В настоящее время идет сильное разрушение ископаемого льда. Поэтому на его поверхности появляются все новые и новые остатки когда-то погребенной и замороженной флоры и фауны. Недаром Ляховские острова и прилегающую к ним часть материка называют «кладбищем мамонтов», так много здесь находят бивней и скелетов этих могучих, вымерших теперь животных. Вследствие разрушения, скопления ископаемого льда постепенно уменьшаются и даже исчезают сами острова. Береговая черта на Ляховских островах в некоторых местах отступает, по крайней мере, на полметра в год.

Острова Васильевский и Семеновский, расположенные в море Лаптевых к северу от мыса Борхая и к западу от мыса Столбового, первый раз были нанесены на карту в 1823 году, затем еще раз - в 1912 году и, наконец, были обследованы в 1936 году. При этом оказалось, что за 113 лет остров Семеновский уменьшился более чем в 7 раз, а остров Васильевский совсем растаял. Там, где его видели в 1823 и 1912 годах, в 1936 году оказалась только подводная банка (В 1948 году растаял и остров Семеновский).

Садковцы помогли участникам седовской экспедиции установить астрономический пункт и доставили их в шлюпке на наш корабле стоявший в миле от берега: подойти ближе к мысу Благовещенскому невозможно из-за мелководья. Научные сотрудники взяли с собой большую глыбу многовекового льда: они решили доставить ее для исследования в ледовую лабораторию Арктического института.

Сделав еще один гидрологический разрез западнее острова Бельковского, мы обошли остров Столбовой с востока и рано утром 12 сентября встретили «Седова». Уже три месяца на борту этого корабля плавала гидрографическая экспедиция. 200 гидрологических станций, многочисленные топографические, астрономические, гидрографические наблюдения - таков был предварительный итог его работы. Теперь «Седов» направлялся из Тикси в пролив Санникова, чтобы провести там еще несколько существенных наблюдений.

К сожалению, встреча была очень кратковременной, и нам не удалось как следует побеседовать с седовцами: мы спешили в Тикси за углем, а они торопились к Новой Сибири, где их ожидали участники экспедиции, высаженные на остров для береговых наблюдений.

В Тикси мы прибыли утром 13 сентября. Здесь нас ждали неприятные известия.

Во-первых, в Тикси не хватало угля.

Во-вторых, ледовые прогнозы, которые составлялись в начале навигации, оказались неверными.

Потепление Арктики, начавшееся с 1920 года, спутало все расчеты специалистов. До этого предполагалось, что в высоких, широтах вечно удерживается так называемая «полярная шапка» повышенного атмосферного давления - своеобразный барьер, преграждающий дорогу западным и юго-западным теплым ветрам с Атлантики. На деле же оказалось, что «полярная шапка» в эпоху потепления устойчива лишь весною. В остальные же месяцы атлантические циклоны пробивают барьер и прорываются далеко на восток - вплоть до моря Лаптевых.

И вот в августе и сентябре 1937 года эти циклоны прорвавшись сквозь барьер «полярной шапки», устремились на восток приблизительно по 80-85-й параллелям. В восточной части Карского моря начались сильные западные ветры. Они пригнали льды к Северной Земле, создали сплоченный барьер льдов в районе мористее архипелага Норденшельда и, с силой протискивая льды через пролив Вилькицкого, начали буквально забивать ими море Лаптевых. Мы сами были свидетелями могучего стихийного дрейфа, когда прошли пролив Вилькицкого кормой вперед.

В Тикси нам сообщили, что этот стихийный дрейф подхватил в Карском море целый караван кораблей во главе с ледоколом «Ленин» и выбросил его, как пробку, через пролив Вилькицкого в море Лаптевых. Сейчас этот караван находился в западне: впереди была полоса сплоченных льдов шириной в 30 миль.

Итак, ледовые прогнозы не оправдались. И все-таки их надо всемерно развивать. В Арктике нужно плавать «с открытыми глазами», чтобы в каждый момент знать, где, когда и какой встретится лед. Ледовые прогнозы должны все время проверяться и дополняться судовой и летной ледовой разведкой. Судовой разведки в 1937 году ни в Карском море, ни в море Лаптевых не было. Летную разведку выполнял только один самолет, да и то лишь в Карском море.

Что касается прогнозов, то понятно, что их составление возможно только при условии, что все суда, плавающие в Арктике, будут тщательно собирать различного рода сведения, как о льде, так и о пространствах чистой воды. Мы сами были грешны в этом отношении. Дойдя до 78°34' северной широты и 118°28' восточной долготы и встретив здесь непроходимые льды, мы не повернули на запад и не обследовали район до Северной Земли, где, по-видимому, было чисто. До сих пор остался неясным вопрос, можно ли было в 1937 году пройти из Карского моря в море Лаптевых не проливом Вилькицкого, а проливом Шокальского.

Такие моря, как Лаптевых, Ново-Сибирское и Чукотское, только условно можно назвать морями. В сущности, это только заливы Центрального Арктического бассейна. Все они совершенно открыты на север, и ничто не препятствует выносу льдов из этих морей в Арктический бассейн и, наоборот, приносу льдов да Арктического бассейна. Все это, хотя и в меньшей степени, относится и к Карскому морю.

Отсюда вытекает: пока мы окончательно не изучим центральной части Северного Ледовитого океана, до тех пор и к прогнозам нельзя предъявлять особых требований.

Теперь далеко от нас, на дрейфующем ледяном поле, работала станция «Северный полюс». Как много нового и полезного дадут результаты ее наблюдений!..

Из Главсевморпути командованию «Садко» был передан приказ - переключиться в помощь ледоколам по проводке караванов торговых судов. Но как это сделать, если угольные бункеры корабля почти пусты?

Пришлось дожидаться каравана углем, прибывавшего с верховьев Лены через пятидневку.

Тем временем на море разыгрался сильнейший шторм. Не успели мы принять уголь, доставленный пароходом «Партизан Щетинкин», как эфир принес несколько сигналов с требованием немедленной помощи.

Первым, в 9 часов утра 20 сентября, запросил помощи ледокольный пароход Малыгин»; он оставил исследовательские работы, чтобы помочь пароходам «Молотов», «Искра», «Ванцетти» и «Беломорканал» дойти до Тикси. «Малыгин» сообщал, что «Искра» получила пробоину, а остальные пароходы не справляются с имеющимися у них на буксире баржами.

Затем послышались сигналы бедствия с гидрографического судна «Хронометр», терпевшего серьезную аварию у мыса Борхая. Спешно подняв пары, мы вышли в море, чтобы оказать помощь терпящим бедствие судам. В первую очередь мы хотели направиться к «Хронометру». Но на пути был, получен сигнал бедствия от моторного бота «Челюскин», который находился ближе, нежели «Хронометр».

Погода была скверная. Девятибальный северный ветер хлестал почти непрерывными снежными зарядами. Над свинцовой маслянистой водой неслись рваные темные тучи. Гигантские валы ходили по морю. «Садко» швыряло, словно пустую консервную банку. Трудно было не только ходить по палубе, но даже стоять.

Все же кое-как удалось разыскать «Челюскин». Крохотное суденышко отчаянна пыхтело, отплевываясь от заливавшей его воды. Якорный канат натянулся, как струна. Даже при полном напряжении машины слабосильный «Челюскин» не мог хотя бы частично ослабить это натяжение. Целые горы воды обрушивались на палубу, целиком погребая под собой судно. Но потом оно снова выкарабкивалось на поверхность, мотор откашливался и продолжал работать.

«Снимайтесь с якоря, ложитесь в дрейф, - передали мы на «Челюскин», - подадим вам буксир».

Сорок минут провозились на «Челюскине» с якорем. Но брашпиль был слаб, и оторвать якорь от грунта так и не удалось. Капитану ничего не оставалось делать, как сообщить, что он сам продержится до утра и от помощи отказывается.

Мы поспешили к «Хронометру». Из Тикси прибыла радиограмма, что к «Малыгину» уже вышел буксирный пароход «Леваневский», которому было приказано спасать баржи каравана. «Хронометр» же на вызовы больше не отвечал. Это усиливало беспокойство за его судьбу, и мы старались возможно скорее добраться до мыса Борхая.