— Вы о Билли, да?
Челси рассеянно пожала плечами, удивленная, что он еще спрашивает.
Старая копилка в форме медвежонка по-прежнему стояла на кухонном столе, но, подняв крышку и заглянув внутрь, Челси увидела, что деньги, хранившиеся там на случай непредвиденных коммунальных расходов, исчезли. Вместо них лежала записка следующего содержания:
Я тебе должен. Билли.
Перегнувшись через ее плечо, Зик взял записку.
— Сколько? — отрывисто спросил он.
— Пятьсот долларов.
В звенящей, пронизанной невысказанным возмущением тишине хруст записки, смятой кулаком Зика, нагонял страх.
— Брат взял у вас деньги?
— Они… для этого и предназначены. Я держу эту сумму на всякий случай. Для друзей… для всех, кому эти деньги могут понадобиться.
Пораженный ее простодушием, он швырнул смятую записку на кухонный стол. Челси наблюдала за этим движением, полным чисто мужского нетерпения, со смешанным выражением удивления и настороженности на лице.
Несколько секунд он не сводил с нее взгляда, после чего заговорил слегка охрипшим голосом.
— Вы что, подпускаете к себе первого встречного и помогаете, чем можете?
Уловив скрытый смысл вопроса, она почувствовала, как сердце забилось с удвоенной силой.
— Я пока не понимаю, почему бы мне этого не делать, — ровным тоном ответила она.
Сильными руками он схватил ее за плечи, приподняв так, что ей пришлось встать на цыпочки.
— Да потому, что это опасно и глупо, черт побери! Разрешать любому пользоваться своей квартирой, когда вздумается… держать деньги в копилке на кухонном столе…
— И это все? — Мгновение их глаза — карие, с золотистым отливом и зеленые — смотрели друг на друга, потом Зик вздохнул и опустил ее на ноги, но плеч из своих рук не выпустил.
Всем своим существом вплоть до кончиков пальцев она ощущала его прикосновение, причем ощущение было таким острым, как если бы он обнимал ее по-настоящему. Ее взгляд упал на мокрую полотняную рубашку, под которой угадывались очертания каждого мускула, каждой впадины его крепкого тела. От дождя его волосы сделались еще темнее, а карие глаза необычного золотистого оттенка светились нежностью и страстью, их взгляд завораживал так же, как взгляд других глаз, в которые ей приходилось раньше заглядывать. Но эти завораживали больше, нехотя признала она.
Зик Норт сексуально привлекал ее, привлекал так, как ни один из тех мужчин, с которыми сводила ее жизнь.
— Что еще предложите?
Она заставила себя посмотреть ему прямо в лицо. Его блестящие, цвета жженого сахара глаза, потемневшие от страсти, горели вызовом, от которого у нее перехватывало дыхание. Не предложила ли она больше того, что сказали ее слова? Да и хотела ли?
— Чашку кофе, — бесстрастно отозвалась она. От этих слов на лице у него промелькнула сложная гамма чувств, отражавших неопределенность связывавших их отношений. Между ними воцарилась многозначительная тишина. — Не так уж и много, — добавила она с кривой усмешкой.
В его глазах появилось выражение, понять которое она не могла, как ни старалась.
— Может, найдется человек, который возьмет куда больше того, что вы хотите ему дать, Челси.
Сердце Челси учащенно забилось. От его рубашки веяло сыростью и теплом разгоряченного тела мужчины, который, стоя по колено в грязи, менял спущенное колесо под проливным дождем. Если бы он сейчас поцеловал ее, она почувствовала бы запах дождя, тепла и того едва уловимого сложного аромата, который исходит от возбужденного мужского тела. При мысли об уже однажды пережитом удовольствии ее дыхание перехватило, тело сладко заныло в ожидании его поцелуев.
Медленно, словно совершая несколько отдельных, не связанных между собой движений, он выпустил ее из объятий, убрав сначала одну, а потом другую руку.
— Вы предложили кофе, — пробормотал он. — И я, по-моему, принял это предложение, а?
Стараясь скрыть мимолетное разочарование, она шагнула в сторону и, повернувшись к кухонному столу, взяла банку кофе и фильтры. Он смотрел, как она налила воду в кофеварку, расставила кружки, заглянула в холодильник и достала картонку портера пополам с элем.
Он не двинулся с места. Рука Челси дрожала, ее слишком властно влекло к этому мужчине, чтобы она могла оставаться безучастной перед напором невысказанных чувств, которые то захлестывали ее с каждым вздохом, то отступали. По спине у нее медленно побежали мурашки.
— Вы замерзли, — внезапно сказал Зик. — Вам нужно переодеться во что-нибудь сухое.
— Да. Я…
— Вы здорово вымокли, пока шли от джипа к дому. — В его голосе сквозили грубоватые нотки, которые, будучи профессиональным музыкантом, она сразу уловила и отметила про себя, словно неожиданную вариацию при исполнении хорошо знакомой мелодии.
Челси внимательно посмотрела на него. Он промок куда больше нее, под влажной рубашкой, прилипшей к груди, рельефно выступали мышцы его крепко сбитого тела. Под тем же дождем, что и она, он менял спущенное колесо, в то время как она стояла в его куртке, шел под тем же дождем, что и она, но, казалось, не обращал никакого внимания ни на дождь, ни на холод, не сводя с нее пристального взгляда золотисто-карих глаз, в которых читались одновременно и страсть, и самообладание.
Он ни за что не позволит себе потерять самоконтроль, решила она. Даже перед лицом неодолимой страсти, которая влекла их друг к другу подобно двум разноименным полюсам. Может, этим и объясняется ее безотчетное желание затронуть какие-то более чувствительные струны его души, не ограничиваясь обычным знакомством, каким он с самого начала, видимо, представлял себе их отношения.
Однако задавшись целью пронять Зика Норта, она сама напрашивалась на неприятности. Но увлечение им, захватившее ее, было куда сильнее осторожности. Челси это знала, как знала наверняка и то, что в создавшейся ситуации дело не кончится банальной чашкой кофе или вежливым прощанием.
— Если хотите, у меня есть рубашка, которая, возможно, вам подойдет. Это одна из старых рубашек Рэя.
— Рэя? Вашего босса? — Она кивнула. — Того самого, что держит у себя дома рояль на случай, если у вас возникнет желание на нем поиграть, когда вы там остаетесь?
В вопросе слышались ревнивые нотки. Впервые в ее взрослой жизни ревность ей льстила. Зик Норт лишил ее душевного покоя, подобного ощущения она не испытывала с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать лет. Но это не имело ничего общего с порой невинной юности.
— Да, — ответила она. — Того самого Рэя. Мы с ним подружились, когда мне было восемь лет. Он не будет против, если вы наденете его рубашку.
Мгновение он пристально смотрел на нее, потом тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя осторожное недоверие, и снова покачал головой.
— Как скажете.
Несмотря на все сомнения и колебания, которые крутились у нее в голове, ее сердце екнуло, когда перед мысленным взором стали один за другим возникать образы того, что она хотела предложить этому мужчине — мужчине, с которым была едва знакома. Ей хотелось дотронуться до него… провести пальцами по теплой, туго натянутой коже рук, по подбородку, прижаться губами к багровому синяку и смахнуть капельки дождя с волос…
Челси закрыла глаза, неимоверным усилием воли отгоняя эти образы, приказывая себе прислушаться к голосу здравого смысла. Она даже не знала, хочет ли он ее, и как себя поведет, если она предложит ему нечто большее, чем чашку кофе или старую рубашку. Не говоря ни слова, она вышла из кухни и направилась к себе в спальню.
Челси переоделась в старые джинсы и зеленый свитер, но, когда дело дошло до фланелевой рубашки Рэя, немного заколебалась. Наконец, все еще не зная, собирается он переодеваться или нет, она схватила красную рубашку в клетку и принесла ее в гостиную.
Голый по пояс, держа в руке скомканную мокрую рубашку, Зик Норт стоял рядом с ее старым пианино и пристально глядел в окно, за которым занимался рассвет. Услышав ее шаги, он круто обернулся. Его невольное движение было естественным в сложившейся ситуации, но по тому, как напряглись его плечи, Челси поняла, что он так же, как и она, испытывает сильное желание. У нее перехватило дыхание, хотя она вряд ли могла объяснить, почему. Если говорить о внешности, то, слов нет, он красив. Однако если бы любой из полудюжины красивых мужчин, бывших ее друзьями, снял рубашку у нее в гостиной, она едва удостоила бы его взглядом, не говоря уже о том, чтобы задуматься о нем всерьез.