Вы кого-нибудь застрелили?

-Да.

- Я бы вас задержала, но ведь вы меня сразу утопите.

Конечно, утоплю.

Это вам не поможет. Нельзя утопить всех очевид­цев. Все равно вас поймают.

Не поймают. Я не оставляю после себя никаких следов. - Я сейчас кричать буду!

А что ты будешь кричать?

Что-нибудь!

Начинай.

Мама! — крикнула Катя, подумав.

А ну, еще.

Караул!

Прекрасно. Еще!

Никого вы не убили. Я вам не верю.

Человек смотрит на Катю, встает:

Пошли за мной.

Куда?

Здесь недалеко.

Думаете, я испугаюсь? Пошли!

Они выходят из переулка на площадь. На глухой, без окон, стене высокого дома укреплена огромная афиша о выступлении укротителя львов Степана Кирсанова. Про­жектора освещают лицо знаменитого укротителя и семь львов, сидящих на подставках.Катя и человек в куртке стоят посреди пустой пло­щади, смотрят на афишу. Укротитель с афиши и человек в куртке — это одно и то же лицо. Катя несколько раз переводит взгляд с афиши на своего знакомого:

Неужели — это вы?

Кирсанов молча кланяется.

- Я вам верю, но мне никто не поверит. — Катя смотрит на афишу. — А правда, что Ирину Бугримову тигры съели?

Клевета! У Бугримовой старые домашние тигры. Они молоко из блюдечек пьют. А меня сегодня на репе­тиции один из этих людоедов чуть не прикончил.

Катя, показывая па афишу:

Какой, с краю?

Никакой. На афише они все одинаковые.

Вы его убили?

Понимаешь, не было другого выхода.

Понимаю.

Я никогда в них раньше не стрелял.

- Сколько у вас за него денег вычтут — кошмар! Года три платить будете.

Сколько бы ты с меня вычла?

Откуда я знаю, сколько стоит один лев! Но сейчас это неважно. Хотите, я вам посоветую, где достать деньги?

Конечно!

Вы просыпаетесь завтра утром и начинаете обхо­дить город. Не пропускайте ни одного дома! Вот первый этаж, дверь налево, дверь направо. Вы идете налево. Сту­читесь.

Граждане, я убил очень дорогого государственного льва. Подайте несчастному укротителю!

Не смейтесь! Вам посочувствуют, вас поймут — это же Москва! Семь миллионов жителей — семь милли­онов рублей!

Начинать с утра?

Конечно! Жаль, что я уезжаю, пошли бы вместе.

Куда ты уезжаешь?

Домой, на Оку. Вы и не слышали о нашем городе. К нам только цирк «шапито» летом приезжает.

Они стоят вдвоем на пустой площади, Кирсанов, улы­баясь, смотрит на Катю, один раз бьют куранты.

Я опаздываю, мне нужно идти, — спохватывается Катя.

Прощай.

Катя идет через площадь к переулку. Кирсанов смотрит ей вслед, поворачивается, делает несколько шагов. Останавливается.

Подожди! — Кирсанов тяжело бежит через пло­щадь. — Ты утром уезжаешь?

Утром.

— Давай рубль — ты будешь первая. Катя протягивает Кирсанову рубль.

Первый из семи миллионов. Подпиши на счастье.

А что написать?

Как тебя зовут?

- Катя

— Вот и напиши: Катя. Больше ничего не надо. Катя пишет в уголке рубля свое имя.

16

Последний сеанс в кинотеатре. Как всегда, на таких сеансах мало пожилых людей. Пожилые люди любят хо­дить в кино утром, а сейчас зал полон молодежи.

Шкипер и Алеша сидят на балконе. Вокруг целуют­ся, тихо разговаривают и лишь изредка посматривают на экран. Шкипер тоже мало смотрит па экран. Рядом спит Алеша.

Звучат последние диалоги, громкая музыка финала картины, вспыхивает свет, и люди начинают тесниться к дверям. С балкона видно, как пустеют ряды. В центре зала остается сидеть человек. Он уснул, его будят.

Шкипер будит Алешу, и они выходят на улицу.

17

Некоторое время они идут молча. Алеша поеживается от ночного ветра, поднимает воротник курточки, зевает:

Мы идем на баржу?

Почему тебе все время хочется на баржу?

Мне спать хочется.

Тебе все время что-нибудь хочется. Куда бы нам еще пойти?

Больше нет никаких сеансов.

Снова они идут молча: впереди шкипер, за ним Але­ша. Если бы шкипер думал вслух, мы бы услышали в такт его шагам много не очень складных слов. Вот что он сей­час думает:

«Больше никаких сеансов нет. Какие еще могут быть сеансы?! Куда я теперь с ним пойду? Здравствуй, Катя, добрый вечер. А я тебе сына привел, вот какие новости. Надо же быть таким дураком, надо же. Нашел время для благородных поступков. А теперь все. Какие могут быть разговоры? Конечно, она уйдет. Представляю, если бы она привела мне такого парня. Представляю, как бы я обрадовался. Ничего себе свадебный подарок — шляпка, а в шляпке сынок восьми лет!»

Шкипер с ненавистью посмотрел на шляпную короб­ку и на ходу вмял ее в урну.Он обернулся. Алеши рядом не было: он сидел на тротуаре в десяти шагах от шкипера.

Что случилось?

Шнурок развязался.

В тишине два раза пробили Кремлевские куранты. Два часа ночи. Алеша бежит к шкиперу.

18

Два раза бьют куранты. Катя идет переулками. На мостовой переговариваются в открытых люках два водо­проводчика.

Катя входит в переулок, где стоят пустые, темные троллейбусы с опущенными дугами и открытыми дверь­ми. Еще издали Катя слышит, что в одном из этих трол­лейбусов кто-то тихо играет на аккордеоне. Она идет мимо прозрачных троллейбусов. Где-то впереди играет аккордеон. Она находит этот троллейбус.

Там сидят солдаты. Некоторые из них снят в удоб­ных креслах, кто-то ест, один солдат играет на аккордео­не. Это демобилизованные солдаты.

Здесь разрешается ходить? Вы не караул? — спра­шивает Катя.

Мы — засада, — отвечает один.

А почему они в засаде спят? — Она смотрит на спящих солдат.

Сейчас разбудим. Рота, подъем, тревога!

Спящие начинают быстро вскакивать.

Что ты кричишь?

Ничего, ложись спать. Уже отбой. Солдат снова ложится.

Хорошо в троллейбусе ночевать? — спрашивает у них Катя.

Мы на одну ночь в Москве и решили смотреть го­род до утра. — Солдат, уже другой, кивает на спящих: — А у этих ног не хватило.

И я тоже нагулялась. Никак не могу выйти к «Удар­нику». Хоть на крышу лезь.

Могу проводить, — быстро вызвался тот, первый солдат.

Я знаю самый короткий путь, — похвалился второй.

А я самый красивый, — вступился третий, — мимо всех исторических памятников. На каждом доме — ме­мориальная доска. Двадцать пять мемориальных досок.

Спасибо, — улыбнулась Катя. — Мне можно без досок, но покороче.

Два переулка, три поворота. Пошли, — скомандо­вал еще один солдат.

Катя и восемь солдат, в их числе — солдат с аккорде­оном, идут по ночным улицам.

Хорошо бы сейчас на меня кто-нибудь напал. Вот была бы драка! — вслух подумала Катя.

Не надейся, драки не будет. Когда хочешь под­раться, никогда не бывает драк, — констатировал пер­вый солдат.

Я до армии с одной девушкой гулял, и к нам все время приставали. А потом я начал заниматься боксом — и тут все кончилось, хотя никто не знал, что я боксер, — посетовал второй.

У меня жених тоже боксер, и к нам никто не пристает, — похвасталась Катя.

Ты уже невеста? — протянул третий солдат.

Две недели. А что?

А долго он за тобой ухаживал?

Две недели.

У меня такое впечатление, что пока мы три года служили, все хорошие девушки стали невестами.

Это только кажется. Вы себе даже не представля­ете, сколько осталось невест. Я считаю, что каждый из вас в принципе может жениться на любой девушке мира. — Все примолкли. — Ребята, а где «Ударник»? Мы идем, идем, а его все нет.

Уже немного осталось, — успокоил ее первый.

Два переулка, три поворота, — вновь повторил четвертый.

...Снова идут по улицам Катя и восемь солдат, и один из них тихо играет на аккордеоне.

Они заходят в переулок, где стоят троллейбусы. Это тот самый переулок, откуда они начали свой путь к «Удар­нику».

Ребята, мы сделали круг! Это вы нарочно? — до­гадалась Катя.