Меркиты во главе с Тохтоа-беки не способны были ни к чему, кроме набегов и грабежей. На слабых они нападали в одиночку, а натыкаясь на противника посильней, стремились консолидироваться с более могущественными соседями. При этом Тохтоа-беки не знал никаких принципов морали, его воины могли по нескольку раз в год воевать то за одних, то за других, и наоборот. Обитая на краю степи и тайги, меркиты в случае опасности отсиживались за таежными хребтами, терроризируя тамошние немногочисленные охотничьи племена, при этом умудрялись совершать набеги и в сторону собственно Монголии, и на запад — в пределы Дешт-и-Кипчак, доставляя немало хлопот обитавшим там канглам и кимакам. В конце концов они «доигрались», интригуя против всех. Остатки некогда могучего племени, загнанные на территорию нынешнего Центрального Казахстана, были почти полностью уничтожены туменами Субэдэя и Джучи.

Особенно драматично складывалось положение племени татар. Этот народ населял земли, непосредственно граничащие с империей Цзинь, и испытывал на себе со стороны последней постоянное давление. С одной стороны, татары были ближе всех к цивилизованной стране, что позволяло им вести насыщенный товарооборот с чжурчжэнями, и атрибуты китайского повседневного обихода были не редкостью в татарском обществе, будь то ткани, бытовые принадлежности или оружие. Но чжурчжэни, как истинные «имперцы», проводили вечную в таких случаях политику — «разделяй и властвуй». Так, они держали на границах с татарами войска, которые регулярно вторгались в их владения, угоняя людей и скот, и одновременно имели сношения с кераитами и монголами, которые за жалкие подачки готовы были нанести татарам удар с севера. В данном случае уместно вспомнить совместный поход кераитов и кият, в результате которого погиб прославленный воин татар Мугэджин-Сэульта. А ведь именно на него рассчитывал Елюй Люгэ в своем желании отложиться от Цзинь и создать в Манчжурии независимое государство Восточное Ляо.

И еще. В степи было множество мелких лидеров, считающих себя полновластными хозяевами небольших племен и обоков. Эти лидеры порой называли себя «нойонами», «багатурами», «тайши», а один из них — Джамуха из племени джарджарат — на короткое время даже возложил на себя титул ryp-хана Степи. Но, несмотря на свою личную храбрость, все эти перечисленные выше ханы, «ханские дети», «прославленные воины», «сэчены» в лучшем случае оставались лишь тактиками в ведении бесконечных междоусобных войн, целью которых было — получение сиюминутной прибыли, персоналиями в высшей степени аморальными, способными на самое низкое предательство. В их число входил и Тогорил — Ван-хан, кстати, христианин несторианского толка. Крест, носимый Ван — ханом с гордостью на груди, ни к чему высокому его не обязывал, а представлял собой амулет, которым Ван-хан в самый ответственный момент своей жизни попросту пренебрег.

Целью этой племенной верхушки было личное обогащение себя и своего ближнего порочного круга, да безжалостная эксплуатация одноплеменников. Добавим к этому вопиющее безразличие подобных Ван-хану правителей к своим женщинам и детям, которых они, спасая свою жизнь, часто бросали на милость врагу[1], что само по себе говорит о чрезвычайно низком моральном облике этих индивидуумов. Но этот образ жизни был законом степи и другого никто toe предложил.

Однако при данных закостенелых и изживающих себя родоплеменных отношениях должны были появиться новые лидеры, могущие взвалить на свои плечи тяжкую ношу создания единого монгольского государства. И это случилось. «Постоянно находились отдельные люди, которых тяготила дисциплина родовой общины, где фактическая власть принадлежала старейшинам, а прочие… должны были довольствоваться второстепенным положением. Те богатыри или витязи, которые не желали мириться с необходимостью быть всегда на последних ролях, отдалялись от родовых общин, покидали свои курени и становились „людьми длинной воли“, или „свободного состояния“… Судьба этих людей часто была трагичной: лишенные общественной поддержки, они вынуждены были добывать себе пропитание трудоемкой лесной охотой, рыбной ловлей и даже разбоем (курсив мой. — В. 3.). Но в последнем случае гибель их была неизбежна потому, что в степи скрыться некуда. С течением времени они стали составлять отдельные отряды, чтобы сопротивляться своим организованным соплеменникам, и искать талантливых вождей для борьбы с родами и родовыми объединениями. Число их неуклонно росло и наконец в их среде оказался» [2, с. 164] некогда нищий униженный сирота, но из знатного рода борджигин монгольского племени Кият, сын убитого вождя Есугей-багатура и правнук общемонгольского хана. Звали этого «сироту» Тэмуджин.

Тэмуджин во времена своих злоключений познал предательство ближайших родственников по отцовской линии и потерял практически все, чем владел его далеко не бедный родитель. Вращался в среде таких же, как он, «людей длинной воли», и это принесло конкретные результаты. Главное, вокруг Тэмуджина в течение нескольких лет появились люди, воистину обладающие уникальными организаторскими и военными способностями. Стоит их перечислить. Это «первые нукеры» Тэмуджина, его «маршалы» Боорчу и Джэлмэ, его братья Хасар и Бельгутай и, наконец, костяк командного состава будущей монгольской армии: Борохул, Джэбэ, Хубилай, Хуилдар, Джарчи, Чилаун, Мухали и, конечно же, Субэдэй, которого еще в молодости за отвагу на поле брани наделили ко многому обязывающим званием «багатура» и которому посвящено данное исследование. Позже под знаменами Чингисхана появятся новые полководцы, их имена заставят трепетать врагов, но Субэдэй, переживший трех великих каанов и несколько регентств, вместе с Елюй Чуцаем поднявший монгольскую государственность на недосягаемую для всех тогдашний царств высоту, навсегда останется главным полководцем и дипломатом Империи.

Звезда Субэдэя-багатура как военачальника засверкала во времена Чингисхана и не померкла после смерти создателя монгольского государства. Еще в течение двадцати с лишним лет, уже без Потрясителя вселенной, Субэдэй одерживал победы в различных частях известного его современникам мира. Высокоорганизованные ведомые им армии кочевников, сформированные, кстати, из представителей разных племен, просто пересекали Евразию из конца в конец, наводя трепет и ужас то на востоке, то на западе. Только благодаря Субэдэю, его ратоводческой деятельности, Монгольская империя обрела свои максимальные размеры в конце третьей четверти XIII века, превратившись в самое большое государство из когда-либо существовавших.

Вместе с тем Субэдэй — личность загадочная и даже закрытая, современная энциклопедическая наука попросту забыла о нем. Энциклопедии выдают о Субэдэе минимальное количество информации, а например, в таком издании, как «Сто самых великих полководцев», ему уделяется всего несколько строк. В то же время существует ряд монографий и статей, посвященных тем историческим деятелям, которых Субэдэй просто гонял по просторам континента, будь то хорезмшах Мухаммед, князь Даниил Галицкий, половецкий хан Котян, Бела, король Венгерский, или князь Черниговский Михаил и многие, многие другие. Да бог с ними, энциклопедистами. Главное в том, что нет ни одного серьезного научного исследования, в центре которого находился бы Субэдэй, хотя справедливости ради надо заметить, что в трудах, посвященных Чингисхану и эпохе монгольских завоеваний, о нем можно найти достаточно много информации. Основными источниками для нас в раскрытии темы являются «Сокровенное сказание монголов» и «Юань гни (Официальная хроника династии Юань)»).

Не стану перечислять всех высказываний современных авторов о Субэдэе (их достаточно много) и приведу только некоторые из них, как «за» монгольского воителя, так и «против». P. Груссе называет Субэдэя не иначе как «храбрый Субутай»… ближайший соратник Чингисхана, лучший ратоводец «всей эпохи монгольских завоеваний» [3, с. 70]. Лео де Хартог сообщает, что «Субэдею… было суждено проявить свои исключительные способности в экспансионистской внешней политике Монгольской Империи» [4, с. 167]. Л. Н. Гумилев выделяет его из всех полководцев того времени — монгольских, китайских, русских, центральноазиатских [5, с. 480] — и особо подчеркивает, что «Субутай — замечательный стратег» [5, с. 402]. По P. П. Храпачевскому — Субэдэй помимо полководческого таланта обладал еще и выдающимися дипломатическими способностями [6, с. 329]. Эпитетами «несравненный» и «гений» [7, с. 296, 363] награждает Субэдэя Эрежен Хара-Даван.