- Мало ли что скажет воробей, когда попадет кошке в лапы. А у них коготки… - Он заметил, что Сазонов вышел из пещеры, и усмехнулся: - Пускай поищет Петьку.

- Как же ты жил два дня? - все еще не могла опомниться от неожиданности Наташа. - Чем кормился?…

- Неужели ты знаешь азбуку Морзе? - перебил ее Володя.

- Немного знаю, - скромно признался Васька.

- Так это ты переговаривался с нами зеркальцем? - все больше удивлялась Наташа.

- Я, - гордо ответил Васька.

- Шифром? - В голосе Наташи прозвучало явное недоверие.

- Шифром? - недоуменно переспросил Васька. - Каким таким шифром? Просто точка-точка-тире. И все.

- А Наташа… расшифровала твои сигналы, - еле сдерживая смех, сообщил Володя.

- Расшифровала? - От удивления Васька даже затылок почесал.

- Да, - подтвердил Володя, стараясь оставаться серьезным. - Проделала тройное обращение текста и… расшифровала.

- Тройное! - растерянно повторил Васька. - Вот штука-то вышла. А я-то и сам не знал, что у меня шифр получился.

- Не знал? - продолжал допытываться Володя, украдкой посматривая на смущенную Наташу.

- Нет. - Мы эту морзянку всего месяц учили. В клубе - теоретически, на экскурсиях - практически. До буквы «гы» дошли. Потом наш физик уехал. А новый учитель не стал с нами заниматься.

- До буквы «гы»? - Наташа все еще не могла прийти в себя от изумления.

- До «гы», - подтвердил Васька.

- Почему же ты ни разу не передал нам «б» или «в»?

- А я их… - Васька смущенно замялся. - Я их забыл. И цифры забыл. Помню только… Две точки, три тире - двойку. И наоборот: два тире, три точки - семерку.

- И все?

- Хватило и этого! - с достоинством произнес Васька.

В ответ он услышал дружный хохот, настолько дружный, что и сам Васька не выдержал, рассмеялся.

Смех пленников словно хлестнул Барбоса. Всего ожидал он от них, любой отчаянной выходки, но только не этого искреннего, дружного хохота. Смех всполошил его больше, чем камень, пущенный сильной рукой из засады, таинственные световые сигналы и даже весть о том, что какой-то Петька остался на воле и собирает себе на помощь людей с собакой и карабином.. Мысли Барбоса сплелись в беспокойный клубок. Почему после появления Васьки пленники развеселились? Что за вести принес им мальчишка с воли? Чему они смеются?.. Ни на один из тревожных вопросов найти ответ не удавалось.

А гулкое эхо подхватило смех, разнесло его по просторной пещере. Из всех уголков ее откликнулись гулкие голоса.

Барбос весь напрягся, вслушиваясь в замирающий хаос звуков. Он даже на колено привстал. Уловить ему удалось всего несколько слов.

- Значит… до «гы», говоришь, дошли? - деловито осведомилась Наташа.

- До «гы», - подтвердил Васька.

И новый взрыв смеха, подхваченный многоголосым гулким эхо, надолго заглушил все остальные звуки…

«До Гы дошли!» - Барбос мучительно силился вспомнить, а где же это Гы? И что это такое: становище, гора или речка? Дошли… Значит, мальчишка шел не один? Но с кем? Может, они подстерегли Сазонова у выхода из пещеры?..

Барбос терялся все больше. Он не знал, как держать себя с пленниками. Миловидная девушка, очкастый парень и мальчишка, которого и разглядеть-то толком не удалось, казались ему чудовищами. Барбоса охватило смятение. Злоба и мстительные планы отступали перед растущим животным страхом. Отрезанный от земли гранитной толщей и запертый морем, он все меньше думал о пленниках и все больше - о собственном спасении. Только бы вырваться из пещеры. На волю! В тундре его не сразу возьмешь. Найти осторожного и выносливого человека в этом хаосе скал, зарослей и болот не так-то просто. Главная опасность - населенные пункты, железная дорога, города. Да что думать о них сейчас! Все это казалось таким далеким, почти недосягаемым. Близки и опасны оставались каменные своды пещеры, пленники и те, кто преследует его с собакой и карабином…

И снова смех прервал думы Барбоса. Васька рассказывал, как намучился он в первую ночь, проведенную с новоселами, выжидая, пока все заснут. А потом пошел и забросил свой платок в ручей. Да и в пути не зря забегал он вперед - надо же было оставлять «следы пропавшего Васьки Калабухова». Надломленные ветки никто не заметил. Зато на обложку от тетради клюнули здорово. А вчера он смастерил из веревки и выдранного из сапога куска поднаряда пращу. (Надо же было иметь хоть какое-то оружие!). А потом, подкравшись, запустил из пращи камнем в Барбоса.

- Здорово! - громко восторгался Володя, понимая, что Барбос подслушивает их беседу. - Запомнят они теперь. Надолго запомнят!

- Молодец! - также во весь голос поддержала его Наташа и тихо, уже только для Васьки, добавила: - Выдумщик. Всех всполошил своим камнем. Помнишь, Вовка, как он прогудел?..

…«Запомнят! - мысленно повторял случайно схваченные слова Барбос. - Надолго запомнят. А что?.. Что запомнят?»

Он тяжело ворочался на оленьей шкуре. Ему стало уже и жестко и тесно, даже душно. Смех и оживленный говор пленников, услышанные отдельные слова и фразы обострили его подозрительность до предела. Ему казалось, что опасность совсем близка, готова уже ворваться и заполнить сумрачную пещеру до самых отдаленных закоулков.

А быть может, она уже проникла сюда и таится, невидимая, в темноте?..

Обеспокоенный Барбос поднялся на ноги. Пленники видели его и Немого, освещенных фонарем, следили за каждым их движением. А вот что они делали в темноте - этого видно не было.

Барбос снял фонарь с каменного выступа. Подошел поближе к пленникам. Выбрал на бугристом дне пещеры местечко поровнее, поставил фонарь и вернулся к спящему Немому.

Но и это его не успокоило. Пленники сбились в плотную кучку и оживленно шептались о чем-то.

«Сговариваются!» - со страхом думал Барбос.

Он следил за ними не отрываясь, пока не уловил какое-то подозрительное движение. Новая мысль обожгла его сознание: а если задержанные разобьют фонарь? От них всего можно ожидать. Остаться сейчас в темноте!..

Барбос поднялся, забрал фонарь и поставил его на прежнее место, возле себя. А в спину его ударил знакомый презрительный смех Наташи.

Нервы Барбоса сдали, и он разразился такой руганью, что Немой проснулся и, ошалело хлопая белесыми ресницами, почтительно протянул:

- Вот это да!.. Дает!

А Барбос изливал в ругани все, что накопилось у него в душе за минувшие дни и особенно за последние часы, - и злость, и страх, и жгучее желание выбраться из проклятой каменной ловушки.

И на этот раз Тол по-прежнему уверенно взял след у костра и направился к побережью. Точно, как по проторенной стежке, повторил он путь, пройденный совсем недавно, поднялся на мягко закругленный гребень и знакомой каменной складкой спустился к берегу. Все той же ровной рысцой выбежал пес на гранитную площадку и звонко залаял на море.

Прохор Петрович и Федя стояли возле собаки, избегая смотреть друг на друга. Опять след оборвался у воды.

Первым опомнился от неожиданности Федя:

- А где же Петька?

Прохор Петрович взглянул на затихший птичий базар. Низкое ночное солнце зарумянило обращенную к берегу сторону скалы-часового, вызолотило сидящих на ее вершине бургомистров. От скалы далеко в открытое море вытянулась длинная черная тень.

По расчетам Прохора Петровича, мальчуган должен был ждать в укрытии еще не меньше двух часов.

- Заснул, возможно, - неуверенно предположил Прохор Петрович.

Федя обернулся в сторону березовой рощицы и, сложив ладони рупором, крикнул во всю силу легких:

- Петька-а!

Подождал, не спуская глаз с рощицы. Ответа не было.

- Пе-еть!..

И снова ничего, кроме легкого всплеска под обрывом.

Все стояли, чутко прислушиваясь, не откликнется ли мальчуган. Один лишь Тол беспокойно кружил по площадке.

- Пе-етька-а! - не унимался Федя. - Пе-еть!…