Даже на скамье подсудимых Калиостро нисколько не изменил своей роли мага, прорицателя и посланника высших сил, более того он использовал зал заседаний суда как трибуну для пропаганды своих взглядов. Современник граф Беньо иронически писал: "Мэтр Тилорье устремился на защиту чудес. Впервые под сводами Дворца правосудия раздавалась речь о таких вещах, как подземелья Мемфиса и лабиринты пирамид, откуда вышел герой". Главный бой в суде шел между двумя основными обвиняемыми: графиней де ла Мотт и графом Калиостро, на которого она хотела перевалить всю тяжесть своей вины. Авантюристка пускалась во все тяжкие, начиная от истерик, топанья ногами, визга и площадной брани и кончая тем, что однажды метнула в Калиостро горящую сальную свечу или даже зажженный факел; Калиостро держался невозмутимо и с большим достоинством, произнося возвышенные и прочувствованные речи. Не только выступления Калиостро в суде, но и "борзое перо" мэтра Тилорье, создававшее от имени Калиостро велеречивые послания, например уже упоминавшийся "Мемориал графа Калиостро", сделали свое дело: его популярность неслыханно возросла.
31 мая 1786 года парижский парламент, рассматривавший дело в качестве высшей судебной инстанции, собрался на заключительное заседание. Оно продлилось шестнадцать часов. Судьи отдавали себе отчет в том, что их решение приведет к серьезным политическим последствиям. На кону стоял вопрос о подсудности "священной" монаршьей особы. Оправдать кардинала — значило морально осудить королеву. Счесть поведение кардинала неуважением к Марии-Антуанетте — значило отомстить за нее и восстановить ее честь.
Суд решил эту дилемму. Калиостро был оправдан. Был оправдан и кардинал Роган. Это снимало с него обязанность приносить извинения королеве. Зато впоследствии кардинал подписал письменное обязательство вернуть долг ювелирам Бёмеру и Бассанжу из доходов с одного из принадлежащих ему аббатств, однако разразившаяся через три года революция, национализировавшая все имущество духовенства, сделала невыполнимыми эти обязательства. Жанна де ла Мотт была признана виновной и приговорена к пожизненному тюремному заключению. К пожизненной каторге заочно приговорили и ее супруга, скрывавшегося в Англии. Суд постановил пожизненно изгнать из страны Рето де Виллета, а в отношении Николь Леге судебное преследование прекратить.
На следующий день во внутреннем дворе тюрьмы Саль-петриер графиня де ла Мотт была подвергнута унизительной процедуре бичевания и клеймения каленым железом: на ее плече выжгли "V" — начальную букву от французского слова voleuse (воровка). Но через год при невыясненных обстоятельствах осужденная совершила побег из тюрьмы, явно подстроенный, и перебралась в Англию. Там она написала свои мемуары под названием "Оправдательная записка графини Валуа де ла Мотт, писанная ею самой", увидевшие свет в 1788 году (и затем переизданные уже после Великой французской революции в 1792 году как один из документов, изобличающих прогнившую королевскую власть), где она всячески очерняла королеву; утверждая, например, что в ночной мгле парка Рогану являлась Мария-Антуанетта собственной персоной и что это их тайное свидание было далеко не единственным; а спустя некоторое время якобы бросилась в Темзу и утонула. Но есть версия, что самоубийство было инсценировано, а на самом деле авантюристка под именем графини де ла Гоше уехала в Россию, где окончила свои дни в весьма преклонном возрасте.
Настоящего триумфа удостоился Калиостро, который вышел из Бастилии на исходе того же дня, около полуночи.
Несмотря на поздний час и на то, что накрапывал дождь, за подъемным мостом его ждала многотысячная толпа. Здесь были поклонники, братья-масоны, но были и просто парижане, видевшие в нем невинного человека, сумевшего вырваться из цепких лап королевской полиции. "Великого Кофту" подхватили на руки и так несли до самого его дома, где люди оставались до утра, издавая восторженные крики и провозглашая здравицы в честь Калиостро. Но на следующий день король издал указ, согласно которому Калиостро должен был в 24 часа покинуть Париж и через три недели уехать из Франции. Пришлось магистру перебраться в пригород Парижа Пасси и собирать немногочисленные оставшиеся пожитки. Ведь при аресте жандармы изъяли многие ценности, а вместе с ними пропали и крупные суммы денег, и ценные алхимические препараты, и оборудование. Выручил энтузиазм его поклонников, собравших ему на прощальном обеде в Сен-Дени 13 июня 1786 года 500 луидоров "на дорожку".
Как пишет Каграманов, "дело об ожерелье, однако, на этом не закончилось. Граф дела Мотт, скрывавшийся где-то в Англии от разыскивавших его там французских полицейских агентов, внезапно дал о себе знать. В пространном письме, опубликованном лондонской газетой "Морнинг кроникл", он заявил, что, если не будет "восстановлена справедливость", ему придется предать гласности некие письма, обладателем которых он, по счастью, является и которые откроют "всю правду". О том, что это не была пустая угроза, свидетельствует последовавшая реакция Версаля. Известно, что в конце 1786 г. оттуда прибыли в Лондон две высокопоставленные придворные дамы, имевшие задание выкупить упомянутые письма. Среди аккредитованных в Версале иностранных дипломатов ходил слух, что письма эти были написаны королевой и что их удалось вернуть за 4 тыс. луидоров".
Тюрьма Бастилия в Париже. Неизвестный художник
В 1793 году, когда бывшую королеву Франции допрашивал общественный обвинитель Фукье-Тенвиль, "дело об ожерелье" всплыло на допросах. Но ненавистная народу "австриячка" все упорно отрицала, и следствие так и не узнало правды. А затем обвиняемая взошла на эшафот, и эту тайну она унесла с собой в могилу.
Есть предположения, что королева не только и вправду состояла в переписке с кардиналом через посредницу дела Мотт, но знала и о маскараде с участием Николь Леге, чуть ли не сама затеяв его, и даже встречаются утверждения, что на самом деле Мария-Антуанетта получила ожерелье, расплатившись с де ла Мотт его частью! В заметке В. Бегичевой "Утаенная улика" (опубликованной в журнале "Чудеса и приключения" (ЧиП) 6/2003) говорится следующее: "В 1871 г. при разборке фундамента разрушенного по постановлению Парижской коммуны королевского дворца Тюильри, где в 1789–1792 годах безвыездно жили Людовик XVI и Мария-Антуанетта, рабочий Огюст Долот наткнулся на зарытый в подвале зимнего сада дворца железный ларец с тремя королевскими лилиями на крышке. Находку доставили в Министерство внутренних дел, где в присутствии всего кабинета министров во главе с Адольфом Тьером полицейский префект Парижа извлек из ларца множество драгоценных камней и — сомневаться было невозможно — знаменитое ожерелье королевы!.. Можно представить себе растерянность членов кабинета министров и самого Адольфа Тьера, авторитетного историка Французской революции: на и без того небезупречную репутацию Марии-Антуанетты ложилось еще одно темное пятно. Обнаружение ожерелья в подвале Тюильри делало казненную революционерами королеву соучастницей воров…
Наконец решение было найдено. О находке приватно известили живущую в Амстердаме представительницу французского королевского дома в изгнании принцессу Амалию Бур-бонскую. Бурбоны еще менее, чем правительство Тьера, были заинтересованы в обнародовании материалов, компрометирующих "королеву-мученицу"… Ей и были переданы найденные в тюильрийском подвале драгоценности, включая и знаменитое ожерелье королевы. Публичного скандала таким образом удалось избежать…"
По поводу смысла и финала этой запутанной истории Каграманов делает свои выводы: "Может быть, между королевой и кардиналом были какие-то особые отношения, с которыми оказалась непосредственно связанной и кража ожерелья. Вполне возможно, что Мария-Антуанетта, "мадам Дефицит", как ее за мотовство прозвали в народе, действительно пожелала приобрести ожерелье втайне от расчетливого Людовика XVI. Не исключено и то, что сластолюбивый и сребролюбивый Роган непрочь был как-то смошенничать в этом деле, поставив под удар второстепенные фигуры. Что касается Калиостро, действительно имевшего неограниченное влияние на Рогана, то он, скорее всего, был посвящен во все тонкости аферы и, возможно, пытался дирижировать ею, преследуя свои собственные цели: например, скомпрометировать Марию-Антуанетту и потом как-то этим воспользоваться. Наконец, графиня дела Мотт, судя по всему, первоначально была чьим-то послушный орудием, но затем смешала все карты и повела собственную игру. В общем, загадка похищенного ожерелья так и осталась загадкой".