— Кровотечение в данный момент самое страшное… фу, всё, остановил.

— А что это она странно дышит? — прислушался тот, пока я готовил инструмент и поливал спиртом руки. Та действительно с заметным трудом дышала и булькала горлом.

— Поломанные ребра легкое пробили, оно кровью заполняется. Если в течение часа не доставить на хирургический стол, у нее нет никаких шансов.

Мельком глянув на шум приближающегося чего-то тяжелого, увидел автобус и велел сержанту:

— Тормози автобус, узнай, есть ли там врачи, а то я студент, учусь еще. Знаний маловато.

— Понял, — вскакивая на ноги, ответил он. — Я сейчас!

Сержант убежал, а в это время из оврага выбрались чумазый лейтенант и его помощник, хозяин запорожца. Судя по отчетливому запаху горелого мяса и продолжавшим вырываться языкам пламени над краем оврага, потушить машину они так и не смогли.

Оглядевшись, тот посмотрел в сторону остановившегося автобуса и удивленно на меня.

— Будет жить? — спросил у меня подошедший лейтенант.

— Шансы, несмотря на страшный вид, есть. Но чем дольше тянем, тем их меньше, — вымыв от крови руки спиртом, ответил я, после чего, используя остатки материала, продолжил перевязку. Когда я бинтовал голову, от автобуса в сопровождении сержанта подбежал пожилой кряжистый седоусый мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти на вид. Тот сразу, можно сказать с ходу, включился в работу.

Обмениваясь фразами чисто медицинского толка, мы одновременно с работой прощупали друг друга. Его удовлетворили мои знания для студента второго курса (на третий я только собираюсь поступать), я же наблюдал за работой опытного сельского фельдшера на пенсии Степана Никифоровича Степанова, в войну бывшего ротным фельдшером. Используя фактически всё, что у меня было, мы смогли закончить с основной работой, включая наложение импровизированных лубков из подручных материалов. Даже голову зафиксировали на доске, привязав ее вместе с телом. Мало ли, спина повреждена? К этому времени милиционеры смогли с помощью водителей остановившихся машин собрать носилки с помощью двух палок, срубленных в лесу, и куска брезента, и раненую и погибшего мальчика погрузили в почтовую машину, которая ехала в сторону ближайшей районной больницы. Сержант остался у места происшествия, лейтенант же поехал на мотоцикле сопровождать почтовую машину. Заодно сообщить о происшествии и известить все службы.

Степан Никифорович уехал сопровождать раненую, не забыв свои вещи из автобуса, которые ему принес водитель. А я стал собирать инструмент, убирая его в чемоданчик.

— Весь измарался, — сочувственно сказал сержант, поглядывая, как водители-добровольцы, используя ведра и лопаты, закидывают все еще дымящуюся машину землей и песком. Воды рядом не было.

— Да ничего, у меня в машине канистра с водой, отмоюсь и переоденусь. А одежда на выброс, уже не отстираешь… — щелкнув запорами чемоданчика, я спросил: — Что там с этим лихачом?

— Сгорел, так и не смогли вытащить.

— Он что, живой был? — удивился я.

— Да, когда мы подъехали, еще кричал. Потом замолк. Бак, похоже, полный был, вытекать начал, ну и полыхнуло, — обернувшись, добавил: — Всё еще потушить не могут, машину почти надвое разорвало, а всё еще горит. Думаю, в багажнике канистры были с бензином.

— Наверное, пьяный был, раз так гнал. У меня на глазах чуть в полный автобус на обгоне не врезался. Думал догнать да морду набить.

— Теперь уже не узнаем, пьяный он был или нет, — вздохнул сержант.

— Это да. Кстати, похоже, не простой человечек был.

— Почему вы так решили? — заинтересовался сержант.

— Он меня в гору на сотне обошел, и это на «Победе». Не родной движок там стоит, будь уверен.

— Товарищ лейтенант записал госномера машины и отправит телеграфом данные по погибшему, так и узнаем.

— Ну, это ваши дела.

Развернувшись, я направился обратно к машине. Поставив слегка перепачканный чемоданчик рядом с багажником, я нашел канистру и позвал деда. Нисколько не стесняясь, я разделся до трусов и, бросив испорченную одежду под ноги, велел, наклоняясь:

— Лей.

Почти сразу на спину полилась слегка теплая вода, что я набрал перед выездом. Наблюдая, как по каменистой обочине, пузырясь, течет розоватая вода, я мысленно костерил лихача-полудурка. Мало того что свою жизнь сгубил, так поломал еще двоим. Одному навсегда, другой — даже не знаю.

— Хватит. Чистый уже, — сказал дед, опуская канистру. — В одежде вещи какие есть?

— Мелочь только. Документы под козырьком в машине, — отряхиваясь от капель, ответил я. После чего взял рубаху и, намочив часть, где она была чистой от брызг крови, отмыл чемоданчик-аптечку.

Достав из чемодана свои вещи, я переоделся в шорты и футболку с рукавами. Подобрав испорченную одежду, выгреб всё из кармана и зашвырнул ее подальше в кусты.

— Садись, сейчас поедем, — велел я деду, который убирал канистру в багажник.

Перебежав дорогу шлепая сандалиями (обувь я тоже отмыл), подошел к сержанту и спросил:

— Я тут нужен?

— Да нет. Огонь стихает, вон уже и дымит меньше. Спасибо за помощь, — козырнул он, после чего протянул руку.

Пожав ее, я ответил:

— Не за что. Всего хорошего.

Вернувшись в машину, я запустил успевший слегка остыть мотор и сказал гагаринское:

— Поехали.

Как ни странно, но успели мы вовремя. Хотя начало темнеть, но мы уже въехали в город и остановились у гостиницы, где были заранее забронированы номера.

Быстро оформившись, я перетаскал вещи и, искупав дочек после дороги, заставил их поесть, потом сам принял душ и через полчаса уложил их спать.

Утром, пока мои завтракали в столовой рядом с гостиницей, съездил в аптеку и обновил запас лекарств почти всех видов, что использовал (в дороге может пригодиться, как я убедился), даже перевязочный материал закупил и два жгута. Тот, что у меня был, уехал вместе с пострадавшей девушкой. После этого торопливо позавтракав, пригласил своих в машину, вещи уже были собраны.

Дальнейшая дорога заняла куда меньше времени (и прошла на удивление благополучно), мы оставили Киев сильно левее и продолжили путь к Москве. Приехали ближе к обеду следующего дня.

Проехав пол-Москвы я, наконец, свернул в родной двор и заглушил хорошо потрудившийся мотор.

— Ой, как тихо стало, я уже привыкла, что только едем и едем, — воскликнула Тома.

— Вылезай, балаболка. Дарью Михайловну я уже предупредил, так что наверху нас ждет праздничный обед. Давайте бегите, а я вещи начну носить.

Когда я закончил с переноской всего багажа и запер машину на стоянке, мои уже успели устроиться в квартире. Дед, напевая, принимал душ, бабушка помогала Дарье Михайловне накрывать на стол, Тома с Лидой смотрели телевизор в зале, а младшие или играли с новыми игрушками, что я привез из Франции, или бегали по квартире, заглядывая во все углы. Не изменилось ли чего, пока их не было.

— Уф-ф, вроде всё, — пробормотал я, укладывая последний сверток в прихожей. Я перетаскал снизу, а укладывают пусть женщины. Тут всё их, кроме моего и общего чемодана дочек.

Дед вышел из ванной в моем халате, поэтому, воспользовавшись заминкой — сестры не успели среагировать — я занял душ, пообещав, что быстро.

Когда после душа прошел в кабинет в запасном халате, дед сидел там на диване и листал подшивку газет.

— Это что такое? — спросил он, указав на небольшую коробку размером полметра на полметра с надписями по-французски.

— Мини-бар, он же холодильник. Привез из Франции. Хочу установить в кабинете вон в ту нишу в шкафу и замаскировать. Буду хранить там спиртное, не в общем же его держать, куда у дочек есть доступ?

— А в этот, думаешь, не залезут?

— В этот точно нет, — уверенно ответил я, проходя к столу и садясь за него. — Он на встроенный замок закрывается.

— У тебя такой только один в наличии? — с деланным безразличием спросил дед. Я с подозрением посмотрел на него, предчувствуя, что меня сейчас будут грабить.