Когда полиция стала расследовать взрыв на борту самолёта, нашла множество обрывков брошюр секты «Очищающий свет Сверхновой», а по счастливому стечению обстоятельств, видеокамера засекла человека, техника, который подсунул в самолёт неприметный саквояж с бомбой. Когда детективы схватили террориста, он тут же признался, что выполнял указание самого Гордона Макбрайда. Лидера секты арестовали, но тот на удивление легко отмёл всё обвинения от себя, и от секты. Доказал, что техник никогда не был членом организации. И смерть Кати осталась неотомщённой.

— Хорошо, Олег, я поговорю с Моргуновым.

Отлично.

Артур Никитин

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь высокие, от пола до потолка, окна, чертили золотистые многоугольники на полу — имитацию наборного паркета, а едва заметный запах леса, свежей листвы создавал иллюзию, что аромат издаёт именно нагретое дерево. Кабинет свой я любил, обставил по своему вкусу. Низкий диван, пара каплеобразных кресел из особого наноматериала, который помнил каждый изгиб тела, поэтому лежать, сидеть на них было невероятно удобно, словно находишься в невесомости. Цвет менялся под настроение. Сейчас — светло-голубая гамма, чтобы успокоить нервы. Хотя больше всего я любил оранжевый цвет. Цвет солнца.

На стеклянной столешнице низкого столика остывала пятая чашка крепкого кофе, источая резкий аромат. Бутерброды аккуратной стопкой лежали на белой фарфоровой тарелке. Нетронутые. Кусок в горло не лез. Ни мне, ни Олегу, который прилетел со мной в Москву, есть совершенно не хотелось.

— Смотри, Артур, вот это съёмка, которую сделал наш спецагент. Он проник в лагерь и смог заснять, — Громов перебросил со своего коммуникатора на панорамный экран запись.

— Это война! — внезапно обрушился объёмный резкий звук. — Это война! Очищающий свет! Очищающий свет! — скандировала толпа. — Сверхновая несёт свет очищение! Очищение! Очиститесь, братья и сёстры! Очиститесь! Спаситесь от греха!

Багровые от напряжения лица — детей, взрослых, женщин, мужчин, чёрные провалы разверстых ртов. Из которых вырывались проклятья и призывы убить всех, кто стоит на пути очистительного света. И всем надо принять его, спастись. Белые, синие, красные рубашки мужчин, платья в цветочек и горошек на женщинах.

Я подошёл ближе. Толпа словно расступилась, обволокла меня со всех сторон. Этих людей Громов готов был задушить своими руками. Я всматривался в лица, пытаясь понять, что движет ими, зачем они так кричат. И каждый звук вонзался в голову, словно раскалённый металлический штырь.

Этот человек возвышался, как валун посреди бурлящего, горного потока. Неприметный, небольшого роста, плотный, с округлыми плечами, немного сутулый, аккуратная стрижка тёмных с проседью волос. За толстыми линзами очков в чёрной анахроничной оправе — маленькие глаза неуловимого цвета. Полные губы растянула едва заметная, но совсем не злобная, улыбка. Он молчал, не двигался, лишь наблюдал. Но интуитивно каждый понимал — вот он, дирижёр, лидер. Тот, ради кого эти люди пойдут даже на казнь.

Гордон Макбрайд, лидер секты «Очищающая сила сверхновой», которая подозревалась в диверсиях на космодроме, в лабораториях. Но доказать это полиция не могла. Почему-то не могла. Если удавалось захватить живым террористов, лидер секты умудрялся доказать, что эти люди не имели отношения к секте.

Я пытался вызвать у себя отвращение, ненависть к этому человеку, но не мог. Это злило и выводило из себя ещё сильнее, чем беспомощность и бессилие перед врагом.

— Ну что, тебе всё ещё не ясно? — Громов напирал на меня.

— Ясно, сейчас обращусь к Моргунову, — сказал я.

Ждать нам пришлось долго. Но вот экран перечеркнула красная надпись — важное сообщение.      Голограмма реалистично, даже слишком,      отобразила широкое кожаное кресло с изящными загнутыми как лапы льва подлокотниками. И сильно немолодого мужчину, чей возраст увеличивал старомодный костюм-тройка. На первый взгляд из-за слишком крупного носа, нависавшего над роскошными усами, он производил комичное впечатление. Но стоило взглянуть ему в глаза, глубоко утопленные под косматыми бровями, становилось не по себе.

— Что у вас там произошло, Артур? — прогудел мужчина хрипловатым баритоном с едва заметным южным акцентом.

— Мы потеряли две ракеты, Модест, у другой повреждён двигатель. Разрушен цех завода шлюзовых аппаратов. Я пришлю отчёт.

Моргунов помолчал, потеребил изящного плетения цепочку, свисавшую из жилетного кармана. Покачался в кресле, подставив руку под тяжёлый, выпирающий вперёд, подбородок, изрёк:

— Насколько мы отстаём от графика?

— На два-три месяца.

— Это плохо, Артур. И вы знаете, как это плохо. Совет не доволен вашими действиями. Если так дело пойдёт, мы будем вынуждены прекратить финансирование вашего проекта. Может быть, нам лучше отдать наши деньги вашему конкуренту?

— Проект доктора Келли не имеет никаких перспектив. Вы знаете об этом.

— Да, знаю. Но знаю также, из-за чего он не имеет перспектив. Из-за вас, — Моргунов ткнул в мою сторону холёным указательным пальцем, на котором хищно блеснул камень в массивном перстне. — Если вы поделитесь с ним своей разработкой…

— Модест, — я едва сдерживал раздражение и досаду. — Даже, если я поделюсь ею, всё равно это слишком опасно и нереально. Это лишь теория на самом деле. А у меня… У меня выверенный, апробированный проект!

— Вы говорили, — Моргунов откинулся в кресле, ещё раз потеребил цепочку. — И пока ещё я вам верю. Но возможно, скоро я останусь в одиночестве… И буду вынужден согласиться с мнением Совета. Вы поняли, Артур?

— Да, мне всё ясно, — проговорил я, зацепив взглядом багровое от злости лицо Олега, его нервно подрагивающие губы, тут же добавил: — Модест, у полковника Громова есть предложение. Его разведчики нашли лагерь секты. И он хочет провести там зачистку.

— Это преждевременно, — Моргунов нахмурился, нервно подёргал цепочку. — Очень преждевременно. Всё, разговор окончен.

Он не простился, лишь голограмма замерцала и растаяла, как лёгкий туман под лучами яркого утреннего солнца.

— Ну, вот видишь, Олег. Моргунов — против.

— Твою мать, Артур, мне плевать, что он против! — прорычал Громов. — Я сам это сделаю! Без его благословения!

— Если сделаешь, будешь последним идиотом.

— Я понял.

Постоял мгновение, перекатывая желваки. Но потом резко развернулся и, не прощаясь, вышел, обиженно хлопнув дверью.

После ухода Олега, я ещё долго сидел, погружённый в свои мысли. И лишь резкие трели дроздов — оповещение электронного дневника, вывели меня из ступора. Перед носом повис голоэкран с расписанием дел, где недвусмысленно демонстрировалось, что я должен быть на пути к телецентр, где предстояла очередная встреча с журналистами.

Я поставил флаэр на автопилот, включив максимальную скорость, которую позволял «свободный коридор». Между стоящими мрачными стенами башнями едва не задевая крыльями, проносились летательные аппараты всех форм и размеров — от имитации китов и дельфинов до спорткаров, ретромашин, выкрашенных в кислотные цвета — ярко-жёлтые, оранжевые, электрик. Одно сходство — из дюз двигателей вырывался поток голубого пламени. Система слежения умело разводила все летательные аппараты по невидимым для людей маршрутам.

Вот уже показался телецентр, похожий на связку труб церковного органа с изящно вырезанными балкончиками-студиями на разной высоте. Когда флаэр залетел на площадку, я выскочил и ринулся внутрь: опаздывать я не любил. Пройдя пункт контроля, где меня дотошно ярко-оранжевым лучом осветил с ног до головы сканер, я направился к телестудии, уже замечая на огромных экранах, встроенных в стены, собственную физиономию. Ведущий, с пафосом, завывая рассказывал мою биографию — традиция, которую стремились сохранить телевизионщики.

«Девятнадцать лет назад никому не известный аспирант МГУ написал диссертацию. Тема его была ужасно далека от того, что интересует большинство людей. «Атлас Сверхновых». Артуру Никитину хотелось собрать информацию об этих удивительных космических объектах с самого начала наблюдения людей за звёздами. Он объездил полмира, чтобы найти легенды, сказки и воспоминания очевидцев разных эпох. Эх, если бы у меня была машина времени, — думал он. Прокатился бы я по всем эпохам.»