В письме, адресованном своему другу генералу Хеиаро Амескуа, Сапата писал в феврале 1918 года: «Мы много выиграли бы и выиграло бы дело человеческой справедливости, если бы народы нашей Америки и все нации старой Европы поняли, что дело революционной Мексики и дело свободолюбивой России — дело всего человечества, высшие цели всех угнетенных народов мира. Здесь, как и там, имеются крупные помещики, алчные, свирепые и бесчеловечные, в течение ряда поколений эксплуатировавшие широкие массы крестьянства, подвергавшие их неслыханным пыткам. Здесь, как и там, закрепощенные люди, люди с еще не проснувшимся сознанием, начинают пробуждаться, приходят в движение, выступают в качестве мстителей… Обе, революции направлены против того, что Лев Толстой называет «величайшим преступлением»: против гнусного присвоения земли, которая, являясь собственностью всех людей, как вода, как воздух, была захвачена кучкой могущественных людей, опиравшихся на вооруженную силу армий и несправедливость созданных ими законов».

Пролетарии всего мира, писал далее Сапата, восхищаются русской резолюцией. Они были бы также солидарны с мексиканской революцией, если бы знали ее цели.

Сапата, друг Великой Октябрьской революции, стал еще более ненавистным мексиканской буржуазии и ее вождю Венустиано Каррансе. Флирт Каррансы с рабочими давно уже кончился. Использовав «красные» батальоны для разгрома армии Вильи, Карранса теперь выступил против революционных рабочих. Он бросал в тюрьмы наиболее сознательных из них, запрещал забастовки.

Правительство всеми мерами пыталось помешать созданию революционного союза рабочих и крестьян. Опыт русской революции показывал, что именно такой союз может привести к победе трудового народа над эксплуататорами. До сих пор крестьянские вожди Сапата и Вилья не отдавали себе отчета в этом, но теперь, по крайней мере, один из них увидел в большевиках своих братьев и союзников. Надо во что бы то ни стало воспрепятствовать ему пойти по пути Ленина. Если правительство не в состоянии подавить крестьянское движение, то оно может его обезглавить. Сапату надо убить! К такому выводу пришли в Чапультепекском дворце. Генерал Гонсалес получил указания действовать.

Но легко сказать — убить Сапату, трудно, почти невозможно это выполнить. Сапата, как и Вилья, недоверчив и скрытен. Он окружен преданнейшими, неподкупными товарищами. О его местопребывании ничего не знает Гонсалес. Да нелегко найти и человека, который согласился бы совершить такое злодеяние. Пабло Гонсалес давно безрезультатно искал убийцу. Ему удавалось иногда подкупить кого-нибудь из людей Сапаты и заставить дезертировать, но никто из них и слышать не хотел о том, чтобы стать убийцей Эмилиано Сапаты. Это было бы равнозначно самоубийству, а предатель — трус, он думает в первую очередь о том, как бы спасти собственную шкуру. У него мало охоты рисковать, даже если за голову крестьянского вождя правительство обещало награду в 100 тысяч песо.

Но коль скоро убийцу нельзя найти среди людей Сапаты, то в рядах армии Пабло Гонсалеса имелось немало готовых на всевозможные преступления головорезов. Одним из них был полковник Хесус Гуахардо, которому более подходило имя не Иисуса, а Иуды-предателя. Гуахардо был пьяницей и вором. Даже Пабло Гонсалес был вынужден отдать его под суд за изнасилование малолетней девушки — дочери влиятельного помещика. Гуахардо вовсе не улыбалось попасть за решетку. Поэтому он и решил спасти себя от тюрьмы, предложив своему начальнику совершить невозможное — убить Сапату.

Почти всю ночь совещались Гонсалес и Гуахардо в казарме города Куэрнаваки. Под утро Гуахардо оставил своего начальника и направился в помещение, где содержался под стражей пленный офицер из войск Сапаты — Эусебио Хауреги, приговоренный к смерти. Именно в это утро его должны были расстрелять.

Заявив охране, что по приказанию генерала Гонсалеса он лично расстреляет пленного, Гуахардо вывел Хауреги из казармы и повел в соседний лесок — к месту казней.

Гуахардо вытащил пистолет, но не выстрелил.

— Жаль мне тебя пускать в расход, Хауреги. Ты сражался за идею, а не за деньги. Такие люди нужны родине. Да и сам я вроде смертника: генерал Гонсалес предал меня суду по ложному доносу одного помещика. Мы называем себя революционерами, но командуют у нас по-прежнему те, у кого большие деньги. Все это я понял только тогда, когда сам стал жертвой их интриг.

— Полковник, я не женщина и не нуждаюсь в утешениях. Вы меня привели сюда для того, чтобы расстрелять. Я готов встретить смерть. Выполняйте приказ.

— Нет, Хауреги, я не собираюсь убивать тебя. Я хочу, чтобы ты мне помог. С каррансистами мне уже не по пути. Я не собираюсь гнить в их тюрьмах. Если ты мне поможешь, я спасу тебе жизнь и помогу бежать.

— Чем смертник может помочь своему палачу? Выполняйте приказ!

— Очень просто: я написал письмо генералу Сапате, обещай передать его по назначению, и ты свободен.

Хауреги согласился. Гуахардо передал ему письмо, адресованное Сапате, и отпустил его.

Вскоре Хауреги пробрался к своим и вручил Сапате письмо Гуахардо. В нем подручный генерала Гонсалеса писал, что, попав под суд, решил повернуть оружие против Каррансы и перейти на сторону Сапаты. «Мне надоело проливать народную кровь и сражаться за помещиков и продажных политиканов, — писал Гуахардо. — Под моим командованием находится батальон в 800 человек. Все они преданы мне и последуют моему примеру. Жду ваших указаний, генерал. Приказывайте, я буду повиноваться».

Сапата знал, что нельзя доверять продажному вояке. Ведь на совести Гуахардо было немало преступлений, совершенных против беззащитных крестьян штата Морелос. Но, находясь в окружении, Сапата не мог медлить в выборе своих союзников. Кроме того, он полагал, что переход Гуахардо на его сторону будет сильным ударом по позициям Каррансы. К тому же, если Гуахардо ненадежен, то его солдаты были такими же простыми крестьянами, как и его, Сапаты, люди. Они могут со временем стать хорошими борцами за народное дело.

Тем не менее Сапата потребовал, чтобы Гуахардо предварительно доказал свою искренность. В войсках Гонсалеса служил некий Барсенас, переметнувшийся от Сапаты в лагерь врагов. Его отряд чинил жестокие расправы над крестьянами. Сапата потребовал от Гуахардо ликвидировать головорезов Барсенаса. Гуахардо повиновался. Он только попросил Сапату направить к нему своего доверенного человека, который мог бы подтвердить, что он выполняет полученный приказ. Когда посланный Сапатой человек прибыл к Гуахардо, тот напал на головорезов Барсенаса, разоружил их и расстрелял. Хотя сам Барсенас успел скрыться, расстрел участников его банды вполне убедил Сапату в том, что полковник Гуахардо действительно порвал с Каррансой. Ведь за такую расправу он рисковал поплатиться своей головой.

В эти же дни генерал Гонсалес начал новое наступление на позиции Сапаты и захватил горное селение Хонакатепек. Сапата приказал Гуахардо освободить это селение. Гуахардо выполнил и, этот приказ. Его батальон отбил Хонакатепек. Как выяснилось впоследствии, во время боя солдаты обеих сторон стреляли больше в воздух. И все же в результате боя было несколько сот убитых и раненых.

Только после этого Сапата решил встретиться с Гуахардо. Встреча состоялась в начале апреля 1919 года близ селения Тепальсинго. Было условлено, что Гуахардо явится на встречу в сопровождении только 30 человек. Но он привел с собой весь батальон под тем предлогом, что его преследовали войска Гонсалеса. У Сапаты это подозрений не вызвало. Приняв в дар от Гуахардо молодого жеребца, Сапата договорился вновь встретиться с ним на следующий день в асиенде «Чинамека». Там новый союзник обещал передать ему амуницию. Когда Сапата вернулся в штаб-квартиру, расположенную в деревне Лос-Патос, к нему пришла незнакомая индианка. Она заклинала Сапату не доверять Гуахардо.

— Гуахардо — предатель, — уверяла индианка, — об этом мне сказал мой муж. Он служит денщиком в штабе генерала Гонсалеса. Он просил предупредить вас.