По-разному сложилась у Вадима и у Аркадия жизнь. И характерами вышли они разные. Вадим посерьезнел, стал тяжеловат на подъем, даже танцевать не научился, любил читать и много размышлял. Аркадий перед разлукой оставался по-мальчишески живым и веселым. Каков-то он теперь?

От вокзала до дома, где жил Аркадий, было довольно далеко. Трамвай шел узкой и очень старой улицей. Разделенные заборами, стояли в ряд невысокие, потемневшие от времени, но крепкие еще домики. Вот поднялось между ними четырехэтажное кирпичное здание с большими светлыми окнами и с балконами. Еще такое же. Снова мелкие деревянные домишки, рубленные, быть может, в прошлом веке. А вот стройка. Вырос пока только первый этаж. Кран осторожно подает каменщикам люльку с кирпичом.

На крутом повороте Вадим увидел на мгновение широкую асфальтированную дорогу, круто поднимавшуюся вдаль, стройный ряд тополей и каштанов, и за их густой, пропыленной и поблекшей зеленью — двухэтажные и трехэтажные дома. Это был уже центр города. На следующей остановке сходить.

«Дома ли?» — с тревогой подумал Вадим, поднимаясь по знакомой полутемной лестнице. Но едва он нажал кнопку звонка, как послышались шаги, и, распахнув дверь, сам Аркадий предстал перед ним. Несколько секунд — но обоим показалось — долго — они стояли, пытливо и вопросительно глядя друг на друга, точно незнакомые.

— Вадька! — воскликнул наконец Аркадий. — Ты?!

В голосе друга Вадиму почудилось веселое удивление. «Прежний», — подумал Вадим, и ему самому сделалось легко и весело.

— Не ожидал? — спросил он.

— Да проходи, что ты остановился в дверях! Отслужил? Прямо с вокзала?

— Ну, здравствуй, — с некоторой торжественностью проговорил Вадим, поставив чемодан и протягивая хозяину руку.

Аркадий чуть поморщился от энергичного рукопожатия.

— Здоров стал. А длинен до чего!

— Рос, не ленился, — улыбнулся Вадим. — Дома-то есть кто?

— Я один.

Вадим снял рюкзак, поставил на чемодан и заглянул в комнату.

— Вон как вы теперь живете.

— Да. Не то, что на старой квартире, правда? — с невольным хвастовством спросил Аркадий.

— Куда там!

Большая комната казалась тесной от обилия вещей. Почти треть ее занимал рояль, хотя — Вадим знал — ни Аркадий, ни его родители не играли. Над диваном спускался до полу дорогой ковер. Круглый стол был накрыт какой-то старинной бархатной скатертью, на мягких креслах — чистые, искусно вышитые крестом полотняные чехлы, вдоль одной стены — приземистые вместительные шкафы с полками, сплошь уставленными томами подписных изданий.

«Не останусь я тут», — подумал Вадим, почувствовавший себя от этой неожиданной роскоши как-то стесненно.

— Проходи сюда, — пригласил Аркадий в другую комнату.

Спущенная шелковая штора смягчала солнечный свет, придавая комнате очень уютный вид. Огромный фикус широко раскинул ветки. Мебель блестела новенькой полировкой. Из этой комнаты дверь вела еще в третью — спальню.

— Вот так и живу, — самодовольно проговорил Аркадий. — А главное — один.

— Один? — недоверчиво переспросил Вадим.

— Угу. Сторожем. Предки уехали в Воркуту за длинными рублями, а меня оставили квартиру караулить. Платят пятьсот гульденов в месяц.

— За такую квартирку с тебя надо пятьсот брать.

— С меня не возьмешь, — засмеялся Аркадий. — Гол, как сокол.

— А убирает кто же?

— Домработница приходит. А так — сам себе хозяин, вот что приятно.

— Щедрый, выходит, стал у тебя папаша?

— Черта с два. Еще скупее, чем раньше. В трамвае копейку переплатит — ночь не спит. А стипендию мне вынужден платить: боится, как бы я не размотал все это барахло. Взял слово, что буду беречь вещи и учиться. И к тому же мамаша посодействовала: «Мальчик должен жить прилично». — Аркадий так похоже, растягивая слова и томно опустив глаза, скопировал мать, что Вадим засмеялся.

— Все такая же?

Аркадий сразу понял вопрос. У его матери была одна слабость, над которой подшучивал чуть ли не весь город.

— Такая же, — он безнадежно махнул рукой. — Отец лысый давно, а она все ревнует его к каждому столбу. На работу провожала и встречала, пока не уехали. Летом приезжали в отпуск — по пятам ходила. Теперь, поди, вся Воркута обхохоталась над ними. Умыться хочешь? Заходи сюда, а я сейчас чай поставлю. Недавно газ провели.

У Вадима потеплело на сердце от гостеприимства товарища, и он почувствовал себя немного виноватым перед ним.

— Все собирался тебе написать, — сказал он, — да как-то не получилось.

— Я и сам писать не люблю, — беззаботно заметил Аркадий. — Валяй, мойся.

— Тебя-то в армию из-за ноги не взяли? — спросил Вадим, с удовольствием плескаясь под краном.

— Да. Спасибо этому охотнику, что подстрелил меня тогда. Сколько лет клял его, а теперь благодарю. Не люблю жить по команде. А хромаю чуть-чуть, почти незаметно. Девочки меня все равно любят, отбою нет. Ну, ты посиди, надо в магазин сбегать.

— Пойдем вместе, — возразил Вадим.

Стол сервировали наскоро и по-холостяцки: бутылка водки, банка килек, огурцы, соль, черный хлеб, нарезанный толстыми ломтями.

— Ну, с приездом, — проговорил Аркадий, поднимая рюмку.

Выпили, закусили.

— Рассказывай, как жил, что видел, — начал Аркадий.

— Что рассказывать. Одно слово: служил. Места красивые на Дальнем Востоке. Остаться даже хотел там.

— Что ж не остался?

— В родные края потянуло. Так ты учишься? — помолчав, спросил Вадим.

— Нет. Какой толк? Кончают десятилетку и идут каменщиками на стройку. Дикость!

— А как же отец?..

— Отцу написал, что учусь, раз уж у него такая блажь.

— Значит, работаешь?

— Тоже нет. Давай долью, — предложил Аркадий, берясь за бутылку.

— Спасибо, не надо, — возразил Вадим, решительно отодвигая рюмку. — Нельзя мне.

— Брось.

— Нет, не могу. Ты выпей один. У меня еще дело одно, понимаешь…

— Вот как? Ладно, вольному воля.

Аркадий залпом опорожнил рюмку, заметно опьянел.

— Работал контролером на заводе, попал под сокращение. Третий месяц сижу на этой несчастной отцовской полтысяче. Не хочется без разбора совать шею в петлю, а подходящего ничего нет.

— Не скучно без дела-то?

— Скучно. И на работе скучно, и без работы. Не удалась мне жизнь…

«Прикидывается?» — подумал Вадим и пристально посмотрел на друга.

Нет, не прежним выглядел Аркадий. Раньше времени поредели красивые вьющиеся волосы, две залысины заметно выделяются надо лбом. Брезгливо опустились углы рта. Беспокойно, угрюмо и как будто неуверенно глядят черные цыганские глаза.

— Тебе-то не удалась? Все условия: и учиться можешь, и что хочешь… — начал было Вадим.

Аркадий не слушал и грустил, похоже, искренне. «Может, потому и не удалась тебе жизнь, что все имел», — подумал Вадим.

— Жениться-то не думаешь?

Аркадий долго и странно посмотрел на друга, точно хотел открыться в чем-то, но вместо этого снова потянулся к бутылке и резко бросил:

— Нет, не думаю. — Он жадно выпил. — Можно и без этого прожить. Есть такие девочки… Я тебя познакомлю.

Вадим вдруг почувствовал, что Аркадий пьян. И что вовсе они не друзья — чужие, разные люди, которые когда-то давно были мальчишками. Хорошими, хоть и озорными, мальчишками. Ему стало жаль прошлого.

— Я пойду, — сказал Вадим и встал.

Аркадий поймал его за руку, усадил снова.

— К девчонке? Брось. Подождет. Ты думаешь — это любовь? Я сам так думал. Никакая не любовь, обман все. Женятся, разводятся… Или грызутся всю жизнь, как мои предки.

— Не все так, — возразил Вадим. — Может, ты ее не знал, любви…

— А ты — знал?

Вопрос прозвучал завистливо, почти зло. Вадим не ответил.

— Ну, спасибо тебе, — сказал он. — Мне пора.

— Ладно, иди, — согласился Аркадий. — Жить будешь у меня.

— Не беспокойся, — сухо сказал Вадим. — Я устроюсь, у меня тут знакомые.

— А я кто? — обиделся Аркадий. — Я тебе не друг?

Аркадий сделался приветлив, от души упрашивал Вадима остаться у него. Вадим подивился, как быстро меняется его настроение. Потом подумал, что Аркадию, наверное, очень одиноко в этой богатой квартире, и сдался.