С этими словами волхв воткнул посох в землю. И один за другим из узловатой палки потянулись во все стороны ветви. Чтобы затем стремительно обрасти свежей зеленой листвой. А к тому времени, когда посох обратился в молодое деревце, поляна близ догорающего костра сделалась местом оргии. Супружеская верность, узы дружбы и просто пристрастия здесь были забыты на целую ночь.

Велемир тоже не остался в стороне. Успев сойтись с двумя девушками, ни одну из которых он прежде почти не знал. Разве что видел пару раз, да и то мельком.

«До чего ж все-таки разрослась… до чего же велика стала наша община, — думал парень на следующее утро, — до чего велика… и непоколебима».

Немножко стыдно признаться, но прежде я не понимал, что значит эта фраза — «идти, куда глаза глядят». Ведь человек вроде как должен заранее знать, куда пошел и зачем. Разумное существо все-таки. Просто так ничего не делает… прежде думал я. А глаза же могут глядеть и в пропасть. Так не идти же туда.

А пришло ко мне понимание только теперь. После того, как мы с Вилландом и Эдной атаковали казарму городской стражи в Краутхолле. И, несмотря на успех, та спасательно-боевая операция опрокинула к чертям все наши прежние планы. Ни о каком дальнейшем отдыхе в столице не могло быть и речи. Более того, даже покидать Краутхолл нам пришлось с боем. При моем активнейшем участии, как невидимого и неуязвимого бойца.

А о несостоявшейся оболочке моей мы едва вспомнили. Да и то лишь по другую сторону городских стен. Ее разумеется было жалко — девушку, оставленную связанной и беспомощной в углу дощатой развалюхи. Но до того ли, когда на дыбы по твою душу поднимается вся городская стража. Да и как потом оказалось, не только она. Завидная бдительность! Воякам из Эльвенстада было чему поучиться у столичных коллег.

Нам же оставалось только сокрушаться по поводу собственной глупой затеи. Вернее, глупой затеи Эдны. Собственно, и предложившей связать и оставить в укромном месте найденную нами девушку.

«Ей же вроде как самой жить надоело, — только и могла ответить разбойница в собственное оправдание, — так не все ли равно, от чего она умрет: от голода… например или повесится? А если на самом деле она только из-за блажи детской о самоубийстве думала, то вместилища из нее, один черт, не получилось бы».

Логика в ее словах, несомненно, была. И все-таки…

«Да обещал я ей, — не мог не возразить Вилланд, — что все пройдет быстро и без боли. А не долго и мучительно».

Впрочем, он тоже понимал бессмысленность этого спора.

А вздохнуть свободно мы не смогли даже вырвавшись за городскую стену. Ибо явно что-то недооценили. Может, живучесть советника и его упорство. Ну или, как вариант, возможности всех тех лиц, что были заинтересованы в пленении Аль-Хашима.

Как бы там ни было, а факт оставался фактом. Когда для стражников из Краутхолла мы сделались недосягаемыми, на охоту за нами вышли разъезды латников и даже безземельных рыцарей. Группами из трех-пяти человек они сновали вдоль тракта. А потом объявились и на всех мало-мальски хоженых дорогах.

Избежать встречи с супостатами в латах нам не удалось аж трижды. И всякий раз я тихо радовался оттого, что ни священников-монахов, ни даже символов веры при наших противниках не оказывалось. Не то бы не отбились.

После каждой схватки Аль-Хашим на разный лад сетовал об одном и том же. Что приготовил бы Зелье Невидимости… да только не из чего. И негде, по большому счету. Ибо последняя алхимическая лаборатория на нашем пути осталась в достопамятном подземелье. Где мы с Вилландом угодили в плен к призракам древней гробницы. И не выбрались бы из него, не приготовь срочно Аль-Хашим некий чудодейственный порошок.

Странно, что впрок никакими реактивами и ингредиентами старый алхимик в той лаборатории не поживился. А я-то считал его человеком ушлым. Из тех, кто своей выгоды не упустит ни за что, нигде и никогда. Сдает, видно. В силу возраста.

Вернемся, однако, к нашему бегству и стычкам с конными патрулями. Мы понимали: успех нам сопутствует ровно до первого удачного выстрела из арбалета. Если кто-то из наших противников, случайно или от смышлености, догадается снять выстрелом Вилланда, то вскоре в небытие отправлюсь и я. Если не сразу. И останутся Эдна с Аль-Хашимом по большому счету беззащитными.

А значит, расслабляться не стоит. Но куда разумнее было бы новых таких встреч избежать. Руководствуясь этим соображением, мы не столько куда-то шли, сколько спешили убраться откуда-то. А именно, с дороги, относительно широкой и людной. Вот тогда действительно нам приходилось идти, куда глаза глядят. А глядели у нас глаза в сторону мест глухих и почти ненаселенных. Где вместо дорог разве что вьются полузаросшие тропки.

Определенного успеха мы при этом достигли. И только позже выяснилось, что успех этот — промежуточный, а из огня мы угодили в полымя. А уж никак не в бассейн с шампанским. Пока же мы имели возможность порадоваться тому, что вроде оторвались от конных патрулей. Во всяком случае, к концу недели встречать их мы перестали. И даже вдалеке не видели. Как, впрочем, и людей вообще.

Очередная тропинка обрывалась посреди луга, густо заросшего высокой, чуть ли не по грудь, травой. Впереди темнел лес — расстилаясь в обе стороны, насколько хватало глаз.

Поскольку день стоял солнечный, Вилланд попробовал сориентироваться на местности. Делал он это точь-в-точь, как в учебнике природоведения: спиной к солнцу, руки в стороны, а тень указывает на север.

— Похоже, на восток нас несет, — заключил охотник, — неудивительно, что народу вокруг ни души. Дальше, говорят, вообще никаких стран и городов нет. Одни племена кочевые. Да звери диковинные. С другой стороны… хм.

Вилланд задумался, точно с трудом пытался что-то вспомнить. Да не что-то, а географию своей родины. О которой, в отсутствие карт и опыта дальних путешествий, имел не слишком точные представления. Я бы даже сказал — весьма приблизительные.

— Если на север повернем, — наконец разродился мой охотник, — то сможем попасть в Остенвинд. А оттуда и в Тергон… я надеюсь.

— Да-а-а, — с сарказмом молвила Эдна, — затягивается, смотрю, наше путешествие. Сходили, называется, в Эльвенстад и обратно.

Тем временем Вилланд продолжал говорить. Вернее, рассуждать вслух:

— Даже если повернуть… ну, чтобы на дорогу не выпереться, нечаянно и раньше времени, придется через лес идти. Хотя почему нет? Тем более, я давно не охотился… по-настоящему.

— А мне этот лес почему-то не нравится, — осторожно проговорила разбойница, косясь на зеленеющие впереди дубы, осины и березы.

— Вряд ли тамошние зверушки будут опаснее всех этих рыцарей и стражников, — полушутливым тоном парировал Вилланд, — не говоря уж об инквизиторе с его прихвостнями. И не забывай, я охотник… все-таки.

Вероятно, он все же не был так уверен в собственных доводах. Иначе не поглядывал бы на Аль-Хашима. Надеясь, не иначе, на поддержку старого и вроде бы мудрого спутника. Но тот хранил благоразумное и непривычное для себя молчание. Трезво оценивая свои знания, ограниченные областью алхимии и некоторыми вопросами колдовства. И понимая в глубине души, что мудрость и глубокомысленная речистость — как ни крути, вещи разные.

— Ну, можем хоть монетку бросить, — обескураженным тоном предложила мой охотник. И, не дожидаясь ответа, извлек из кошеля блестящий кругляш. С профилем короля на одной стороне. Да тремя маленькими и одной большой короной — с другой.

Но Эдна в ответ лишь небрежно махнула рукой.

— Ладно, в лес, так в лес, — бросила она таким же тоном, с каким преподаватель из моего мира соглашается поставить тройку опостылевшему студенту на экзамене.

Эх, если бы разбойница тогда настояла на своем… Да что там: если бы и я не стал отмалчиваться, весь такой невидимый и скромный. А сказать и мне было чего. Ибо с первого взгляда в сторону леса я почувствовал в нем некую странность. Причем странность недобрую. А когда мы подошли поближе, я смог даже увидеть ее конкретное воплощение. Своим уникальным зрением, живому человеку недоступным.