Это случилось в Хуаресе, куда Вилья вернулся после победы у Охинаги.

Однажды в дом, где остановился Вилья, ворвался высокий англичанин.

Представ перед Вильей, он вызывающе спросил:

— Вы знаете, кто я такой?

— Мне думается, сеньор, что вы некий Бентон, о котором мне говорили.

— Он самый. Я — Уильям Бентон, хозяин поместья «Санта Гертрудис». Вы меня ограбили. Я пришел потребовать возврата своих земель.

Бентон был одним из крупнейших помещиков в Чиуауа, тесно связанным с семьей латифундистов Террасасов. Как и другие помещики, Бентон жестоко относился к пеонам, нещадно эксплуатировал их.

Когда Вилья освободил Хуарес, Бентон бежал через границу в Эль-Пасо. Узнав, что его земли заняты пеонами, Бентон стал призывать правительство США к интервенции против Мексики, но американское правительство тогда не считало возможным пойти на такой шаг.

Потеряв терпение, Бентон угрожал лично расправиться с Панчо Вильей.

— Я не побоюсь, — разглагольствовал он за бутылкой виски в барах Эль-Пасо, — встретить этого грязного мексиканского бандита и застрелить его, как бешеную собаку.

Бентону, убившему на своем веку немало непокорных пеонов, казалось обычным делом выполнить свою угрозу. Именно для этого возвратился он в Хуарес и явился теперь к Вилье.

Верные люди Вильи давно уже следили за Бентоном, поэтому его появление не было неожиданным для командующего Северной дивизией.

Спокойно выслушав Бентона, Вилья ответил ему:

— Почтеннейший, ваши земли принадлежат крестьянам, которые на них трудятся. Я знаю, что вы англичанин, и не желаю вступать в конфликт с вашей страной. Поэтому я готов уплатить за ваши земли столько, сколько вы за них уплатили при покупке, но при условии: вы оставите Мексику и никогда сюда не возвратитесь.

— Чтобы я продал мое поместье и уехал? Ну нет, сейчас я тебе заплачу за мои земли…

Бентон выхватил пистолет, но присутствовавший при разговоре Фьерро вовремя успел выбить оружие из его рук.

Вилья улыбнулся.

— Амиго Фьерро, отведите этого буяна в холодную. Пусть он там успокоится, а потом решим, что с ним делать.

— Тебе дорого это обойдется! Я подданный Британской империи!

Когда Фьерро возвратился, Вилья спросил его:

— Что же нам делать с этим нахалом?

— Генерал, он недостоин снисхождения. Бентон помогал деньгами и оружием Уэрте. Он пытался убить вас. За все эти преступления он должен заплатить жизнью.

— Ты прав, амиго Фьерро. Бентон — англичанин, но разве это спасает его от ответственности? Почему мы должны быть беспощадны к помещикам мексиканцам и прощать помещиков иностранцев?

Так возникло «дело Бентона», вокруг которого американская печать подняла неистовый вой. Газеты требовали, чтобы правительство США использовало его расстрел как повод для интервенции в Мексику.

Правительство США потребовало от Вильи объяснений. Оно пыталось доказать, что Бентон был расстрелян «без суда и следствия» и это якобы свидетельствует о господстве в Мексике беззакония, анархии, об отсутствии гарантий для жизни иностранцев. Такие рассуждения должны были служить оправданием для интервенции в Мексику.

— Кто осудил на смерть Бентона, генерал? — спросил Вилью американский консул в Хуаресе.

— Армия революции, выражающая интересы народа, мистер, — ответил Вилья.

Однажды Вилья позвал к себе Джона Рида.

— Скажи мне, Джонни, какого черта ваши газеты и правительство подняли такой вой по поводу этого Бентона? Когда Бентон и ему подобные убивали мексиканцев, ваши газеты молчали. Когда же Бентон получил по заслугам, они так рассердились. Ведь Бентон даже не американец, а англичанин. Чего же так волнуются твои соотечественники?

— Все это потому, генерал, что у нас газеты и правительство, власть находятся в руках таких же бентонов — капиталистов, помещиков, миллионеров. Они считают, что если вы сегодня наказали английского помещика Бентона, то завтра вы сможете наказать и американских бентонов. У них тоже имеются поместья в Мексике. Между прочим, генерал, что вы решили ответить на ноту американского правительства?

— Ничего, Джонни. Я договорился с Каррансой, что он будет отвечать на всякие там ноты. Я не дипломат и могу еще напутать. Так что ты поезжай к Каррансе и расспроси его, если это тебя интересует.

Джон Рид поехал в пограничный город Ногалес, где находилась тогда ставка «первого вождя». Вот что сказал Карранса Риду по «делу Бентона»:

— Соединенным Штатам я заявил, что дело Бентона их не касается, Бентон был британским подданным. Я дам ответ посланцам Великобритании, когда они явятся ко мне с представлением от их правительства. Почему их ко мне не присылают? Англия в настоящее время имеет своего посла в Мехико, который принимает приглашения Уэрты на обед, снимает перед ним шляпу и пожимает ему руку! КогДа был убит Мадеро, представители иностранных держав сразу слетелись сюда, как коршуны на труп, и стали выслуживаться перед убийцей, потому что у них была здесь горсточка подданных, мелочных торгашей, занимавшихся грязной коммерцией. Убийство Бентона произошло из-за злобного нападения врага революционеров на Вилью… И вот что скажу я вам: если Соединенные Штаты решатся на интервенцию, воспользовавшись этим ничтожным поводом, их интервенция не даст им того, на что они рассчитывают. Она вызовет войну, которая, помимо других последствий, породит глубокую вражду между Соединенными Штатами и всей Латинской Америкой, вражду, которая подвергнет опасности все политическое будущее Соединенных Штатов!

Встретив решительный отпор со стороны Каррансы и Вильи, американские империалисты не решились вторгнуться в Мексику с севера. В Вашингтоне сочли более удобным начать интервенцию в районах, которые еще контролировал Уэрта.

Уэрта всячески выслуживался перед своими американскими хозяевами. «Соединенные Штаты, — писала в 1913 году в своем дневнике жена американского поверенного в делах в Мексике Шонесси, — могут сделать с Уэртой все, что им заблагорассудится. Всякого рода дела о концессиях, всевозможные требования возмещения убытков, накапливавшиеся десятилетиями, могут быть решены к полному нашему удовлетворению». Эта же дама не без удовлетворения отмечала, что «американская интервенция в Мексике — Это неоспоримый факт, хотя со стороны США и не было произведено ни одного выстрела».

И тем не менее Уэрта не оправдал надежд американских империалистов. Будучи «врожденным» предателем, Уэрта готов был служить не только Уоллстриту. Предательство стало для него своего рода спортом, Утром он клялся в верности американскому послу, в обед обнимался с японским представителем, а вечером за бутылкой коньяку в каком-нибудь притоне столицы принимал очередной куш от немецкого разведчика и заверял его в своей приверженности кайзеру Вильгельму.

Не прошло и года, как правящие круги США убедились, что Уэрта «ненадежен». Его «крестный отец» посол Вильсон к этому времени был отозван. Отношения между Вашингтоном и Уэртой стали портиться. Американское правительство рассчитывало, что вооруженная интервенция в районе, контролируемом Уэртой, не только не встретит с его стороны серьезного сопротивления, но «образумит» его, поставит на место, заставит повиноваться хлысту дяди Сэма.