— Иди покушай.

Она не ответила. Дядя вошел в дом, оставив дверь открытой. Немного спустя снова вышел, выплеснул воду из котелка и налил новую.

— Где соль? — спросил он.

В горшочке на верхней полке, — ответила Сумико. — Только осторожно, там бутылочка с жидким мылом.

Дядя несколько раз выходил во двор: мыл соленую редьку, полоскал чашку и котелок, чистил свои шаровары, но больше н1е заговаривал с Сумико. Потом надел зонт–шляпу, накинул на плечи кусок рогожи и, засунув за пояс серп, вышел за калитку.

Дождь прекратился. Сумико сняла накидку с себя и постелила на мокрой земле, постояла немного, прошлась по дворику, заглянула в дом. Бутылочка с жидким мылом стояла на полке — дядя не свалил ее. Сумико вернулась к накидке, лежащей на земле, и села лицом к дому.

Сзади скрипнула калитка, и чей–то мужской голос спросил:

— Куни–сан дома?

Ушел, — ответила Сумико, не поворачивая головы.

Она услышала покашливание и удаляющиеся шаги. В углу дворика возле кадки для дождевой воды прыгала маленькая лягушка. На деревьях в соседнем дворе зачирикали птички. Оттуда пахнуло чем–то вкусным. Вероятно, жарили что–то на бобовом масле. Сумико проглотила слюну. Волосы на голове высохли. Шаровары, прилипшие к ногам, тоже стали подсыхать. Высоко–высоко в небе пролетели птицы, построившись, как самолеты. Всего девять птиц, одна из них немного отстала. Пролетели, не шевеля крыльями, совсем беззвучно.

Сумико окликнули — голос бабушки Инэко:

— Дядя дома?

Ушел, — ответила Сумико, смотря вверх.

А ты что делаешь? Молишься?

За плетнем зашептались. Раздался голос Инэко:

— Сумитян, ты что? Почему сидишь?

Сумико ответила не оборачиваясь:

/ I / / и

— Сказала дяде… решила сидеть, пока дядя не станет меня пускать. До тех пор буду сидеть вот так.

Инэко вскрикнула и захлопала в ладоши.

— Ой, как здорово! Как здорово! Когда начала?

Ночью.

За плетнем опять зашептались, спустя некоторое время недалеко от Сумико упал бумажный мешочек. Сумико взяла грабли и подгребла мешочек к себе. В нем оказались шарики из пшенной каши и две маринованные сливы. Сумико с удовольствием съела подношение.

За плетнем началась какая–то возня, и послышался сердитый голос отца Инэко. Раздался звук пощечины.

— Сумитян, я тоже!.. — крикнула сдавленным голосом Инэко.

Повидимому, ей зажали рот рукой и втащили в дом. Сумико посмотрела на небо. Тучи шли со стороны моря. Наверно, скоро опять пойдет дождь. Мимо плетня пробежали мальчишки с бумажным змеем. Стала затекать нога. Сумико вытянула ногу и потерла ее. Услышав сзади голоса, она села, подобрав под себя ноги.

— Всыпать ей надо как следует! — сказал мужской голос. — Дурит. Нечего смотреть!

Сумико стала медленно считать про себя, отсчитывала только вдохи, пропуская выдохи. Когда отсчитала до ста двадцати трех, стукнула калитка. К Сумико подошел дядя и тихо сказал:

— Ну, идем… срамишь меня. Все смеются.

Она промолчала.

— Иди домой, — шепнул дядя. — Проголодалась?

Ничего не буду есть, — ответила Сумико. — Упаду… все равно не буду. Умру.

Дядя вошел в дом. За плетнем послышались женские голоса:

— С ума сошла!

Сидит с ночи. Бесстыдница какая!..

Дура! — крикнули мальчишки. — Пикадон!

В щеку Сумико попал комочек грязи. Еще что–то бросили в спину, потом в голову.

— Пошли отсюда! — крикнула женщина — голос матери Инэко.

Мальчишки убежали. Сумико вытерла рукавом лицо и волосы. Она отсчитала еще девяносто три. Во двор вошла жена Кухэя и, подойдя к двери, сказала:

— Куни–сан, прости ее… больная ведь.

Дядя ответил ей что–то сердитым голосом.

— Не жалеет совсем, — пробормотала жена Кухэя. Она подошла к Сумико. — А ты тоже не упрямься… нехорошо так. Попроси прощения.

Я ничего плохого не делала, — ответила Сумико.

Иди домой, дядю надо слушаться.

Постояв немного, жена Кухэя поцокала языком и вышла за калитку.

8

Весть о ее сидении распространилась по всему поселку. У плетня все время стояли люди и оживленно обсуждали событие. Одни жалели девочку: уж если решилась на такое — значит, довели до этою; другие ругали: за такое непослушание надо хорошенько отодрать, чтобы запомнила на всю жизнь.

Вначале Сумико прислушивалась к разговорам, потом перестала. Пошел дождь. Часть зрителей разошлась, но, судя по шушуканью у калитки, кое–кто еще остался. Сумико набросила накидку на голову, но через некоторое время сняла ее и расстелила под собой, так как лужа в углу дворика стала постепенно приближаться к ней.

— Сумитян, пересядь поближе к дереву, — поак ветовала бабушка Инэко.

К ногам Сумико упал бумажный сверток. На этот раз ее угостили несколькими картофелинами и ломти–к а ми соленой редьки. Лужа уже дошла до ее подстилки. Сумико снова начала считать, но сбилась. Начала снова и опять сбилась. Тогда стала повторять в уме таблицу умножения. Когда дошла до семью восемь, во двор вышел дядя.

— Ну, хватит. Иди домой, — сказал он спокойным голосом. — Заболеешь.

Дайте сандалии, — сказала Сумико.

Он подошел к ней и, схватив за ворот халата, потащил к двери. Она стала отбиваться и упала на землю. Дядя ударил ее по щеке, продолжая волочить по грязи. У порота она вырвалась и, получив пинок сзади, упала прямо в лужу. Он схватил грабли и, подскочив к ней, стал бить ее по спине.

— Ой, убьет! — взвизгнула какая–то женщина. — Нельзя же так…

Как собаку мучает, — крикнула другая, — противно смотреть! У нее сейчас начнется эта самая горячка…

Не твое дело! — гаркнул дядя. — Уходи!

Женщины громко загалдели. Дядю обозвали душегубом и извергом. Кто–то предложил пойти к старосте или привести полицейского. Дядя бросил грабли на землю и ушел в дом. Сумико поднялась, подобрала накидку и грабли и уселась подальше от лужи.

— Лучше уйдите все, — сказал мужской голос. — Нэ наше дело. Вы стоите здесь, поэтому девчонка упрямится… А как уйдете, все уладится.

Правильно, не мешайте, — сказал другой мужской голос. — Девчонка совсем промокла и скоро перестанет дурить.

Зрители стали расходиться. Сумико опять начала считать, но все время сбивалась. Цифры путались в голове. Она устала щипать себе шею и, опустив руки, начала растирать ноги. Через некоторое время дядя приоткрыл дверь.

— Сейчас пойдет сильный дождь. Наверняка сляжешь… — тихо сказал он. — Иди сюда. Ведь я для твоей же пользы… Ты же для меня дочь, — он скривил рот и вытер пальцем глаза. — Я не хочу, чтобы тебя схватили… перед твоими родителями дал клятву беречь тебя…

Он подошел к ней и вытер рукой ее голову.

— Нельзя же так упрямиться. Жалею тебя, поэтому берегу… а то пропадешь. Красные погубят тебя… — Он наклонился к ней. — Ну, пойдем, поешь и отдохнешь.

Сумико молча посмотрела на него и мотнула головой. Не дождавшись ответа, он вытащил из–за пазухи утиралыник, накинул «а ее голову и ушел в дом.

Сумико крепко стиснула зубы, закрыла глаза и снова стала щипать шею. и считать. Уже вечерело. Дождь начал стихать. Она услышала сзади приглушенный голос:

— Сумико–сан, что с вами? — Это был голос Таками. — Что случилось?

Сумико зажала руками уши.

— Я выздоровею и буду жить. Уходите.

Дядя приоткрыл дверь и посмотрел на небо. Он что–то сказал, но Сумико продолжала сидеть, зажав уши руками. Уже совсем стемнело. Пошел моросящий дождь. Сумико оглянулась: никого у плетня не было, все разошлись. Инэтян тоже не показывалась, ее, по–видимому, заперли. Около граблей лежал маленький сверток. Кто–то подбросйл, когда она сидела с закрытыми глазами. Внутри свертка была маленькая коробочка, завернутая в вощеную бумагу, а в коробочке какие–то белые шарики. Сумико взяла в рот несколько шариков. Сладковато–кислые и пахнут лекарством. На коробочке что–то написано, но нельзя разобрать в темноте. Дядя не зажигал огня в доме, очевидно не нашел спичек. Они были на нижней полке, в баночке с отрубями.