— Ни…ког…да! — шептала Пу, продолжая дрожать от рыданий. — Больше…

— Никогда больше, — ответила я, принимая, наконец-то решение.

Когда Пу заснула на моих руках, я осторожно устроила ее на кресле, накрыв пледом. Потом задернула шторы, чтобы Пу не мешало спать заглядывающее в окно вечернее солнце. Взяла на руки спрятанное под столом зеркало, любовно провела пальцами по застывшему на ободке яблоку. Нельзя его оставить. Нельзя позволить, чтобы Пу и дальше за мной следила. Прижав к себе зеркало, я тихонечко, чтобы не разбудить бессмертную няшеньку, закрыла дверь в кабинет и достала из-под кровати дорожный рюкзак.

Много мне с собой, естественно, не унести. Да я, в принципе, во многом и не нуждалась — сунула в сумку немного сменной одежды, нашла в шкатулке давно забытую банковскую карту и документы, аккуратно завернула в свитер и положила в рюкзак зеркало. Потом, стянула со стола фотографию жителей Магистрата в деревянной рамочке… Жалко, что там нет Призрака. Его придется воскрешать только в памяти, впрочем, разве я смогу кого-то из них забыть?

Надеюсь, я еще не сильно наследила в их жизни. Но потом ведь будет только больнее… Потому лучше уйти сейчас, пока я еще могу уйти.

Позднее я долго сидела за туалетным столиком, пытаясь написать письмо. Письмо не писалось. Один лист комом полетел в корзину для бумаг, второй, третий… я уже и не считала, какой по счету. Последний, более ли менее меня устроивший, чуточку был подпорчен парочкой клякс, но переписывать не осталось ни сил, ни времени: вскоре меня хватятся. Вскоре придет сюда Маша, Призрак или кто-то еще, захотят "поговорить", но о чем же тут разговаривать?

Сама не знаю зачем, я повесила платье в шкаф. Одной из перчаток найти так и не удалось — то ли я потеряла по дороге, то ли Пу все же стащила ее на платье Барби.

Я бросила вторую перчатку рядом с письмом. Распахнув окно пошире, достала из шкафа припрятанную там метлу, огляделась, пытаясь запомнить свой уголок до последней черточки и, сдержав невольно просящиеся на глаза слезы, взмыла вверх.

Я больше не могу ранить тех, кого люблю. Хватит!

Со злостью бросив метлу в багажник, я вывела машину на дорогу.

Не могу больше, и не буду!

Магистрат исчез за деревьями. Я остановила машину у обочины и, прижавшись лбом к рулю, заплакала. В последний день я плачу слишком много. Но больше себе расклеиваться не позволю. Никогда! Достаточно! Теперь никаких слез, никаких переживаний, никаких… привязанностей. Я и одна вполне в этой жизни справлюсь, в простом и понятном мире обычных людей. Обычной жизни. И обычных неприятностей.

А друзья… Потом все равно было бы сложнее. Для нас всех.

Капли расчерчивали витрину кафе рыбьей чешуей, золотили дневную серость всполохами машинных фар. Маленькое кофе с креслами из красного кожзаменителя, тихий голос из радио:

Про эти волосы, что плещут, как река,

Про нежный голос, словно шелест ветерка,

Про тихий смех твой, как журчанье ручейка,

Да только не могу забыть никак…

Кофе было на диво гадским, как и настроение. Уже несколько суток лил дождь и проводить которую ночь в машине оказалось не так и весело. В такой дождь даже поход «в кустики» оказался огромной проблемой. Я молчу про то, что у меня почти не осталось чистой одежды и душ казался неисполнимой мечтой.

Чем больше любим,

Тем глубже раним,

Упустим счастье — накличем бед,

Быть может, оба мудрее станем,

Соединившись назло судьбе.

Страшно болела голова, в горле першило и постепенно росло смутное подозрение, что я умудрилась-таки простудиться.

Запив кофе таблетку аспирина, я с отвращением посмотрела на свежую, от души облитую шоколадом булочку. Аппетита тоже не было, что тоже говорило о многом.

Боже, вот только слечь мне сейчас и не хватало. Мне-то, бездомной.

В твою любовь мне хочется поверить

Пускай уйдут страданья прошлых дней

Мне сложно жить, не знаю я, что делать

Пусть нелегко, исчезнет боль любви моей.

Ну какой урод эти песни подбирал? За душу тянут, невыносимо… и так же плохо…

Ночевать в отелях было дороговато для моего сейчас не сильно-то толстого кошелька, а снять квартиру в попавшемся по пути городке не удалось. Мне почему-то не доверяли. То ли рожей я не вышла, то ли выглядела слишком помятой, то ли народ просто не понимал, как это можно вот так — сорваться с места и куда-то приехать?

А работать где будешь? А платить за хату чем будешь? А ты вообще что-то умеешь?

Забыть нельзя, вернуться невозможно,

Звезда любви сгорает надо мной

Звезда любви над грешной суетой,

Когда забыть нельзя, вернуться невозможно!

Нет, эти песни точно телепат какой-то подбирал… шож так подходят-то моему настроению?

Вопросы, вопросы, никаких ответов. Жизнь за пределами уютного Магистрата выжрала уже почти весь мой оптимизм. Я и с самом деле ничего не могу без помощи друзей и тетки… а вот и фиг вам!

Еще и глаза красные, как у вампира в плохом фильме. В дождь, в черном одиночестве ночи, так почему-то тянет плакать и жалеть себя любимую. А ведь обещала, что не буду. Только вот удержаться-то как? Хотя чего тут плакать-то? Машина у меня пока есть, денег хватает. То есть, где спать, что есть, уже имеется… остальное, надеюсь, приложится. Сейчас или позднее, главное, не сдаваться.

Еще бы пропиской обзавестись, вообще хорошо было бы. Хотя прописка у меня есть… в той, купленной теткой, квартире, так что…

Может, туда и поехать? Нельзя… там сейчас другие люди живут. Снимают. Такая милая молодая пара, двое детишек, не на улицу же их выставлять. Шож я, такая хорошая, и везде лишней оказалось?

Да и найдут меня там сразу… если будут искать. Наверное, это было бы больнее всего — если не будут.

Где-то ангелы кричат:

Прости — прощай!

Плавится душа,

Как свеча

Разлилась по сердцу печаль:

Я навеки твой, ты — ничья.

А голова раскалывается. И аспирин уже не помогает. И этот озноб, что никак не проходит. Почему я не могу согреться? Уже несколько дней не могу почувствовать долгожданного тепла. Все же придется идти в гостиницу, может, одна ночь в тепле и долгая горячая ванна поставят меня на ноги.

Её сиянье затмевает солнце

И замерзает кровь в её тени.

Такое счастье дорого даётся:

Венец, откуда ни взгляни.

Лоханулся на этот раз «телепат», не аж все плохо… наверное.

Зазвенел колокольчик над дверью, раздался смех, и в мягкое тепло влетели две тоненькие девушки. Блондинка и брюнетка, обе как с обложек журнала, хорошенькие. Студентки… с первого курса, второго, не выше. Еще не думают ни о выпуске, ни о поиске работы, ни о чем, кроме мелких проблем типа очередной контрольной, домашней работы или красивом парне на соседнем потоке.

Блондинка, что-то щебеча, закрыла зонтик, обе опять вспрыснули от смеха, уселись за столиком рядом. Я отвернулась к окну. Что-то шлепнулось. Сумка. Я нагнулась, чтобы ее поднять, но брюнетка была быстрее:

— Ой, — вскрикнула она и подняла сумку, вновь устроив ее за спиной на стуле.

А блондинка нагнулась и подала через стол незамеченную подругой коробку, что выскользнула под ее стул.

Ты мой героин, без тебя одиноко!

Ночами не сплю — говорят, это плохо.

Ломает любовь, разлетаюсь на части!

Я в твоей власти, ты в моей власти!

Надо же, как репертуар изменился… да и мне как-то сразу стало легче. Интересно. Ведь в коробочке оказалось нечто, что мне было крайне близко и знакомо. Карты Таро. Новое веяние моды, которые эти две милые студентки, кажется, всерьез не воспринимали. А зря.

Девушки заказали мороженное, в такую холодрыгу!

А я попросила у симпатичной официантки тарелку горячего супа. Есть почему-то сразу захотелось. Да просто посидеть в кафе захотелось. Тем более, что кто-то приглушил радио и теперь музыка не травила так и без того заходившуюся тоской и одиночеством душу.