– Идут. Двое в фуражках. Не милиционеры… Пограничники вроде, – сказал я, опустив бинокль.
– Иванов, давай кого‑нибудь навстречу, пусть встретят! – скомандовал сержанту, Тонин.
– Есть! – козырнул тот, и так же пригнувшись, когда подходил, отполз к своим.
Через несколько секунд две тени вышли из ворот и подошли к подходящим фигурам. О чем был разговор я не слышал, но вернувшийся Иванов доложил, что там действительно свои. Семь человек. Трое милиционеров на машине, и четверо пограничников.
– Давай‑давай! – командовал Иванов водителю, протискивающего полуторку в узкий проем ворот.
Наконец въехав во двор, машина свернула налево и почти сразу заглохла, что позволило мне слышать редкие крики боли от сарая с раненными.
Было темно, но командира что разговаривал с майором, я рассмотреть сумел. Это был лейтенант, если судить по кубарям, и сейчас он внимательно слушал что говорит майор объясняя находку на хуторе и последствия этого. Бросив на меня быстрый взгляд, милиционер козырнул и стал командовать своими людьми.
Во‑первых их сразу посадили за стол. Они были голодны, только предупредили насчет спиртного, да и других напитков.
Во‑вторых, я попросил лейтенанта, представившимся Стоговым, помочь в обыске дома и сараев, надеясь на их опыт. Наверняка где‑то было спрятано оружие, которое нам было остро необходимо. Также, пока милиционеры и пограничники быстро ели, я попросил у Иванова, который был в курсе относительно моего назначения, четырех бойцов, желательно из деревни. Молча кивнув, он скрылся с глаз, и через пару минут около меня, стояло четверо бойцов, старшим из них был тот самый рябой, по фамилии Горин.
Дальше я развил бурную деятельность. Нарезал бойцам круг задач. Двое шарили по дому, остальные впрягали в телегу коня и готовили транспортное средство к долгому переходу, смазывая оси найденной смазкой и проверяя ступицы. После чего они должны были заняться козами и курами, подготавливая их к транспортировке.
– Подох! – ткнув стволом винтовки в старика сказал один из пограничников, сержант Слуцкий. Он только что вернулся от сараев, и сейчас был в не самом лучшем настроении.
– Держи, – сказал Курмышев, протягивая мне мой пистолет. Взяв его я спросил у Васечкина тряпочку, оружейное масло, и смахнув со стола объедки, вытащил из кармана оба запасных магазина. Тот, что упал на землю, я успел подобрать. Достав из вещмешка узелок с патронами, я снарядил магазины, после чего занялся чисткой пистолета. Стеклянная лампа стоящая на столе, давала мало света но мне хватало.
– Так это ты их? – спросил лейтенант‑милиционер, усаживаясь напротив.
Его люди вместе с двумя пограничниками уже начали обыск дома и пристроек, кроме двух погранцов сменивших Васечкина на посту, который сейчас набивал желудок на другом конце стола.
– Ну я! – хмуро сказал я. Разговаривать у меня не было никакого желания.
– Хорошо стреляешь. Ловко.
– Дядя научил, – все также хмуро ответил я.
– Он военный? – не отставал летеха. Его явно направил ко мне Тонин, прощупать кто же я все‑таки такой. Поэтому я ответил чистую правду.
– Да. Он начальник особого отдела корпуса. У него ординарец, бывший старшина осназа… после ранения дядя его к себе взял, так вот он и научил меня.
Говорил я почти правду. Дядя у меня, был родной брат матери, и должность та же, а вот со старшиной я немного приукрасил. Вместо старшины выступал родной брат отца, майор ВДВ. Причем они с батей были близнецами. Так что пострелять из оружия мне удалось немало. Как я уже говорил, наша семья не бегала от армии, так что меня начали готовить к ней, как я только начал ходить. Шучу конечно, но все равно, подготовку мне провести успели.
– Понятно! Ладно, пойду посмотрю, что там мои делают, судя по разговору что‑то они нашли, – сказал лейтенант и хлопнув по столешнице встал и поправив гимнастерку направился к дому, откуда действительно были слышны возгласы.
«Надеюсь с начальником особого отдела корпуса я не переборщил. Блин, что‑то у меня с головой, плывет все. Вроде не простыл, горло не болит, нос не заложен. Тогда что?», – на миг замерев я мысленно пробежался по себе, проверяя что не так.
Однако все было нормально, немного болели ноги, но это потому что весь день на ногах, и ныли плечи, от лямок вещмешка. А так все нормально.
«Наверное устал», – со вздохом подумал я.
В это время в круге света появилось несколько парней, шедших от сарая, они вели или тащили на себе нескольких бойцов.
– Что? – вскочив спросил я вставляя в начищенный пистолет магазин и убирая его в кобуру.
– Это те, кто самогону успел хлебнуть. Разморило их, на ходу засыпают, – спокойно пояснил появившийся Иванов, и взяв с блюда одно моченое яблоко, захрустел им.
– Понятно. Когда уходим?
– Майор сказал, как рассветать начнет.
– Да? Лучше бы немедленно, но ладно. Пойду, узнаю что там мои нашли.
Обернувшись, я смотрел на яркое пламя на месте дома. Тризна. Уходя мы подожгли все что только могли. Я был против, но майор приказал.
Раненых что побывали в руках поляков, майор «отправил» сам. Я видел как он плачет, тяжело было ему поднять на своих руку, но сами они не могли. Лейтенант Рощин сам просил, умолял майора убить их. Сам слышал. И майор сделал. Сильный мужик. Вот только седину на висках я раньше у него не помнил, не было ее.
Сзади тихо порыкивал мотор, все стояли на опушке и смотрели на дом где лежали тела наших парней. Мы не стали их хоронить, майор решил устроить тризну, сам решил, не знаю откуда он про нее узнал, но решение был правильное.
– Прощайте парни… и простите нас за все! – тихо сказал стоящий в двух метрах Тонин, и вытерев лицо, развернулся и громко скомандовал:
– Слуцкий, дозор вперед. Все, уходим!
Сержант‑пограничник, который теперь был начальником разведки, кивком показал своим на дорогу и первым ступил на нее.
Я шел замыкающим рядом с телегой, где лежал старшина, укрытый одеялом и сидела Зимина. Бойцы, которые так и не проснулись, лежали в кузове полуторки, там хватило им места. Вихров довольно щурился, шагая рядом с машиной, сжимая в руках пулемет Дегтярева, найденный в доме вместе с семью винтовками, пистолетами летчиков и других командиров, а также пачек документов военнослужащих Красной Армии.
Тогда, увидев удостоверения, лейтенант Строгов сказал, что похоже они этим и до войны занимались.
Еще раз оглянувшись, на миг замерев, я продолжил движение вслед за остальными.
Вещмешок оттягивал плечи, так как я умудрился сунуть в него каравай хлеба и большой шмат соленого сала. Поэтому немного подумав, снял его и положил в телегу у ног старшины рядом с небольшим казаном и мешками с крупой.
Сумерки в лесу стали рассеиваться, вставало солнце, показывая, что начался третий день войны.
Пройти мы успели километра три, или чуть больше, как наша небольшая колонна остановилась, и впереди возникло какое‑то оживление.
– Что там? – тревожно справил старшина.
– Не вижу. Но вроде людей стало больше, – сказал я, вытянув шею и разглядывая что там впереди. Не помогло даже вставание на цыпочки, все равно не видно. Закрывал широкий корпус полуторки, со стоящими в кузове двумя большими сейфами.
– Пойду гляну. Узнаю что там, – сказал я Середе, и посапывающей носиком Зиминой.
– Ага. Давай, – кивнул он, и немного повозившись с болезненной гримасой устраиваясь поудобнее, посмотрел мне вслед.
– Что там, – спрашивал я у бойцов, но получал тот же ответ.
«Не знаю».
Выйдя из‑за полуторки, тихо работающей на холостых оборотах, и вдохнув запах выхлопных газов, с интересом посмотрел на незнакомого пехотного капитана, который что‑то говорил Тонину, при этом активно жестикулируя.
– Это еще кто? – спросил я у Иванова, который стоял неподалеку.
– Тоже окруженцы как и мы. Из полка прикрытия границы. Они должны были усиливать пограничников. Капитан говорит что до заставы под непрерывным обстрелом с воздуха и артиллерией, смогло дойти всего около батальона. Говорил границу целые сутки держали, только вчера утром их сбили с позиций, теперь прорываются к своим.