Социологический идеализм Спинозы, пожалуй, с наибольшей силой проявляется в его убеждении в том, что главная функция всякого государства — это функция воспитательная. «…Ни одно общество, — пишет автор „Богословско-политического трактата“, — не может существовать без власти и силы, а следовательно, и без законов, умеряющих и сдерживающих страсти и необузданные порывы людей» (8, 2, 79). Юридические нормы, систематически толкуемые как внеклассовые, общечеловеческие, автор «Этики» все время смешивает с моральными, поскольку как первые, так и вторые появляются только в гражданском состоянии. Отсюда гипертрофия моральных функций государства Спинозой, которому совершенно неизвестна его социально-экономическая природа, несмотря на осознание огромной роли разделения труда в формировании человеческого общежития. Она выражается в убеждении автора «Политического трактата» в том, что законы, образующие самую душу государства, являются непосредственной причиной как пороков, так и добродетелей граждан.

Констатируя социологический идеализм Спинозы, нельзя не отметить его высоких представлений о назначении государственной организации. «…Когда мы, — пишет автор „Политического трактата“, — говорим, что та верховная власть является наилучшей, при которой люди проводят жизнь согласно, то разумеем жизнь человеческую, которая определяется не только кровообращением и другими функциями, свойственными всем животным, но преимущественно разумом, истинной добродетелью и жизнью духа» (8, 2, 312). Высокий моральный идеал Спинозы с необходимостью требует, таким образом, и столь же высокого социального идеала — идеала подлинно человеческого общества, в котором люди искали бы «собственной пользы» только «по руководству разума» и в силу этого были бы «справедливы, верны и честны» (8, 1, 538).

В соответствии с этим люди, перейдя из естественного состояния в состояние гражданское, непрерывно нуждаясь во взаимопомощи, должны превратить ее в дружбу (см. 8, 1, 583, 552). Если в естественном состоянии поведение людей относительно друг друга характеризовала формула «человек человеку волк», то в гражданском она должна уступить место формуле «человек человеку бог» (там же, 549), которая и должна стать основоположным моральным принципом подлинно человеческого поведения.

Но суровая реальность, какую всегда наблюдал Спиноза, была весьма далека от этого возвышенного социального идеала. Философ непрерывно констатировал, что и в условиях гражданского состояния люди, как правило, далеки от того, чтобы руководствоваться разумом. Они обычно следуют своим страстям и угождают своим порокам. Наблюдая эту человеческую реальность, автор «Этики» выступал с моральным осуждением современного ему общества неразумия, эгоизма, эксплуатации. В этом осуждении он снова предстает перед нами как единомышленник коллегиантов и квакеров, не чуждый идеям утопического коммунизма, которые приняли у него форму моральной доктрины.

Отсюда мечта гаагского мудреца о таком обществе, в котором каждый мог бы «жить по общему решению всех» (8, 2, 296). Только в таком обществе право может выразить стремление всех его членов руководствоваться «как бы единым духом», полностью гармонируя с их разумно-моральным поведением.

Но возможно ли такое общество? Спиноза не питает никаких иллюзий относительно реальных людей, которых нужно не оплакивать, не осмеивать, а познавать, и их поведения в реальном обществе. Он видит, что «пороки будут, доколе будут люди» (8, 2, 288).

В такой ситуации мудрость законодательства, мудрость политики, по убеждению Спинозы, должна заключаться в том, чтобы учесть все разнообразие и противоречивость людских интересов, сочетать человеческие страсти таким образом, чтобы общее благо преобладало над частным и чтобы граждане данного государства даже против их воли руководствовались бы разумом.

Спиноза ставит здесь вопрос, над которым билась вся домарксистская социально-этическая мысль, — вопрос о том, как сочетать индивидуальные, сплошь и рядом сугубо эгоистические интересы каждого человека и интересы общества, которое отнюдь не распадается на сумму этих индивидуальных интересов вопреки убеждению самого философа. Не понимая этого, автор «Этики» выразил одно из определяющих противоречий духовного облика интенсивно развивавшегося тогда буржуазного общества — противоречие между этическими запросами личности, вытекающими из разума, объединяющего людей в понятии единой человеческой природы, и конкретным осуществлением этих запросов в условиях всеобщей борьбы эгоистических интересов.

Природа общественной жизни вынуждает людей к сотрудничеству, носящему прежде всего экономический характер, но неизбежная конкуренция индивидуальных интересов, заставляющая людей жить в соответствии со своими страстями и развивающая их дурные наклонности, все время морально разъединяет, изолирует их друг от друга, хотя, с другой стороны, экономическая необходимость не позволяет сделать такое разъединение фактом социальной действительности. Поэтому люди, вместо того чтобы быть богами друг для друга, живут между собой как волки.

Указанное противоречие осложняется у Спинозы и другим — противоречием между способностью в принципе каждого человека к чисто интеллектуальной деятельности и к подлинно человеческой морали и реальной невозможностью для «толпы», то есть все-таки для подавляющего большинства народа, обреченного на тяжелый физический труд, достигать вершин интеллектуального познания и соответствующей ему безрелигиозной морали.

Под влиянием всех этих противоречий гаагский мудрец колеблется в своих социально-этических выводах. Метания автора «Этики» весьма ощутимы в последних частях этого произведения. С одной стороны, он призывает к тому, чтобы люди «жили, наконец, исключительно под властью разума» (8, 1, 582), а с другой — меланхолически завершает свой главный труд выводом, что путь к свободе, невозможный без руководства разумом, весьма труден и в сущности открыт для немногих. И это вполне естественно, поскольку «все прекрасное так же трудно, как и редко» (там же, 618).

В свете вышеизложенного очевидны причины краха морально-социологической утопии. Они коренятся в социологическом идеализме Спинозы, в указанной выше гипертрофии воспитательной функции государства, в непонимании его классовой природы и в недооценке экономической функции. Социальные же причины этого краха заключаются в объективной невозможности гармонически примирить общественный интерес с частным в условиях, когда эгоистические стремления людей составляют главный стимул общественного прогресса. Общество капиталистической конкуренции с необходимостью должно остаться неморальным обществом.

В системе социальных воззрений Спинозы особое место занимает его трактовка проблемы религии. Оставаясь самой мощной идеологической силой его столетия, религия далеко не обладала уже той диктаторской властью, какая принадлежала ей в области духа в эпоху расцвета средневековья.

Правда, даже в эпоху глубокого средневековья, когда философия играла смиренную роль служанки теологии, между ними все же наметился конфликт, сформулированный наиболее передовыми и смелыми ее представителями. Конфликт этот выражался в различных формах. Некоторые схоластики, как Абеляр, заходили очень далеко по пути рационализации догматического и мифологического содержания христианского вероучения, доказывая, что сила веры прямо пропорциональна логическому осмыслению его содержания. Разумеется, церковь решительно пресекала эти агрессивные притязания «диалектиков», как обычно именовали тогда в Европе философов, так как чрезмерная работа мысли по анализу мистикодогматического содержания религии могла лишь подорвать ее обаяние в сознании верующих. Представители такой позиции, часто именуемой теологическим рационализмом, имелись и в мусульманской, например Аверроэс, и в иудейской, например Маймонид, философии.