нашим соседом мне точно живой не уйти.

В кабинете было подозрительно тихо. Даже обычно сидевшая за своим столом в углу комнаты Любочка отсутствовала. Всё это не сулило ничего хорошего. Я уже мысленно представляла себе, как в кабинет врывается разгневанный Пипетка и под белы рученьки выкидывает меня в коридор с последующим увольнением без выходного пособия. Накинув на плечи свой привычный белый халат, я стала ожидать часа расплаты. А он все не наступал и не наступал. Разгневанного начальства я так и не дождалась, зато была отправлена вместе с новым доктором на вызов к пенсионерке с повышенным артериальным давлением. Величественный Зураб Арменович, лет сорока от роду, родом с Кавказских гор, оказался очень приятным собеседником, со своеобразным чувством юмора.

Объезжая пробки, слушая непрекращающуюся ругань водителя Василия, мы, наконец, добрались до шестнадцатиэтажного дома в центральном районе города. Дом был построен лет десять назад, но выглядел совсем новым и обладал четырьмя лифтами. Подойдя к одному из грузовых, Зураб Арменович философски заметил:

— Как всё же удобен грузовой лифт: мебель поднять, гроб опустить, — я закашлялась, представив себе подобное «удобство» лифта, и зашла в слабоосвещенную кабину.

Подниматься нам предстояло на восьмой этаж, но лифт, доехав до третьего, подозрительно скрипнул и остановился. Прождав еще минуту в полной тишине, в надежде, что железный «конь» вновь загромыхает, поднимая нас на нужный этаж, мы осознали, что дела наши плохи, и мы по-настоящему застряли. Внезапно Зураб Арменович впал в настоящую истерику, и, раскачивая лифт, стремительно передвигаясь от стенки к стенке, стал причитать:

— У меня клаустрофобия! Я ненавижу замкнутые пространства! Что же с нами будет? — метался он, словно загнанный тигр в клетке.

Несмотря ни на что, упрямый лифт не хотел «заводиться».

— Зураб Арменович! Всё хорошо. Дышите глубже! Нас обязательно вытащат, — схватив его за руку, я стала глубо дышать носом, выдыхая ртом, пытаясь настроить врача на нужный лад.

Оценив, как грудь под белым халатом симпатичной медсестры томно вздымается в такт её глубокому дыханию, Зураб взял себя в руки и перестал паниковать.

— Надо позвонить в ремонтную службу, — быстро сориентировался он.

Достав из кармана брюк мобильный телефон, Зураб Арменович стал набирать цифры, указанные на небольшой табличке рядом с кнопками, но оказалось, что в лифте почти не ловит сеть.

— Черт! — выругался врач. — Первый день на работе и такое! — он принялся передвигаться по кабине лифта, задирая руку с телефоном высоко над головой, пытаясь увеличить наши шансы на спасение.

Надо сказать, что лифты в этом доме были сделаны на славу: высокие потолки и толстые стенки устройства не позволяли нам выбраться в шахту, хотя эта идея изначально была не совсем привлекательной.

— Залезай! — скомандовал Зураб Арменович, присаживаясь на корточки, готовый принять меня к себе на плечи.

Я непонятливо на него уставилась, и он со вздохом пояснил:

— Сейчас будем сеть ловить. В правом верхнем углу есть шанс её найти.

Скинув туфельки, я встала на импровизированную подножку из скрещенных рук Зураба Арменовича и, пошатываясь, забралась к нему на плечи, вцепившись руками в густую шевелюру врача. Смущаться из-за задранной юбки было некогда, ведь призрак свободы уже замаячил на горизонте. Гладкий материал врачебного халата нещадно скользил, и с каждым мгновением, я сползала всё ниже и ниже. Врач закряхтел, пытаясь удержать меня в одном положении. «Надо худеть», — с тоской подумала я глядя на него но, обнаружив на экране мобильного устройства целых две палочки зоны действия сети, радостно вскрикнув, стала вновь набирать спасительный номер телефона.

Не знаю, чем мы с новеньким врачом не угодили Богам, но по воле каких-то небесных сил, наш день с самого утра обещал стать провальным, поскольку с таким трудом дозвонившись, я услышала в трубке лишь механический женский голос автоответчика, сообщающий о том, что с заявками на починку лифта можно обратиться в понедельник, так как суббота и воскресенье в ремонтной конторе — выходные дни. В довершение ко всему, батарейка на моем телефоне окончательно разрядилась, а телефон Зураба, к нашему катастрофическому невезению, оказался без денежных средств на счету. На последние копейки, мы успели позвонить лишь на работу, сообщив, где находимся и в какое угнетающее положение мы попали.

За шесть часов сидения в прямоугольной кабине лифта, больше походившей из-за тяжело переносимой жары на сауну, я изучила каждую надпись на её стенах, а также успела услышать от Зураба, который стал уже родным, историю его семьи и как весело и шумно гуляют свадьбы на Кавказе, истекая слюнками при описании национального рецепта праздничного барашка.

Чувствуя, что совсем немного и на месте Зураба напротив меня я буду видеть кудрявого сочного барана, и, поняв, что паника скоро доберется и до меня, впиваясь своими острыми когтями в моё пересохшее горло, я услышала два мужских голоса и один женский по ту сторону кабины. Зураб Арменович тоже оживился, и, вскочив на ноги, стал кричать и звать на помощь.

Железо заскрежетало и, меж плотно закрытыми до этого дверьми кабины, образовалась небольшая щёлка, из которой нам в лицо ударил яркий свет камеры, после чего через проем, в лифт протиснулся небольшой микрофон.

— Мария Иванова, корреспондент «Дневных вестей», — представился женский голос. — Расскажите, как вы пострадали от безответственных действий жилищно-коммунальной службы, застряв в этом лифте посреди рабочего дня, — затараторила владелица микрофона.

— Вызволите нас отсюда, прошу Вас, — попросила я корреспондента, так вовремя оказавшегося в этом доме.

Но вместо того, чтобы приняться вытаскивать нас из «железной тюрьмы», она продолжала задавать бесперебойный поток вопросов, которые сыпались на нас, подобно обстрельному огню.

— У вас есть вода? Еда? Куда вы ходите в туалет? Бессердечные коммунальщики без еды и воды заточили в этой темнице двух слуг народа — опытных врачей, которые стремились как можно скорее выполнить свой долг, спася от смерти очередного, нуждающегося в них пациента, — неугомонная Мария не стала вдаваться в подробности о наших должностях.

А затем, выключив микрофон и ослепляющий свет камеры, обратилась к оператору:

— Всё, Жорик, Паша, материал отснят. Поехали, в горбольницу, делать репортаж о взяточниках-врачах, — бесцеремонно сказала корреспондент операторам, направляясь в противоположную от лифта сторону.