Самому ему вполне удавалось, когда это было нужно, мгновенно пробуждать в себе праведную злобу, действовать хладнокровно, решительно и беспощадно.

При столкновении со Злом Олег совершенно преображался и становился просто страшен. Для тех, конечно, кто пытался творить Зло. Особенно когда Зло это было направлено на кого‑нибудь из детей. Тогда он забывал про жалость и просто уничтожал это Зло.

Я дважды был свидетелем таких случаев.

Впервые это произошло в мой первый год занятий у Олега, в то время мне не было ещё и одиннадцати.

Было самое начало летних каникул, и наша детская группа почти в полном составе и во главе с тренером Олегом ехала в автобусе, возвращаясь из зоопарка. Олег часто вывозил свою младшую группу куда‑нибудь по воскресеньям: в гидропарк, на какую‑нибудь выставку, в кино. Я всегда участвовал в таких поездках. Обычно ребят было немного, но в тот уже совершенно по–летнему жаркий день в зоопарк поехали почти все.

Возвращаясь, мы оживлённо галдели, делясь впечатлениями, гримасничали, изображая обезьян, иногда начинали слегка толкаться, в общем, “оттягивались” от души. Настроение было отличное, автобусная давка и духота не могли его испортить. Впереди было огромное, бесконечное лето, свобода, куча всяких интересных дел. Некоторые пассажиры были недовольны тем, что мы “балуемся”, но Олег не вмешивался, он не хотел гасить нашу радость. Он считал, что мы ведём себя вполне прилично, как нормальные, живые дети и никому в автобусе не мешаем, о чём он спокойно и сообщил недовольным пассажирам. Казалось, что пассажиры приняли это к сведению и согласились с Олегом. А кто не согласился, те по крайней мере вроде смирились с тем, что им какое‑то время придётся потерпеть возле себя шумную жизнерадостную компанию.

Но оказалось, что смирились не все.

Когда Илюшка, один из самых маленьких наших мальчишек, стал изображать, как ревёт проголодавшийся тигр, какой‑то подвыпивший угрюмый мужик неожиданно влепил ему сильный подзатыльник, так, что у Илюшки мотнулась голова, и он стукнулся лбом о поручень. А этот мужик заорал Олегу, чтобы Олег “унял своих ублюдков, а то он им сейчас…” Что именно собрался “нам сейчас” сделать мужик, договорить он не успел. Олег ужом ввинтился в толпу и, протиснувшись к мужику вплотную, молча ударил его коленом в пах.

Никто из пассажиров ничего не понял, даже большинство наших ребят не заметили этого короткого удара, возможно, что я, стоявший совсем близко, был единственным, кто это увидел. У мужика подкосились ноги, он не упал только потому, что в автобусе было тесно, да и Олег его стал поддерживать. Мужик судорожно хватал воздух разинутым ртом, глаза сделались безуумными, лицо, только что бывшее багровым, побелело. А Олег неожиданно очень громко закричал: “Водитель! Остановите автобус! Человеку плохо! Остановите немедленно! Ну что вы смотрите?! Расступитесь, он сейчас блевать начнёт!” Последние слова тут же возымели действие, перед Олегом, волочившим сквозь плотную толпу мужика к двери, мгновенно возник коридор. Олег как мешок с картошкой выгрузил мужика на асфальт, вскочил в автобус и бодро крикнул: “Поехали! Всё нормально! Перебрал человек малость!”

Пассажиры, сразу забывшие про “невоспитанных детей”, начали судачить на тему о том, до чего доводит пьянство. Может, кто‑то из них и заподозрил неладное, но что именно произошло, так никто и не понял. Олег, не вступая с пассажирами в разговоры, подошёл к Илье, заглянул ему в глаза и тихонько спросил: “Ну как ты, малыш? Не очень больно?”

Илюшка растерянно захлопал ресницами, он не сразу понял, о чём его спрашивают. Ошарашенный стремительно развивающимися событиями, он, как и все мы, уже успел совершенно забыть про тот подзатыльник, с которого всё и началось. Олег осторожно ощупал его голову, посмотрел, нет ли шишки, убедился, что вроде всё в порядке, облегчённо вздохнул и принялся энергично командовать, продвигая нас к выходу, мы подъезжали к нашей остановке.

Второй случай был гораздо серьёзней и произошёл прошлым летом.

Наша группа была тогда в Крыму. До этого мы выезжали летом в Крым “дикарями”, со своими палатками, продуктами, посудой и останавливались вдали от цивилизации, на западной оконечности Крыма, в Бухте. Но в тот раз Олег решил попробовать отдохнуть “цивильно”, в приморском городе. Ему удалось договориться с директором одной из школ, и мы ночевали в классе, из которого вынесли парты и вместо них расставили кровати. А днями пропадали на пляжах, гуляли по очень красивому, утонувшему в зелени городу, иногда выезжали на экскурсии в разные интересные места Крыма.

На одной из таких экскурсий всё и случилось.

Выехали мы рано утром и, выйдя из автобуса, долго пешком таскались по горам, Олег заставлял нас любоваться и восхищаться окрестными пейзажами. Места вокруг были действительно на удивление красивые, некоторые пацаны на самом деле иногда просто подвывали от восторга, часто щёлкали своими фотоаппаратами. Но через несколько часов навалилась тяжёлая усталость, солнце пекло немилосердно, горы были довольно крутыми, и к концу перехода только один Олег сохранил бодрость, крутил головой вправо и влево, то и дело отбегал в сторону, чтобы поймать своей “мыльницей” наиболее удачный ракурс. У остальных сил хватало только на то, чтобы еле волочить отяжелевшие ноги, и народ уже обращал мало внимания на раскинувшиеся вокруг живописные горные чудеса.

Примерно к полудню мы подошли к маленькому озеру с очень прозрачной водой. Ребята полезли купаться и тут же с визгом стали вылетать обратно. Вода была не просто холодной, на этой жаре она казалась ледяной, обжигала как огнём, и выдержать можно было только несколько секунд такого купания.

Нырнув несколько раз в эту обжигающую холодом воду, пацаны развалились в тени деревьев и принялись уничтожать свои “сухие пайки”. Рядом с нами расположилось ещё несколько групп туристов. Неутомимый Олег после купания заявил, что хочет во время привала подняться на соседнюю “сопку”. Идти с ним вызвался только я один, остальные совсем разомлели. Олег строго наказал, чтобы до нашего возвращения никто ни на шаг не отходил от озера, и мы отправились.

По пути мы немного поспорили, с какой стороны лучше забраться на эту заросшую кустарником и деревьями горушку. Я доказывал, что лучше с северного, более пологого склона, Олег возражал, объяснял, что северный склон сильнее зарос, и там будет трудно продираться сквозь заросли, к тому же тропинка, по которой ходят умные (не чета некоторым) люди, огибает “сопку” именно с юга. Кончилось тем, что мы решили проверить, кто быстрее заберётся туда, каждый, естественно, своим маршрутом.

Забыв об усталости, я рванул наверх. И очень скоро убедился, что Олег прав (как всегда!) и что умный человек действительно никогда не пойдёт выбранным мной путём. Из‑за тупого упрямства я ещё некоторое время пытался продираться сквозь совершенно немыслимые заросли, царапая об колючки руки и ноги, оставляя на них клочки видавшей виды футболки, но наконец сдался. Присел отдышаться, передохнуть и наметить пути отступления, потому что не совсем представлял себе, как я из этих джунглей выберусь.

Когда я наконец собрался с духом идти назад, вдруг услышал негромкий шум, кто‑то продирался по тем же местам, по которым только что шёл я. Меня заело любопытство узнать, кто же это ещё один такой “умный”, и я осторожно выглянул из‑за кустов.

Оказалось, что “умный” шёл не один. Шёл молодой здоровенный мужчина и вёл перед собой, держа за локоть, мальчишку на пару лет младше меня. Я сразу почувствовал, что что‑то неладно. Мужик как‑то нехорошо, воровато оглядывался, а когда они проходили недалеко от меня, мальчик повернул к нему голову, собираясь что‑то спросить, и я услышал, как мужик прошипел придушенным шёпотом: “Тихо, щенок! Кишки выпущу!”

У меня похолодело всё внутри от страшного предчувствия. Я перестал дышать, вжался в землю и стал лихорадочно соображать, что же делать. Справиться с тем мужиком, самому заступиться за мальчишку было немыслимо, даже и без ножа он бы в секунды одной левой нас с тем пацаном прикончил. Вот если бы Олег был рядом! Может, позвать Олега? Он должен услышать, тут совсем недалеко. Но пока Олег будет сюда продираться, этот медведь действительно вполне успеет нам обоим “кишки выпустить” и уйти зарослями.