Темно-бронзовый от загара Митцу, стоя на наблюдательной площадке, очень волновался и отчаянно махал ей рукой. А когда судьи решили именно ей присудить прекрасный серебряный приз, он просто прыгал от радости.

— Я совсем старик, мисс Эйва, — сказал он потом. — Слишком устал, чтобы кататься самому, слишком нетерпелив, чтобы сладить с всезнайками, которые приходят ко мне брать уроки, но ты… Сегодня ты меня снова сделала молодым. Я горжусь тобой и собой.

Спустя два месяца после своего триумфа Эйва держала в ладонях мозолистую, обожженную солнцем руку Митцу, а сам старик прерывисто и тяжело дышал после тромбоза… Ее сердце обливалось кровью, когда она смотрела на изможденное лицо своего учителя. В ней словно что-то надломилось.

Она поместила его в отдельную палату, которую оплатила из своего скромного сестринского жалованья. Сидя возле кровати Митцу, Эйва тихо разговаривала с ним… до самого конца. У него не было семьи. Один бог знает, сколько лет он прожил в старой хибаре прямо на пляже. Единственным его другом, с которым он не разлучался всю свою жизнь, было море. Друг самый постоянный, самый верный. Эйва настежь распахнула окно в палате, когда поняла, что его последний миг уже близок. Митцу слабо кивнул седой головой и улыбнулся, услышав отдаленный шум прибоя… Это был особый, зовущий шум…

— У меня была хорошая… хорошая жизнь, — с трудом прошептал старик. — Теперь я устал и готов уйти, готов посмотреть в глаза Всемогущему, который однажды сотворил этот океан и которому по силам успокоить его одним мановением руки…

Эйва боролась со слезами. А когда старик испустил дух, она сама подошла к окну и взглянула на море. Волны горбились и нарастали, снова и снова разбиваясь в мелкую кружевную пену вдоль берега. А потом Эйва увидела ее… Самую большую волну, величественную, прекрасную, потрясающую своей мощью… Волна медленно надвигалась на берег, все больше изгибаясь и становясь все выше и выше…

— Это девятая волна, Митцу, — проговорила Эйва еле слышно.

Она обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на старика. На его загорелом лице замерло выражение абсолютного покоя.

— Девятая волна, друг мой, — повторила Эйва срывающимся голосом и, подойдя к Митцу, надвинула ему на лицо простыню. — И на этой волне будет твое имя.

Звук открываемой двери ванной вывел Эйву из состояния горько-сладкой мечтательности. На пороге комнаты в белой комбинации появилась Китти. Ее короткие волосы были взъерошены жестким полотенцем.

— Завидую тебе! — искренне сказала она, доставая из шкафа накрахмаленный халат. — Целый уик-энд будешь наслаждаться солнцем. Если, конечно, — добавила она, зябко передернув плечами, — можно наслаждаться, занимаясь серфингом.

— Ничего ты не понимаешь, Кит. Если хочешь, я тебя когда-нибудь могу взять с собой, — предложила Эйва. — Ничего страшного. Главное — овладеть азами.

— Нет уж! Когда переломаю себе все кости, жалеть уже будет поздно! — в притворном ужасе воскликнула Китти.

Эйва пожала плечами и направилась к выходу, держа в руке доску.

— Береги себя, милая подружка, а то доктор Стонтон покажет тебе, где раки зимуют!

Эйва остановилась и повернулась к Китти:

— Оставь, пожалуйста. Я для него ничего не значу.

Китти рассмеялась:

— Да ему на всех наплевать до тех пор, пока в травматологию не начинают привозить людей со сломанными костями и сотрясением мозга. Вот тогда он просто звереет. По крайней мере, я так слышала.

Эйва пыталась понять, какое это имеет отношение лично к ней и почему доктор Стонтон звереет. Но у нее ничего не получилось, и она, махнув рукой, пошла на пляж. Как она и ожидала, волны были равномерными и достаточно высокими. На пляже Эйва заметила нескольких подростков. Они смотрели в сторону бухты. Их доски были воткнуты в песок и представляли собой нечто вроде импровизированной изгороди. Эйва на секунду остановилась, глядя на них. Чего они ждут?.. Она не могла понять. Неужели трусят? Господи, волны сегодня просто замечательные!

Освободившись от халата и сандалий, Эйва понесла доску к кромке воды и, ступив в воду, побежала вперед. Когда вода стала доходить до колен, она плашмя швырнула доску на воду. Лежа животом на доске, она отчаянно загребала руками, дробя мелкие волны, которые стремились задрать нос доски и отбросить ее назад к берегу. Когда показались первые нормальные волны, Эйва быстро подтянула ноги, встала на доске на колени и продолжала грести руками до тех пор, пока бухта не осталась позади. Несколько средних волн Эйва предпочла пропустить, направляя доску параллельно, чтобы они ее не захватили. Наконец она увидела ту волну, которую ждала, и, поднявшись на упругих ногах и разведя руки, приготовилась к первому стремительному подъему.

Теперь ее несло безо всякой гребли прямо в закручивающуюся дугу волны. Вода вставала перед ней угрожающе-гулкой изогнувшейся горой. Эйва совершила маневр, вознеслась на гребень волны и стремительно понеслась вперед. Воспарила…

Брызги летели в лицо, ветер разметал волосы. Волнующая радость и возбуждение вырвались из ее груди громким смехом, который, однако, тут же оборвался… Ибо она вдруг увидела фигуру человека, который неожиданно вынырнул откуда-то слева в опасной близости от нее… Он был настолько близко, что ей пришлось круто развернуться, чтобы не наехать на него.

— Макаха!!! — донесся до Эйвы сквозь рев ветра и волн резкий мужской голос. В пелене водных брызг мелькнула голова с выбеленными солнцем волосами и бронзовой кожей лица.

От досады девушка скрипнула зубами. Какой же он гад, этот Гари Хейден! Как он посмел отнять у нее волну?!

Мимо, словно метеор, пронесся атлетического сложения гостиничный менеджер. Он пролетел на таком близком расстоянии, что Эйва стала терять равновесие. Теперь ей нужно было бороться за то, чтобы ее доску не унесло в море. Инстинктивно перенеся всю тяжесть тела на пятки, она вся напряглась в предчувствии возраставшей за ее спиной волны, в которую нужно было завернуть. Ее поднесло к берегу, и жалкая волна распалась. Утро было испорчено.

— Эй, леди, что это за осел пытался наехать на вас? — сердито крикнул Эйве, выходившей на берег, какой-то паренек с резкими чертами лица. — Мы все видели! Он украл у вас волну!

За его спиной стояли еще два парня, которые кивнули, соглашаясь со своим товарищем. Взглянув на их грубые доски, Эйва догадалась, что это, скорее всего, кустарная работа. Ясно было, что ребята не могут позволить себе настоящие гладкие доски для профессионалов.

— Что же, спасибо ребята за моральную поддержку, — сказала она, улыбаясь и откидывая мокрые пряди волос со лба. — Вы правильно оценили ситуацию. Хорошо еще, что удалось вернуться без приключений. Перспектива захлебнуться в дальних волнах мне никак не улыбается. — После этого Эйва добавила еще пару фраз на жаргоне всех серферов.

— Ого! — восторженно протянул мальчишка с песочными волосами. — Во как шпарит!

— Понятно, — сказал второй, не спуская глаз с эмблемы на груди Эйвы. — Она профи.

Эйве не могло не польстить их отношение. Она опустилась на теплый песок и, вытирая полотенцем голову и плечи, наблюдала за тем, с каким восхищением подростки рассматривают ее доску.

— Где вы научились так держаться на доске, леди? Уж конечно, не на этом дурацком пляже, да?

— На Гавайях. А этот пляж, между прочим, вовсе не дурацкий. Сегодня здесь как раз то, что надо! А вы чего ждете?

Они стали смущенно переглядываться, переминаясь с ноги на ногу. И Эйва поняла. Бедные дети! Несмотря на свой бравый вид, они явно перетрусили. Стоит ли упрекать их, подумала девушка, устыдившись своих мыслей. Их грубые доски сделаны, скорее всего, из ненадежного дерева. На таких чурбанах вряд ли устоишь в бурунах. К тому же это совсем еще пацаны. Кто знает, может им незнакомы даже азы серфинга? По крайней мере, они точно не знают, как выполняются те профессиональные маневры, которые в опасную минуту могут уберечь спортсмена от несчастья.

— Да я и не профи в общем-то, — сказала Эйва, прервав неловкую паузу. — Я работаю медсестрой в больнице Св. Екатерины.