Скинув с себя тело бойца из подразделения БАО, я доставая маузер, стал одновременно осматриваться. Моей помощи уже не требовалось, пока я барахтался под телом бойца, все закончилось. Из «эмки» свешивалось тело красноармейца, рядом на земле лежал ППД, который на моих глазах подхватил кто‑то из аэродромной обслуги. Капитан с развороченной грудью лежал в двух метрах от меня, глядя мертвыми глазами в небо. Старший лейтенант у заднего колеса полуторки, в его руках были зажаты два ТТ со сдвинутыми назад затворами. Отстреливался до последнего. Вокруг суетились бойцы и командиры, проверяя, кто жив, а кто нет. За полуторкой были слышны крики, там явно кого‑то допрашивали. Встав с помощью подскочившего бойца, на ноги, я, держа в руке маузер, пошел посмотреть, что происходит за машиной. Там оба особиста допрашивали лейтенанта, тыкая ему в рану на ноге стволом пистолета. Вернее это Кирилов тыкал, Никифоров просто орал, прижимая окровавленную тряпочку к боку. «Лейтенант» же что‑то полуобморочно бормотал в ответ.

«Допрос в боевых условиях!» – отстраненно подумал я.

Обернувшись, я посмотрел на тела десятка людей, без движения лежавших на сухой, пыльной земле. Мое внимание привлекла плотная фигура в командирском френче. Как раз один из бойцов, что осматривали и уносили куда‑то тела, перевернул его и я увидел остановившийся взгляд капитана Борюсика.

На подножке полуторки со стороны водителя сидел майор Никитин, которому капитан Смолин делал перевязку руки. Лютикова суетилась у тяжелых.

«Что я натворил?!!!» – это мысль крутилась у меня в голове раз за разом, как будто испорченная пластинка. Если бы не я, то парни были бы живы. Заметив, что продолжаю держать пистолет, дрожавшими руками я спрятал его в кобуру. И глубоко вздохнул.

– Одиннадцать убитых. Восемнадцать раненых! Это что такое? – орал комдив, который довольно шустро прилетел в наш полк на У‑2.

– У них было подстраховка, и она вступила в дело, когда с поля донеслись выстрелы, товарищ полковник, – морщась от беспокоившей его раны отвечал Никитин.

Это действительно было так. Группе немецких диверсантов, был дан приказ на мой захват. Причем пленный рассказал, что велели доставить только живым, а в случае невозможности захвата, уничтожить. Работали не в первый раз, дело знали туго, а тут из‑за меня осечка. Группа подстраховки из восьми человек была на полуторке, вот они то и вступили в бой чтобы дать уйти группе захвата. Когда поняли, что уже поздно, просто ушли, бросив одного своего, и девять наших. В результате у нас четыре трупа, один пленный и две машины. Свою полуторку диверсанты почему‑то не забрали, бросили ее недалеко в лесу и ушли пехом. А наткнулись на нее наши, только через полчаса.

Именно это и докладывал Никитин полковнику.

– А вы чего молчите? Стыдно? – грохнув кулаком по столу спросил полковник у обоих полковых особистов, которые тоже присутствовали.

Я сидел позади всех в землянке и с интересом слушал, до сих пор не понимая. Я то здесь зачем? Кроме командования обоих полков, больше никого не было.

– Документы у диверсантов были изготовлены очень высокого качества, просто отличные. Для проверки было слишком мало времени, проводная связь была перерезана до их приезда. Скорее всего ими же. Так что установить принадлежность к немецким подразделениям было довольно тяжело, – спокойно ответил Никифоров. Несмотря на рану в боку, он как и Никитин тоже присутствовал.

– Установить тяжело? А мальчишка сопливый только заглянув в документы, сразу определил что они фальшивые, это как по‑вашему? – орал полковник тыкая в меня пальцем. Видимо ему было пох, кто перед ним сидит.

Никифоров уже подходил ко мне с подобным вопросом и я подробно объяснил, как определил фальшивку, рассказав, что меня научил этому один из пограничников, когда ходили по немецким тылам. На вопрос «кто?», я осторожно сдал Слуцкого.

– Мы уже выяснили, кто научил лейтенанта определять подмену. Так что мы теперь тоже в курсе, – коротко ответил Никифоров.

– А сами значит были не в курсе? – едко спросил полковник. Он действительно переживал. Погибло на земле, не в воздухе, а на земле семь летчиков, это не могло его не расстраивать.

– Теперь знаем!

– Знают они… Выяснили причину нападения?

– Да. Их целью был младший лейтенант Суворов, присутствующий здесь. По заявке Люфтваффе, которые страдали от его полетов, был приказ выкрасть Суворова. Его фотография у них была, так что в лицо они лейтенанта знали.

– Откуда фото?

– Из газеты.

– Почему именно он?

– На счету Суворова, как сообщил диверсант, шесть сбитых асов Люфтваффе. Четыре из них имели по двадцать сбитых на счету. Так что командование Люфтваффе разозлилось не на шутку. Кстати возможно, что сегодняшняя атака на него была так же спланирована для уничтожения.

– Как они поняли что это он?.. Ах да. Единственный на нашем фронте ЛаГГ. Да тогда это все объясняет. Значит немцы объявили его врагом?

– Пока только не официально, но потом, скорее всего, объявят. Среди погибших асов был сам Хайнц Бэр «Притцль», на счету которого двадцать семь побед. Недавно он получил Железный крест, но погиб от рук нашего Суворова.

– Нечего было к нам лезть, – буркнул я тихо, у себя в углу.

– Суворов! – посмотрев на меня, сказал полковник.

– Я, – вскочил я.

– Ты ведь у нас теперь безлошадный?

– Да, товарищ полковник.

– Самолеты обещали дня через три, так что усиль тренировки, а пока отдыхай. Свободен, – чуть поколебавшись, приказал полковник.

Выйдя наружу, я только пожал плечами.

Ну на хрена я там был нужен то??? Видимо полковник имел на меня какие‑то планы, но передумал.

Осмотревшись, я зашагал к нашей землянке. Около нее на бревнышке сидела вся наша группа. Покачивающий перевязанную руку сержант Лапоть, он попал под выстрел, когда был у моего «ястребка», обернулся и увидел меня.

– Наказали, товарищ лейтенант?

– За что? – удивился я.

– Да крики полковника, даже тут было слышно, – пояснил он.

– Нет, это не меня. Кстати, он сказал, что через три дня самолеты обещали нам перегнать.

– О‑о‑о, – сразу приняли весть летчики.

– Где Сомин? – командира группы среди них не было.

– Так с ужина не вернулся. Мы‑то быстро, а он задержался.

– Ужин? Черт, а поесть то я и забыл. Если что я в столовой.

– Хорошо, товарищ лейтенант.

Обойдя штабную землянку по большому кругу, я влетел в столовую, то есть на поляну где она находиться, и спросил у поварихи:

– Где мой самый вкусный ужин на свете?

– Сейчас положим, садись пока, – сказала она с легкой полуулыбкой.

Сомина в столовой не было, поэтому пока накрывали стол, я осмотрелся. По идущей неподалеку дороге ехало два грузовика, вот они остановись у штаба и из них стали высаживаться бойцы в такой знакомой форме. У меня непроизвольно рука потянулась в кобуре. Услышав шум рядом, я обернулся, и увидел, как трое вскочивших из‑за стола летчика стояли уже с пистолетами в руках, и напряженно наблюдали за бойцами НКВД. Положив маузер рядом на столешницу, я, не спуская взгляда с прибывших, стал есть принесенный ужин. Летчики, поняв, что это свои, тоже продолжили трапезу.

После ужина я сходил к своему капониру, узнать что там с ЛаГГом, у меня все‑таки теплилась надежда, что все будет хорошо. Однако Семеныч разочаровал меня. Ремонт невозможен из‑за отсутствия запчастей, которых нет и не будет. Нужно заказывать из‑под Москвы. Так что машину только на запчасти. Да кому они нужны? Обрадовав его, что идет новая техника, я направился к Лютиковой, но она была занята, отправляла раненых в госпиталь. Развернувшись, я направился к своей землянке, где собрав учеников, к которым присоединились летчики из полка майора Запашного, направился в класс.

– Начнем с главной формулы истребителя, с которой я начинаю свои уроки, это…

– «Высота, скорость, маневр, огонь», – хором ответили ученики знаменитую формулу, которую вывел советский ас Покрышкин.