В начале 1881 года (по другим источникам — в апреле или октябре 1881 года) в руки полиции попал

В. П. Дегаев, выгнанный за неблагонадежность из Морского кадетского корпуса. Из Дома предварительного заключения семнадцатилетнего Владимира однажды привезли в охранку к Судейкину. Их диалог со слов В. П. Дегаева записала член Исполнительного комитета партии «Народная воля» А. П. Прибылева-Корба:

«Я знаю, что вы мне ничего не скажете,— обратился он к нему,— и не для того я позвал вас, чтобы задавать вам бесполезные вопросы. У меня другая цель относительно* вас. Я хочу предложить'вам очень выгодные условия. Ваше дело будет прекращено, ваша виновность будет забыта, если вы мне окажете существенную услугу.

— Как! — воскликнул с негодованием юноша.— Вы хотите из меня сделать шпиона! Кто дал вам право говорить мне подобные вещи? — крикнул он, выходя из себя.

Но Судейкин остановил его. Началась игра кошки с мышью, столь любимая Судейкиным.

— Вы даже не выслушали меня, а уже рассердились,— заметил он, самоуверенно улыбаясь.— Не думайте, что я предназначаю вас на роль шпиона или предателя. Я не решился бы на это из уважения к вашей семье; и по вас вижу, что вы слишком благородны для таких ролей. То, что я вам предлагаю, заключается в следующем: правительство желает мира со всеми, даже с революционерами. Оно готовит широкие реформы. Нужно, чтобы революционеры не препятствовали деятельности правительства. Нужно их сделать безвредными. И помните, ни одного предательства, ни одной выдачи я от вас не требую» [276].

А. П. Прибылева-Корба

Что знал тогда Судей-кин о семействе Дегаевых, неизвестно. По описаниям мемуаристов эту очень дружную семью отличал дух тщеславия. Глава семейства, Наталья Николаевна Дегаева, дочь известного историка и писателя Н. А. Полевого, насаждала культ «исключительности» своих детей.

В доме царила атмосфера необычности и чрезвычайности. Все были высокого мнения друг о друге и готовились стать знаменитостями. Старшая дочь считалась талантливой актрисой, и от нее ожидали громкого успеха, по ней, с ее слов, страдал не кто-нибудь, а выдающийся революционер П. Л. Лавров. Младшая дочь, по мнению семьи, была незаурядной пианисткой, двум сыновьям предназначалась романтическая карьера на революционном поприще, поэтому в дом приглашались руководители «Народной воли». Отзывались они о салоне мадам Дегаевой сдержанно[277]. «Семья эта была ни дурна, ни порочна,— писала А. П. Прибылева-Корба,— но чего ей абсолютно недоставало — это твердо установившихся принципов и знания тех границ, на которых устанавливается чуткая совесть или гордое самоуважение. Она являла собою зыбкую почву и не могла дать русскому революционному движению закаленного борца за свободу; она дала ему человека способного, предприимчивого, деятельного, но тщеславного, лишь посредственно смелого, принимавшего участие в опасных предприятиях частью из тщеславия и, может быть, также из любви к чрезвычайному, столько свойственному всему семейству Дегаевых» [278].

Юный Дегаев решил_ч что сможет перехитрить Су-дейкина и заодно весь Департамент полиции, войти к ним в доверие и принести партии такую же пользу, как народоволец Н. В. Клеточников, проникший в штат III отделения. Член Исполнительного комитета «Народной воли» С. С. Златопольский дал согласие, и В. П. Де-гаев йачал действовать. В январе 1882 года Судейкин, рассчитывая получить сведения о заграничных членах Исполнительного комитета партии «Народная воля», отправил Дегаева в поездку по Европе. По дороге в Швейцарию Владимир остановился в Москве, где благодаря его неумелой конспирации в руки полиции попали многие народовольцы [279]. В Женеве В. П. Дегаев встречался с эмигрантами.

Известный революционер Л. Г. Дейч писал о В. П. Дегаеве: «Приехавший юноша имел вид гимназиста или кадета старшего класса. Он был чистенько одет, имел открытое, неглупое выражение лица и произвел на меня, на Веру Ивановну Засулич и других моих близких симпатичное впечатление»[280] . В. И. Засулич писала в воспоминаниях: «Если Судейкин хотел нравиться Володе, то до некоторой степени он этого достиг: Володя считал его очень умным, смелым, изобретательным.

— Сколько бы он мог сделать, если бы был революционером!— помечтал раз Володя. (...)

— Вот вы говорите, что он умен,— сказала я.— Предположим, что вы также умны, но он, по меньшей мере, вдвое старше, в десять раз больше людей видел и лет 10 только о том и думает, как революционеров уловлять,— ну как же можно допустить, чтобы при этих условиях вы из него пользу извлекли, а не он из вас? Что мы с вами не можем придумать, каким образом он ее извлекает, это ничего не значит» [281].

В начале мая 1882 года Дегаев вернулся в Петербург из заграничного вояжа и не сумел обмануть Судейкина рассказами об эмигрантах. Эмигранты, наслышанные о ретивом инспекторе охранки, из осторожности не пожелали вступить с Владимиром в деловые связи. Засулич писала, что Судейкин встретил В. П. Дегаева словами: «„Полноте, Владимир Петрович, довольно мы с вами друг друга морочить старались! Ни вы мне никогда не верили, ни я вам,— так лучше перестанем “,— и отпустил Володю без всяких преследований. Сергей Кравчинский, когда я рассказала ему об этом, даже похвалил Судейкина» [282].

Хватить Судейкина, торопившегося упрочить свое положение в столице, было не за что. Поступок его продиктован голым расчетом. Инспектор охранки понимал, что из Владимира быстро хорошего агента не сделать, что он слишком молод и глуп. Полупод-росток-нолуюноша, недоучка попробовал играть в Клеточникова. В Клеточникове отсутствовало тщеславие, он показал пример абсолютного самоотвержения, отдал себя за свободу, за жизни товарищей по партии. Клеточниковыми рождаются. Клеточников — это редкостное сочетание душевных качеств.

Не все народовольцы считали, что В. П. Дегаеву удалось никого не выдать [283]. Наверно, он никого и не выдал и, уж во всяком случае, не желал этого. Профес

сиональные ищейки из охранки установили за ним простейшее филерское наблюдение, и все, с кем он встречался, попали в поле зрения полиции. Разгром московских народовольцев был полный, большинство из молодых людей вскоре погибли в тюрьмах и на каторге.

В декабре 1883 года В. П. Дегаев навсегда покинул Россию. Некоторое время он жил в Стокгольме, затем в Париже, удачно играл на бирже, встречался с приезжавшими к нему братом и сестрами, посылал в Россию верноподданнические прошения о разрешении вернуться на родину, писал в газетах маленькие статейки, в 1900-х годах состоял корреспондентом реакционной газеты «Новое время» в США, в 1913 году занимал должность секретаря русского консула в Нью-Йорке. Далее следы его теряются. Те сведения о его жизни в 1883—1913 годах, которыми мы располагаем, дают основание предположить, что, не поспеши прогнать

Судейкин Дегаева-младшего, из него со временем вырос бы незаурядный провокатор.

СТАРШИЙ БРАТ

О неудавшемся провокаторе можно было и не вспоминать, если бы не его старший брат Сергей Петрович Дегаев. Он родился в 1857 году, закончил Вторую Московскую* военную гимназию, учился в Александровском военном училище в Москве и Михайловском артиллерийском училище в Петербурге, два года служил подпоручиком в Кронштадтской крепостной артиллерии, затем поступил в Михайловскую артиллерийскую академию, но в январе 1879 года был из нее отчислен как политически неблагонадежный. В ноябре Сергей вышел в отставку в чине штабс-капитана и поступил в Институт инженеров путей сообщения.