— Ничего не понял, — директор достал платок, вытер лоб, шею. И неожиданно взорвался: — Что ты меня разыгрываешь? Зачем?

— Смотри, — Сокольский развернул перед ним геологический план. — Я давно думал над севером, но не решался так радикально, так революционно… послать все к черту. Страшно было: любой студент знает наше месторождение по учебникам. Еще бы, классический пример рудообразования. А этот мальчишка Шахов наплевал и на учебники, и на авторитеты.

— Так это его идея? — директор удивленно глянул на Сокольского.

— Его, его, — недовольно поморщился Василий Ефимович. — Дипломный проект Шахова сырой. Много в нем наивного, нахального. Но если оправдаются даже не самые оптимистические надежды, а они оправдаются: я прощупал, проверил проект со всех сторон. Так вот, если оправдаются надежды, тогда руднику обеспечена долгая, если не вечная жизнь, а страна получит металла… Сколько ты думаешь?

— Откуда я знаю, — буркнул директор. Он еще не пришел в себя и относился к разговору как к абстрактным, гипотетическим рассуждениям.

— Пятнадцать — двадцать граммов на тонну товарной руды, — засмеялся Василий Ефимович и потер руки.

— При наших трех? — директор недоверчиво посмотрел на план.

— Пятнадцать — двадцать, — с удовольствием повторил главный геолог. — Вот гляди, — наклонился над столом. — Это рудное тело, которое мы разрабатываем сейчас…

— Постой, — директор придержал его за руку. — Что же это получается? — он насмешливо склонил голову набок. — Двести лет никто до этого додуматься не мог, а пришел какой-то студент и открыл истину? Он что — ясновидец? Как он разглядел под землей, да еще на глубине пятисот метров, то, что до него никто увидеть не мог?

Теперь, когда прошел первый испуг от фантастической, немыслимо трудной по исполнению затеи главного геолога, когда стало ясно, откуда и чего ожидать, директор успокоился, и его ум, практический и цепкий, опять приобрел выработанный годами, здоровый и полезный скепсис ко всякого рода неожиданным новшествам, смахивающим на авантюру.

— Ага! — Сокольский возликовал. — Ты ударил в самое уязвимое место Шахова: слабая аргументированность! Но, — поднял палец, — все-таки аргументированность. Достаточная, чтобы начать разведку. Во-первых, он использовал незаслуженно забытые работы профессора Вельяминова о природе и условиях рудообразования. Впрочем, это теория, пусть из-за нее ломают копья и головы ученые сухари, — главный геолог пренебрежительно раздавил в пепельнице окурок. — Во-вторых, Шахов привлек студентов из научного общества. Они создали установку «Импульс», которая позволяет оконтурить, определить мощность и даже грубо подсказать состав месторождения. — Василий Ефимович достал из портфеля, положил на стол реферативный журнал, подаренный Шаховым. — Здесь есть материал об установке такого типа… На днях я ездил в горный институт и в Дом техники и все выяснил: «Импульс» абсолютно надежен и верить ему можно. И третье — две скважины дали неплохие результаты, неожиданные для нас, но подтверждающие прогнозы Шахова. Еще две, что мы наметили сегодня, плюс подземные, и с нашим проектом шахты можно смело стучаться в любой парадный подъезд.

Директор в раздумье смотрел на него. Сокольский выжидательно помолчал, но, почувствовав, что собеседник ждет еще чего-то, что он не убежден до конца, добавил деловито:

— Все три аргумента, которые я назвал, сами по себе, разумеется, мало что значат. Но в сумме, в совокупности — это серьезно. В академических, научных кругах идею Шахова и его дипломный проект пусть разносят вдрызг. Не жалко. Нам до этого дела нет. Нам важно другое. — Нагнулся к лицу директора, требовательно заглянул ему в глаза остановившимся взглядом: — Нам важно начать разведку. Для этого у нас есть все основания. Второе, что нам важно, это заинтересовать там, — опять ткнул вверх пальцем. — И это мы можем. А пока дело дойдет до практического утверждения проекта наверху, мы набурим столько результативных скважин, что нашу правду и слепой увидит. Это ты понял?

— М-да, — директор почесал переносицу. Засунул палец за воротник рубашки, покрутил головой. Посмотрел на часы: — О-о, половина седьмого. Дай-ка мне все твои бумаги. Я дома посижу над ними, подумаю. Мне все это, — похлопал по плану, по папке Сокольского, — переварить надо. Да, дела-а-а… — протянул он с тяжелым вздохом.

— Дела еще только предстоят, — весело, звонко засмеялся Сокольский. — Дела делать надо.

— Ого, уже половина седьмого! Быстро же время летит. — Шахов захлопнул крышку чемодана. — Ну вот… Кажется, все собрал.

Подошел к столу, за которым, обхватив голову руками, маялся над учебником Самарин. Порылся в книгах, выбрал несколько.

— Не забудешь сдать? Вот, я отобрал… — Заглянул через плечо Алексея в тетрадь: — Не получается?

— Получится, — буркнул Алексей. Запустил еще глубже пальцы в волосы.

— Получится, получится… — Андрей навалился на спину друга, подбрасывая в вытянутой руке книги. — Тэк-с, это верно, это верно, — его палец быстро скользил по строчкам записей. Замер. — А здесь липа. Почему у тебя касательное напряжение-то, вот это тау-три, равно нулю?.. Эх ты, мыслитель, — постучал по формуле, потом по лбу Алексея.

Самарин запыхтел обиженно, погрыз карандаш.

Шахов положил книги на подоконник, напомнил еще раз:

— Не забудь сдать! — и отошел к шкафу. Достал белую рубашку.

— Смотри-ка, вышло! — удивился Алексей. Отбросил карандаш, потянулся, широко раскинув руки. — Способный ты парень, Шахов, — сказал привычно, без зависти. — Только не задирай нос, через три года и я получу свой диплом. Вот увидишь!

— Разве кто сомневается? — Андрей провел ладонью по щекам: надо ли бриться? Покосился на Алексея. — А ты чего не собираешься? Пора.

— Я же сказал, мне в третью, — раздраженно ответил тот. — Ты что, Бахтина не знаешь? От него черта с два до утра вырвешься.

— Зря не идешь, — Шахов, пританцовывая на одной ноге, натягивал брюки. — Тебе как комсоргу нельзя отрываться от масс. Скажут, заелся.

— Завтра зайду и поздравлю, — Алексей зевнул. — А сейчас отсыпаться буду, поэтому — не кантовать!.. И комсоргство, кстати, тут ни при чем.

— Шахов! — раздался истошный вопль в коридоре. — К телефону!

— Кто бы это? — удивился Андрей и поспешно вышел.

Вернулся он быстро. Деловито подошел к зеркалу и, увидев в нем вопрошающее лицо Алексея, пояснил:

— Сокольская. Просит, чтобы ее к Бахтину проводили. Не знает, говорит, где тот живет. И вообще, сказала, неудобно, мол, одной приходить. — Он, вытянув шею, завязывал галстук. — Может, ты ее встретишь и отведешь? Я в это время в магазин смотаюсь. Нам с тобой надо ведь еще подарки купить. — Повернулся, прикрикнул: — Давай не дури! Одевайся!

Алексей, смущенно улыбаясь, опустил глаза, Поднялся не спеша, подошел вразвалку к шкафу, достал рубашку, костюм.

— Да не копайся ты! — рассердился Андрей. — Опоздаем… Может, и в самом деле ты к Наташе пойдешь, а я в магазин? Она на почте ждать будет. А около дома Бахтина встретимся.

— Она же тебя просила, — Алексей подчеркнул слово «тебя».

— Какая разница, — равнодушно ответил Шахов. — Вы ведь знакомы… Наташа девушка славная, умная. Красивая. Не прельщает моя идея?

— Пусти-ка, — Алексей оттолкнул его плечом. Затянул, поправил перед зеркалом галстук. — Лучше на часы посмотри.

— О, черт! Действительно… — Андрей, вытолкав друга в коридор, торопливо замкнул дверь.

Через полчаса они, заскочив на почту за Наташей, побывав в промтоварном магазине, подходили к дому Бахтиных.

Из распахнутых окон, прикрытых буйным и высоким черемушником, тек гул большого и хорошо разгулявшегося застолья.

Андрей, зажав под мышкой огромного плюшевого медведя, взялся за кованую ручку калитки добротных, с резными розетками, ворот.

— Во, уже пирует рабочий класс, — он удивленно оглянулся.

Алексей, за всю дорогу не сказавший ни слова, проворчал: