План Дауэса являл собой вовсе не альтруизм Америки. С 1 августа 1914 по 1 января 1917 года США предоставили воюющим европейским странам займов на 1 млрд 900 млн долларов и еще больше — после своего вступления в войну. К ее исходу общий объем американских кредитов европейским странам достиг 10 млрд 85 млн долларов, из которых 7 млрд пошли на закупку вооружений и военных материалов у американских производителей. В итоге Америка из главного должника Европы превратилась в крупнейшего кредитора, а Франция и Великобритания из главных кредиторов Америки превратились в крупнейших должников. Общий долг 15 европейских стран[5] США к 1919 году достиг 17 млрд 657 млн 633 тыс. долларов. Из них долг Франции составлял 6,848, а Великобритании — 6,506 млрд долларов; остальное составляли долги европейских стран Франции и Англии, выкупленные американцами. Погасить такие суммы разрушенная войной Европа не могла. Париж и Лондон решили оплатить свои долги за счет репараций с Германии, но к концу 1923 года она стала банкротом, что означало невозможность для Англии и Франции рассчитаться с Америкой. И тут киты Уолл-стрит предложили открыть кредитование Германии, за счет чего она могла бы выплачивать репарации Франции, Бельгии, Великобритании и другим странам, а те в свою очередь могли бы рассчитаться с США. В этом состояла суть плана Дауэса, благодаря которому американская финансовая олигархия получала проценты от кредитов и Антанте, и Германии.

Но чтобы осуществить сей «гуманитарный» план, нужно было возродить мертвую финансовую систему Германии. Для этого была проведена радикальная денежная реформа, творцом которой стал крупнейший немецкий финансист прошлого века Ялмар Шахт (1877–1970). Он родился в Тинглефе (земля Шлезвиг-Гольштейн, ныне Тинглев, Дания) в семье немецкого бюргера и дочери датского барона, изучал медицину в Кильском университете, немецкую филологию — в Берлинском и политэкономию в Мюнхенском университете. По окончании учебы с 1903 года работал в Dresdner Bank, где в 1908 году стал заместителем директора, и тогда же, по имеющимся сведениям, вступил в прусскую масонскую ложу. Во время Первой мировой войны Шахт работал в экономическом управлении немецких оккупационных властей в Бельгии, будучи освобожденным от военной службы из-за сильной близорукости. В 1916 году он возглавил частный Национальный банк Германии (Nationalbank fur Deutschland) и затем стал его совладельцем. А 22 декабря 1923 года с одобрения западных банковских кругов Шахт был назначен президентом Имперского банка (Рейхсбанка) и провел ряд эффективных мер, стабилизировавших курс марки и остановивших инфляцию.

15 ноября 1923 года Шахт ввел временную рентную марку, привязанную через ипотеку к земельной собственности и недвижимости, которой владели немцы. Эмиссией рентной марки занимался Рентный банк, она имела твердый курс к американскому доллару и обменивалась на один триллион инфляционных марок. Это сразу дало эффект. Цены в рентных марках стали устойчивыми, процентные ставки вернулись к нормальному уровню, деньги начали поступать на банковские счета. Стабилизировав ситуацию, 30 августа 1924 года Шахт ввел новую денежную единицу — рейхсмарку (Reichsmark), просуществовавшую до августа 1948 года, когда в ходе валютной реформы Людвига Эрхарда ее сменила знакомая нам немецкая марка. Рейхсмарка была основана на золотом стандарте с курсом 4,2 рейхсмарки за один американский доллар. Она заменила обесцененную гиперинфляцией бумажную марку (Papiermark). Курс обмена составил один триллион папирхмарок к одной рейхсмарке[6].

Для обеспечения репарационных платежей западные державы обязались не подрывать стабильность немецкой валюты. Была продумана система выплат. Основная часть репарационных платежей шла за счет введения высоких косвенных налогов на предметы широкого потребления (сахар, табак, пиво, ткани, обувь), а меньшая доля покрывалась за счет доходов промышленности и железных дорог, что стимулировало германскую тяжелую индустрию. Были и другие стабилизационные меры. Но главную роль в процессе стабилизации сыграли иностранные займы, выданные американскими (около 70 %) и британскими банками. Для запуска экономики правительству Германии сразу дали международный заем в 800 млн золотых марок, а потом выдавали долгосрочные (20–30 лет) займы на цели макроэкономической модернизации. К концу 1920-х годов американские кредиты составили ²/₃ основного капитала германской промышленности, а долгосрочные кредиты, полученные немецкими корпорациями, достигли 12 млрд рейхсмарок. Шахт признал: «Германия за пять лет получила столько же иностранных займов, сколько их получила Америка за сорок лет, предшествовавших Первой мировой войне». Общая сумма иностранных инвестиций в 1924–1929 годах достигла 21 млрд золотых марок, что в два раза превышало сумму выплат по репарациям. Поэтому за первый год реализации плана Дауэса Германии пришлось самостоятельно выплатить лишь 200 млн золотых марок. Были отменены и «продуктивные залоги», приведшие к оккупации Рурской области.

Все это в совокупности дало ощутимые результаты. Американский план вкупе с мудрой политикой министра иностранных дел Германии Густава Штреземана обеспечили восстановление немецкой экономики. Веймарская республика смогла выплачивать репарации странам Антанты, а те могли возвращать полученные от США военные займы. Финансовая ситуация в мире стабилизировалась[7]. На этом фоне начался быстрый рост немецкой экономики, особенно промышленности. В 1928 году в Германии на 8 % был превзойден довоенный объем промышленного производства. Особенно быстро развивалась тяжелая промышленность: добыча каменного угля выроста более чем на треть, бурого угля — почти на ³/₄, выплавка чугуна — примерно наполовину, выплавка стали — более чем на треть. Развивались машиностроение, электротехническая и химическая промышленность. Было освоено производство синтетического бензина и искусственного шелка. К концу 1920-х годов по объему промышленного производства Германия вышла на второе место в мире (после США) и обошла Великобританию по экспорту машин и оборудования. Стоимость германского экспорта в 1929 году превысила довоенную почти на 3 млрд марок. Немецкий финансовый капитал участвовал в 200 из 300 международных корпораций. А в 1926 году по инициативе германских промышленников был создан Европейский стальной картель, который выплавлял 75 % стали в Европе.

Но не все было гладко. Экономическая политика породила монополизацию, надолго ставшую гримасой немецкой экономики. Созданный в 1925 году химический концерн IG Farbenindustrie Aktiengesellschaft сразу стал крупнейшим в Европе. На его предприятиях производилось 100 % немецкого синтетического бензина и красителей, 80 % синтетического азота, 25 % искусственного шелка. Шесть рурских концернов — Vereinigte Stahlwerke, Krupp, Hoesch, Mannesmann, Haniel, Klockner — контролировали 60 % добычи каменного угля и 65 % производства чугуна. В электротехнической промышленности доминировали Всеобщая компания электричества (AEG) и концерн Siemens. А разбухший на финансовых махинациях Гуго Стиннес создал сверхмонополию из 1664 фирм! Состояние богатейшего в Европе магната оценивалось в 8 млрд марок золотом, а его суперконцерну принадлежало 290 каменноугольных шахт, 200 рудников по добыче железной руды, 190 электростанций, 65 транспортных предприятий, 285 банков и торговых компаний, сотни других предприятий. После смерти Г. Стиннеса в 1925 году созданный им монстр обанкротился. Металлургические заводы Стиннеса, слившись с металлургическими и горнодобывающими компаниями Ф. Тиссена и О. Вольфа, образовали в 1926 году германский Стальной трест (Vereinigte Stahlwerke). Поднявшись на американских займах (более 100 млн долларов), трест контролировал 20 % добычи угля, половину производства чугуна и 40 % производства стали в Германии[8].