– Люся, ты ничего не перепутала? Или, может, таковы шутки в твоём семействе? Я не тот, кто любит поострее.

– Я из тех, кого называют – уборщик, кто доделывает работу за остальными, – неожиданно ровным и спокойным голосом отозвалась она.

– Может быть, уборщица? Но ты же на моей стороне. Ты грохнула в доме одного из тех бандитов, или, если угодно, диверсантов. Эффектно так.

– С вероятностью более 50% ты бы справился с теми коммандос, что были в доме, и без моего содействия. Была бы в доме на их стороне, меня постигла бы та же участь.

– Подожди, а твоя дочка, а отец?

– Они в деле, командование не предлагало мне другого выбора.

И я окончательно понял – она из тех , из той команды киллеров.

Еще немного и я бы выстрелил в нее. Остановило меня только одно – не смогла она сразу послать пулю мне в затылок, как поступил бы настоящий профи, что-то притормозило её.

А потом Люся рассказала мне, какова была моя «работа». Именно я должен был ликвидировать всех участников моей археологической экспедиции – такую задачу поставило её командование. Соответствующей была и психопрограмма, загруженная в мой мозг. Когда я угодил в больницу после известного удара головой об крыльцо, мне был скрытно установлен нейроинтерфейс. Физически это сеточка из углеродных нанотрубок, а в программистском плане – стек команд, которые инструктируют мозг, создавая искусственные нейронные соединения.

Первым психологическим проявлением этого дела стал эффект, именуемый «торможением времени»; он всегда возникает при исполнении психопрограммы. А далее у меня должно было постоянно нарастать раздражение на окружающих людей, каждое их слово и дело выглядело бы оскорбительным, унизительным, надоедливым. Короче, почти всякий внешний стимул возбуждал бы искусственное нейронное соединение, которое запускает процесс убийства. В итоге, я обязан был сорваться и грохнуть всех… Поставленная задача являлась вполне рациональной. Перебив, согласно программному алгоритму археологов, съехавшихся из разных стран, я бы стал «агентом Москвы и ФСБ», опасным как зверь. Показав, конечно же, «отвратительную сущность московского империализма», собравшегося предотвратить «археологическое открытие века, что проливает свет на древнейшую протоукраинскую культуру, которая подарила миру колесо, выращивание злаков, разведение скота и верховую езду». Но что-то пошло не так и подвесило программный алгоритм.

Скорее всего, некоторые искусственные нейронные соединения оказались деактивированы или разрушены – это возможно, например, при воздействии ЯМР-томографа. Я и в самом деле проходил томографию уже после госпитализации – участковый врач направил меня в диагностический центр из-за моих головных болей. Известно, что в ходе работы программ случаются прерывания при поступлении сигнала от «устройств ввода-вывода», то есть, в данном случае, моих глаз и ушей. Но у меня блок обработки прерывания давал адрес не искусственного нейронного соединения, которое уже разрушилось, а открывал какую-то «страничку» моей памяти, может быть давно потерянную сознанием…

После программного сбоя вражеским командованием сюда была направлена РДГ и всё пошло по более накатанной колее. Хлопцы-убийцы сделали работу, которую затем бы приписали мне, как «агенту ФСБ». Они б по-быстрому эвакуировались, а я остался бы с девятью участниками археологической экспедиции, убитыми холодным оружием и голыми руками. Так что собственно этой РДГ я был нужен живой, но не очень вменяемый. Однако сломался и этот сценарий. Какие-то модули загруженной мне психопрограммы всё же сработали, только агрессия пошла не на участников археологической группы, а на другой раздражитель – на явного врага. Поэтому я кончал киллеров одного за другим , да еще собирал их пальчики, так что повесить на меня смерть археологов никак бы уже не получилось…

И тогда послали уборщика. То есть, уборщицу Люсю. Доделала бы она «работу» и я стал бы таки опаснейшим зверем, который уничтожил участников археологической экспедиции, раскопавших «протоукраинскую цивилизацию», да еще каких-то военных. В итоге, как бы застрелил себя сам и публика б узнала, что всё это отмочил «агент ФСБ»…

Я подошел и забрал пальцы у тех двоих, что докатались до ручки в своем Jeep Cherokee. Они хоть и обгорели, но татуировка Вольфсангель была заметна. Теперь уничтоженных врагов ровно десять. И одиннадцатого уже не должно быть.

Прежде чем возвращаться, подумал, что Люся все же товарищ по несчастью. У нее наверняка такой же нейроинтерфейс, как и у меня. Только у дамочки он работает без сбоев. Попробуешь от этого счастья отказаться и не выполнять инструкций – получишь ломку, как после употребления суровой дури, а то и вовсе голова перегорит. Но я помогу Люсе, я ее вытащу.

Когда вернулся обратно, «вытаскивать» было уже некого. Связал я ей руки на славу, но она была всё-таки профи и с моим ремешком управилась в момент.

– Командир, еще раз рапортую, что прикончил целиком эту вражескую разведывательно-диверсионную группу. И имел на то полное основание.

Человек в камуфляже как-то расстроенно посмотрел на меня. Он мне не представился, но я узнал его по фоткам, имеющимся в Сети; позывной «Медведь», гроза бандеровцев.

– Роман или как там тебя, ты ж говорил, что не служил в армии.

– Это сложно объяснить. Наверное, я пользовался чужим опытом.

– Ладно, фантазер. Через час придет машина из Марковки за телами археологов, поедешь вместе с ними, пусть в райцентре с тобой разбираются. И с мечом этим тоже. Как ты его назвал, кокинак?

Я высыпал из пакета на капот «газика» десять пальцев со знаком Вольфсангель.

– Свежие? – решил уточнить недоверчивый командир.

– Сами видите.

– Может, ты из них, из этих лжеангелов?

– И зачем тогда я всех товарищей перекрошил?

– Ну, чтобы сдаться удобнее было.

– Неувязочка, товарищ командир, у меня как раз такого знака нет.

Я посмотрел вдаль. В полусотне метров курган, еще нераскопанный; кто-то там лежит под ним, ждёт своего часа; впрочем, эти заплесневевшие кости уже прождали тысячи лет, время им нипочём. Подальше, на «девять часов», лесополоса. Я заметил, как там поднялось несколько птиц и что-то коротко блеснуло. Пространство свернулось; я увидел, словно на трехмерной модели, где находится снайпер. Перелетел через капот «газика», отшвырнул бойца, направил его АГС туда, куда следует, и выстрелил.

Через мгновение я лежал на земле, а в лицо мне смотрело четыре ствола.

– Ты что творишь? – сурово вопросил командир.

– Там снайпер был. Возможно, женщина. Пошлите бойцов проверить.

После некоторого раздумья командир как бы невзначай заметил:

– Если не врешь, возьму к себе в отряд, будешь служить, а не ерундой заниматься.

Стволы отошли от меня и стали глядеть в другую сторону. А пара бойцов с резвостью лосей отправилась в сторону лесополосы.

Они вернулись через полчаса, отрапортовав «Медведю», что «все чисто». У одного из них теперь была трофейная снайперская винтовка калибра 12,7 мм. А еще они передали командиру какую-то бумажку, которую тот, наскоро просмотрев, вручил мне.

– Нашли возле тела, записка на твое имя.

На клочке бумаги имелось несколько строк, сделанных карандашом.

«Если ты читаешь эту записку, значит ты цел и невредим, а меня больше нет. Забери Машу, она ждёт тебя на том же месте. Думаю, после тебя мое командование откажется от используемого типа нейроинтерфейса и перейдет на дисперсные системы. Я ничего не могла изменить, прости.»

Маски и блоки, поставленные нейроинтерфейсом, распадались. Люся. Женушка. Экс. Психопрограмма сделала незнакомыми твое лицо и имя (хотя кое-что в тебе я почти узнал).

– Кто она тебе? – поинтересовался «Медведь».

– Жена. Бывшая.

– Как у вас всё сложно. Ладно, тебе разбираться. Так ты как, идешь к нам? В третий раз спрашивать не буду.