Не могу. Она на цепочке, и замок висит.

Кто?

Кружка на цепочке.

Мы сидели вокруг бачка с питьевой водой, к которо­му на довольно длинной цепочке была привязана большая алюминиевая кружка. Вот из нее мы и пили по очереди, когда ударили куранты, неслышные нам, так как радио в столовой не было.

Жалко, елки у нас нет, — говорил Алеша.

Сходи в лес, — посоветовал ему Саша. — Елок там хоть завались.

В лесу родилась елочка, — почему-то сказал я.

Давайте еще выпьем. — Саша натянул кружкой цепь.

Давай.

Я не знаю, за что, — сказал Алеша. — На дне рождения по второй пьют за родителей, а сейчас; за что ?

Давайте просто так выпьем, —сказал я.

Просто так неинтересно.

Ну тогда выпьем за командира роты, — предло­жил Саша.

За командира роты я пить не стану, — сказал Алеша.

Тогда за тебя. — Саша выпил и передал Алеше кружку.

А я за тебя. — Алеша тоже выпил и передал кружку мне. — Хорошо, что нас втроем в патруль назначили.

Это они неплохо придумали , —сказал Саша.

И день выбрали хороший, — сказал я.

31 декабря, — уточнил Саша.

Уже первое. —Алеша посмотрел на часы .

Сейчас какую-нибудь музыку послушать, — ска­зал Саша.

Только не классическую. — Алеша помахал рукой.

На Новый год классическую никогда не переда­ют, — сказал Саша.

Я бы ее вообще не передавал. — Алеша снова помахал рукой.

А ее только но радио передают, — сказал Саша, и то по утрам, когда все спят.

Но Римский-Корсаков — это все-таки ничего. - Мне вдруг вздумалось заступиться за классическую музыку.

А что он написал? — спросил Алеша.

Я точно не помню.

Вальс-фантазия, это не он написал? — спросил Саша.

Римский-Корсаков вообще вальсы не писал: толь­ко оперы.

И балеты, — засмеялся Алеша.

Да, и балеты, — сказал я. — А что тут такого?

Могучая кучка, — сказал Алеша.

А что с нами было бы, если бы мы пили из этого бачка? — Саша снова натянул кружкой цепь.

Да уж ничего хорошего, — сказал Алеша.

Завтра поедешь в Москву? — спрашивал у меня Саша.

А что мне там делать?

Что-нибудь придумаем. Позвоним кому-нибудь. У меня телефон записан.

И у меня записан. Даже три, — я вспомнил теле­фоны. — Правильно, три. А толку что?

Толку никакого, — согласился Саша.

Кто с кем Новый год встречает, тот и второго с тем гуляет, — неожиданно в рифму сказал Алеша.

Ну правильно, — я был целиком на стороне Але­ши. — А что им второго расставаться? Какой в этом толк?

Толку никакого, — согласился Саша.

А как понять: «Шкурой ревности медведь лежит когтист»? — вдруг спросил Алеша.

Что это такое? — не понял я.

Маяковский.

Что-то я не помню такого.

Медведь? — спросил Саша. — Это аллегория.

Какая аллегория?

Он убил медведя, понятно?

Какого медведя! — Алеша ничего не понимал.

Медведь в виде ревности. — Саша был терпелив. — И он его убил, чтобы легче жить.

И сделал из него шкуру, — я помогал ему, как мог.

Шкуру ревности, — сказал Саша.

Лучше бы чучело, — сказал Алеша. — Я видел чучело медведя в Палеонтологическом музее на улице Гер­цена.

Я бы не стал убивать медведя, — сказал Саша. — И лося тоже.

У лося ценятся рога. — Алеша показал свою ос­ведомленность и в этом вопросе.

Чтобы их на стенку вешать. — Саша был реши­тельно против уничтожения лосей. — В передней, — добавил он,—и на каждый рог — но шляпе.

Так ты не поедешь в Москву? — спросил у меня Алеша.

Нет.

Никогда не женись, — сказал Алеша, глядя прямо на меня. — Зачем, спрашивается?

Это ты у меня спрашиваешь?

Это вопрос ко всем. А я лично женюсь в 28 лет.

Почему именно в 28? — спросил Саша.

Я не знаю. Мне так советовали.

Какой-нибудь идиот тебе советовал, — сказал Саша. — Если я кого-нибудь встречу, даже завтра, даже сегодня...

Сегодня ты никого уже не встретишь, — сказал я.

Даже сегодня, — повторил Саша. — И если я сам пойму, что она хорошая, умная и вообще не сволочь, я тут же на ней женюсь.

— Курсантам запрещено жениться, — сказал Алеша.

Разрешат, — твердо сказал Саша.

А где вы жить будете? В казарме? — Алеша зас­меялся. — В каптерке?

Это тебя не касается. — Саша говорил почти зло. — А как от жен на фронт уходили? У меня мать с отцом расписались — и он прямо на фронт. Я его в глаза не видел.

Я тоже сирота, — вызывающе сказал Алеша. — Ну и что?

Сиротка, — засмеялся я, глядя на его здоровое, чистое лицо.

Слушай, а кто она? — примирительно спросил Алеша.

Кто? — не понял Саша.

Я ее знаю?

Кого?

А на ком ты собираешься жениться?

Кто тебе это сказал? — Саша был крайне удивлен.

Ты сказал. — Алеша был удивлен еще больше.

Вот идиот , —сказал Саша.

Это ты идиот: жениться в 19 лет! — Алеша был просто возмущен.

Я засмеялся.

— Тебе смешно. — Алеша встал — Всем вам смешно. Он бы еще что-нибудь сказал, но произошло то, чего мы боялись и ждали: кто -то постучал в окно столовой. Не сговариваясь, мы легли на пол. Стук повторился. Не очень громкий, но настойчивый.

Нас заметили, и лежать было уже глупо. Саша посмотрел на меня, улыбнулся.

Я сдаюсь. — Он кивнул в сторону окон. — Не стрелять же в него.

Встретимся на гауптвахте. —Я пожал ему руку.

Если нас посадят в общую камеру, — сказал Саша.

Не посадят —будем встречаться на прогулках, — обнадежил Алеша.

Идет, — сказал Саша и встал.

Теперь, нарушая стройность повествования, я хочу сказать, что мне всегда везло с товарищами. Не следует, наверно, удивляться, что среди них не было сволочей или подонков, но приятно все-таки, что из тех, кого я знаю, никто такими не стал . Я бы сейчас с радостью увидел кого-нибудь из тех лет. Любого, даже из другой роты, хотя я знаю, что все ограничится бутылкой водки (спаси­бо, если одной) и необязательными, в общем, никому не нужными разговорами. Согласен, что по этому поводу не­чего особенно сожалеть , да и не жалею. Просто хорошо бы увидеться. Говорят, что уже есть междугородный ви­деотелефон, с помощью которого можно не только услы­шать, но и увидеть, как по телевизору, того человека, который тебе нужен. Так вот, неплохо бы увидеться, хотя бы путем видеотелефона. Всех, правда, не увидишь. Саша погиб в 56 году в Венгрии. Помните ту осень 56-го?..

А теперь вернемся в столовую 54 года.

Итак, раздался стук в окно, и мы легли на пол в ожидании самого худшего.

Но все получилось, как в нормальной сказке: после полуночи, распахнув окно, к нам из темноты шагнула прелестная незнакомая девушка. Правда, приглядевшись, мы ее узнали.

Обстоятельства, благодаря которым она возникла столь внезапно, были самые прозаические. Она работала официанткой в офицерской столовой, где наши команди­ры встречали Новый год за большим столом, составлен­ным из десяти или двенадцати обыкновенных квадрат­ных столов, а на том месте, где обычно сидят новобрач­ные, сидел, как нам сказала эта девушка, "вдовец - генерал ", нестрого глядя, как веселятся его подчиненные. А к на­шей девушке кто-то начал приставать ,кто-то из холос­тых офицеров. Всегда уж так бывает, что кто-то напива­ется первым. Вот этому человеку мы и обязаны появле­нием нашей девушки. Никого из нас она не знает: мы были первого года службы и только-только начинали зна­комиться с гражданским персоналом в лице официанток столовой, медицинских сестер и дочерей наших офице­ров, многие из которых впоследствии стали женами на­ших товарищей, и, надеюсь, они счастливы.

Где-то я читал или слышал, как некий пассажир, вы­нужденный из-за непогоды в полном одиночестве встре­чать Новый год в ресторане аэропорта, искал женщину, чтобы выпить с ней: у него было такое убеждение, что в новогоднюю ночь с тобой обязательно должна сидеть жен­щина, твоя или не твоя, но нужно, чтобы она была, сиде­ла рядом или через стол, но так, чтобы можно было с ней чокнуться и чтобы не сидеть одному напротив еды и вод­ки. И он такую женщину, кажется, нашел. Далее начи­нается сюжет из Э.М.Ремарка или из К.М.Симонова: оди­нокий мужчина, предстоящий ночной полет и немного (страниц 12) сдержанных диалогов.