Захар привстал — головы передних мешали видеть докладчика, а он вот-вот начнет говорить о мобилизации комсомольцев.

— Зачем они вышли к нашей границе, товарищи? Ясное дело зачем: подготовиться и в удобный момент отрезать и захватить советский Дальний Восток. Но этому, дорогие товарищи, не бывать! — Он рубанул воздух своей сухонькой ладонью. — Правительство принимает срочные меры защиты Дэвэка. Одновременно Центральный Комитет партии решил обратиться к своему боевому помощнику — комсомолу — выделить из своих рядов лучших и послать на укрепление Дальнего Востока…

Захар приставил ладонь к уху, наклонился вперед, чтобы не пропустить ни единого слова, хотя и без того в зале все затаили дыхание и властвовал в нем только один голос докладчика.

— Нелегкая задача ставится перед полпредами комсомола: в кратчайшие сроки построить там, в дикой тайге, новый город. Силой никого не будем посылать. Пускай едет тот, кто чувствует в себе решимость для преодоления любых трудностей работы и жизни в суровом краю, вдали от родных мест, кто сам рвется туда!

Едва докладчик умолк, как в зале загудело, как в потревоженном улье; потянулись руки, послышались выкрики:

— Вопрос можно?

— Разрешите задать вопрос?

— Вопрос имею к докладчику!

Захар, спрятав костыль, поднял руку и крикнул громко, чтобы перекричать других:

— Будут ли те, кто поедет, проходить медицинскую комиссию?

— На какой срок должны ехать мобилизованные? — крикнул кто-то из передних рядов.

— Какая зарплата в среднем будет?

— Как там с жильем?

— Тише, товарищи! — старался перекричать всех председатель. — Поднимите руки, у кого есть вопросы.

— Отвечу пока на те, которые уже задали. — Докладчик поднялся на трибуну. — Товарищу из задних рядов: медицинской комиссии не будет, просто медосмотр. Относительно срока я уже говорил в докладе: пока не будет построен город. Насчет жилья — будете сами строить город, вот вам и жилье, а пока придется пожить во времянках — возможно, в палатках. Зарплата — в зависимости от выработки, по специальности, да плюс за отдаленность пятьдесят процентов. Словом, зарплата будет приличная — если не полениться, можно хорошо заработать.

Но Захара уже ничто не интересовало. Он думал о своем: возьмут его или нет? Он горько пожалел, что пришел сюда с костылем: после собрания наверняка начнется запись желающих ехать, а возможно, сразу же и медосмотр. И тут его осенила счастливая мысль — спрятать костыль под кресла.

Дождавшись, когда все двинулись к выходу, он незаметно сунул костыль вниз, положил его между ножками кресел и больше не вернулся к этому месту. Не без тревоги ломала голову уборщица, обнаружив костыль на полу, когда начала уборку: откуда и почему здесь эта вещь?

А Захар тем временем, осторожно припадая на левую ногу, спешил в горком комсомола, где была назначена запись желающих ехать на Дальний Восток. Запись вела все та же девушка в юнгштурмовском костюме.

— Ну как нога, товарищ? Зажила? — с лукавством спросила она.

— Даже не чувствую ее! — Выставив ногу, Захар повертел носком сапога.

— А костыль где? Ты же с ним входил на актив, я видела своими глазами.

«Ну и глазищи у тебя, чертова стриженка!» — с беспокойством подумал Захар, но сказал как можно мягче:

— Это правда. Прихватил его, чтобы отнести в госпиталь, где получал под расписку.

— Ну и отнес?

— М-м, кха, — кашлянул он. — Отнес за ненадобностью.

— Ой, смотри, товарищ… — покачала головой девушка. — Что-то не верится…

— Сущая правда! — уверял Захар. — В последнее время носил его больше по привычке, так, от нечего делать.

— Ну ладно. Вот направление на медосмотр. Да скажи врачу, чтобы как следует осмотрел ногу, слышишь? И вообще, чтобы выслушал всего, больно ты худ, товарищ.

«Черта с два будет по-твоему! — думал Захар, с облегчением вытирая лоб. — Даже не заметят, что хромаю!»

Он действительно вошел в кабинет врача лихой чеканной походкой, стукнул каблуками, ловко откозырял. Глядя на Захара, нельзя было подумать, что час назад он ходил с костылем.

— Из кавалерии? — спросил старичок врач, тепло оглядев поверх очков стройную, затянутую ремнями фигуру Захара.

— Так точно, доктор!

— На что жалуетесь?

— На избыток аппетита, — пошутил Захар.

— Болели недавно?

— Да, немного. Гриппом.

— Едете с желанием? — Врач посмотрел в глаза Захару.

— С превеликим желанием, доктор! — искренне проговорил Захар, а у самого заныло под ложечкой: «Почему он так смотрит, уж не позвонила ли ему стриженая?»

— Фамилия?.. Ну что же, поезжайте, поезжайте! — Врач аккуратненько написал, потом промокнул бумажку и протянул ее Захару. Это была справка: здоров. — Желаю вам счастливого пути,, юноша! Когда-то и я там бывал, в русско-японскую…

Захар и в самом деле забыл о больной ноге. Он пулей вылетел на улицу. Чтобы не вызвать подозрения у той стриженой чертовки — почему, скажет, так быстро? — Захар битый час слонялся по улицам. И хотя терпеливо выдержал время, а все-таки с робостью входил снова в горком комсомола: «А вдруг не поверит? Вдруг снова отошлет к врачу?»

Но все обошлось благополучно. Стриженая, деловито хмуря белесые брови, выстукала на дребезжащей машинке путевку, сама же подписала ее там, где «секретарь горкома», протянула ее Захару, подала руку и по-мальчишески встряхнула.

— Поздравляю, товарищ Жернаков, с получением путевки в новую жизнь.

— Благодарю вас, — с чувством сказал Захар, смущенный взглядом в упор глубоко посаженных синих глаз девушки. — Постараюсь оправдать ваше доверие, — пробормотал он еле слышно.

Аккуратно, бережно сложив путевку, он направился к двери.

— Куда же ты, товарищ Жернаков? — остановила его девушка. — А деньги?..

Она полезла в облупленный сейф, отсчитала и подала ему пачку червонцев — триста рублей! Захар никогда не держал в руках таких денег. На прощанье велела звонить каждое утро в горком — узнавать об отправке эшелона, который формируется в Ростове, а в Новочеркасске лишь задержится, чтобы прицепить вагон.

Эшелон теплушек пришел из Ростова через два дня. Грустный ехал Захар в пулеметной тачанке — по кавалерийскому обычаю, сопровождаемый Васей Корольковым и друзьями-курсантами. Не было Настеньки, она даже не успела ответить на его письмо — одобряет или нет поступок Захара.

Вагон для новочеркасских комсомольцев уже был прицеплен в конце состава. Это была обычная теплушка, в каких на Руси искони возили солдат да переселенцев: по бокам в два этажа нары из досок, посредине — чугунная печка с жестяной трубой, выведенной в крышу.

Велико же было удивление Захара, когда он, взобравшись в вагон, увидел здесь стриженую; она укладывала свои пожитки в углу, отчитывая длинного верзилу за то, что он даже одеяло не взял в дорогу.

Захар разместился в противоположной стороне вагона, предварительно сметя полой шинели сор с досок.

— Нет, ей-богу же, Вася, у меня такое впечатление, что она решила преследовать меня до самого Дальнего Востока, — говорил он вполголоса Королькову, косясь на стриженую.

А та уже заметила его, крикнула: «Привет кавалеристу!» — и, словно коза, легко выпрыгнула из вагона прямо в объятия какого-то парня.

И вот последние минуты расставания: в голове состава длинно и многозначительно прогудел паровоз. Друзья крепко жали руку Захару. Вася Корольков обнял его, неловко прикоснулся губами к щеке.

— Настеньке скажи, Вася, — Захар почему-то задыхался, — что я напишу ей с дороги. Скажи, что… в общем, передавай ей привет от меня! А будешь в станице, расскажи там дяде и дедушке… И приветы тоже передай, я им напишу с дороги. Одним словом, Настеньке скажи, что я, в общем, скучал по ней… А ты, Вася, доведется там, в кино с ней сходи…

Вагон качнулся, громыхнули буфера. Из широких дверей теплушки посыпались провожающие, навстречу им лезли отъезжающие; множество рук подсаживало их снизу.