— Уж не девочка, точно, — ухмыльнулся Люс, насмешливо скользнув взглядом по обнаженному мальчишке.

Юный оборотень приподнялся на локтях, осмотрел туго стянутое бинтами тело.

— Охуеть. Совсем крыша поехала, — выдал парень на незнакомом языке и протяжно завыл.

Аня.

Я в совершенстве владею английским, французским, латынью, немного знакома с немецким, но когда мне плохо, перехожу на русский, причем исключительно на нелитературные выражения. А как прикажете чувствовать себя, если сначала был яркий, слепящий свет; потом — взрывающая голову боль и склонившееся лицо метиса: «Аня, встань и иди!»

Я кое-как выбралась из храма и побежала вперед, не разбирая дороги. Тело отзывалось дикой, сковывающей болью… Непослушные ноги отказываются держать — я бегу сквозь густой лес, спотыкаюсь, встаю и снова бегу… Силы покидают меня — я падаю, теряя сознание.

Прихожу в себя — надо мной завис молодой незнакомец. Черные волосы заплетены в четыре косички; горделивые черты очень привлекательного (Аня, ты неисправима!) лица; и, что приводит меня в ужас, уверяя в ирреальности происходящего — раскосые фиолетовые глаза с яркой радужкой, словно горящие внутренним огнем. Я в раю, а это — ангел? Хотя, судя по боли, скорее в аду…

Он что-то говорит, обращаясь ко мне, только я не понимаю его языка. Вскидываю голову; силюсь приподняться — и вижу открытую, израненную, плоскую (явно не девичью), грудь. Непослушной рукой ощупываю себя — тело не мое. Плоское и худое мальчишеское тело! Ну, пиздец!

Кажется, я снова отключилась. Следующим ощущением было, что меня поднимают на руки и куда-то несут.

Я пришла в себя — на кровати. Боль отступила. Единственная свеча неуверенно разгоняла полумрак. Загадочный спаситель сидел рядом, беззастенчиво пялясь на меня раскосыми фиолетовыми гляделками. Увидев, что сознание вернулась, он что-то пролопотал на незнакомом диалекте.

Я не понимала ни слова. Видимо, до мужика, наконец, дошло, что его не понимают, потому что следующую фразу он изрек на абсолютно варварском наречии.

Он явно спрашивал о чем-то, но я ни фига не понимала.

— Латынь знаешь? — но слава тебе, господи, хоть сейчас проблем не будет. Расслабившись, я утвердительно кивнула: древний язык знаю как родной — папенькина школа.

— Кто ты такой? Как оказался здесь? Кто тебя избил?

— Слишком много вопросов. И почему ты обращаешься ко мне так, будто я — парень? — хрипло прокаркала я, прислушиваясь к звукам незнакомого голоса.

— Уж не девочка, точно, — ехидно ухмыляется в ответ. Странные глаза насмешливо скользят по обнаженному телу. Вот ведь, гад!

Я приподнялась на локтях и с недоумением воззрилась на себя — кошмар не закончился: тело стройное, мускулистое, но точно мужское…

— Охуеть. Совсем крыша поехала, — по-русски прошептала я. От тоски и безысходности закружилась голова; набежали непрошенные слезы. Я завыла в голос.

«У парнишки не все дома. От побоев умом, видать, повредился!» — подумал Люс, с сочувствием глядя на тихо воющего, обернувшись к стене, оборотня.

«Не хватало еще, чтобы он начал мочиться под себя», — Люс недовольно скривился.

Нет, неуверенно встал, зыркнул желтыми глазами. Спросил, где справить естественную нужду. Получив ориентир «на дворе», покорно поплелся в сторону выхода.

— Так обнаженным и пойдешь? На дворе — холодина. — Люс насмешливо смотрел на неловко переставляющего ноги юношу. Все-таки оборотни — крепкий народец. Еще два часа назад был полуживой, а сейчас, гляди-ка, топает на своих двоих.

Парень не ответил. Шмыгнул носом. Люс встал, снял с крючка плащ и накинул на мальчишку.

— Спасибо, — почти прошептал тот, пришиблено глянув на молодого человека.

Со двора он вернулся еще более поникший. Не снимая плаща, повалился на кровать и всхлипнул.

— Эй, тебе плохо? — Люс неуверенно тронул золотистые кудри, сдерживаясь, чтобы не запустить пальцы в медовую, пахнущую горечью, пену волос.

Чувствуя, что мимолетная ласка немного успокоила парня, Люс присел рядом, перебирая длинные волосы, усилием воли подавляя желание прикоснуться к рельефной спине. Чертов оборотень с его дикой, как у фавненка, красотой! Парень замолк, тупо уставившись в стену.

— Как тебя зовут? — рискнул спросить Люс притихшего оборотня.

— Не знаю, — неуверенно пробормотал мальчишка.

— Не помнишь?

— Может, и так.

— Но как мне к тебе обращаться? — продолжал настаивать Люс.

— Какой месяц на дворе? — юный оборотень неожиданно перевернулся на спину.

Люс не успел вовремя отнять руку. Длинные пальцы скользнули по лицу парнишки. Парень ойкнул, судорожно сглотнул, и, краснея, поднял на Люса глаза. Их взоры встретились.

Люс первым отвел взгляд. Слишком велико было искушение притянуть к себе трогательного смазливого бесенка и впиться поцелуем в четко очерченные губы. Парень, как ему показалось, с сожалением вздохнул.

— Так какой сейчас месяц?

— Март, — Люс с явной неохотой поднялся и отошел в дальний угол комнаты.

— Вот Мартусом и зови.

— Мартус, так Мартус, — Люс осторожно снял с очага котелок с похлебкой. Наполнил глиняные плошки; поставил одну перед заинтересованно принюхивающимся оборотнем.

— А как звать тебя? — юный оборотень взял деревянную ложку, решив не отказываться от предложенного угощения.

— Меня зовут Люс.

Мартус долго, аккуратно ел. Деревянную ложку подносил ко рту осторожно и с таким трудом, словно та весила фунта два. Люс украдкой наблюдал за мальчишкой, не переставляя изумляться: обычно встречавшиеся ему оборотни изысканными манерами не отличались. Слушком много загадок преподнес Люсу неожиданно ворвавшийся в его отшельническую жизнь симпатичный оборотень.

Люс знал такой тип красоты — невероятно большие, ясные золотисто-карие глаза хранили невинное детское выражение. Вечное дите. Притягательный ребенок. Да ему и на вид не больше восемнадцати лет, по их оборотневым меркам — мальчишка.

Поев, парнишка промямлил слова благодарности; откинулся на подушку и прикрыл глаза.

«Пусть спит» — решил не тревожить его Люс.

Остаток вечера прошел в домашних хлопотах. Наколов дров и натаскав воды, хозяин кинул взор на мальчишку: тот мирно спал, тихо посапывая. Люс взял его за запястье, сосчитал пульс, наклонился, ощупал лоб — жара не было.

Неожиданно для себя самого, Люс осторожно тронул волнистые волосы, отводя со лба упавшие на глаза медовые пряди; нежно провел по щеке; коснулся выразительных губ.

«Меня влечет к нему, и я ничего не могу с этим поделать», — Люс усилием воли заставил себя отвернуться.

Если бы он обернулся, то увидел бы прилипший к спине заинтригованный взгляд Мартуса.

Люс уже засыпал, когда воздух около соломенного тюфяка, который молодой человек приспособил под ложе, колыхнулся. Люс резко распахнул глаза — рядом стоял укутанный в плащ Мартус. В прорехи виднелось голое тело.

«Так!» — пронеслось в голове.

Аня.

Все хуйня. Бред, шизофрения, последствия черепно-мозговой травмы — все что угодно, только не реальность.

Не может быть реальностью то, что со мной произошло. И Люс этот — всего лишь плод больного воображения, глюк. Хотя и очень симпатичный… Какое воображение, такой и глюк.

В какой момент я поняла, что испытываю к нему сексуальное влечение? Когда он, утешая, нежно перебирал волосы? Или, когда, не успев убрать руку, коснулся лица? Когда наши глаза встретились? Не знаю…

Но я, видимо, здорово его смутила — он первым отвел глаза, и засуетился, накрывая на стол. Я же с сожалением вздохнула — будь я в своем теле, мужик, я бы не кочевряжилась, а в благодарность за спасение с легкостью раздвинула ноги.

Кстати, о теле: насколько я понимаю, перед тем как я, то есть он, то есть тело (черт, я уже запуталась!) попало к Люсу, его (или меня) жестоко избили. Спрашивается: за что? Кто настолько люто ненавидел парня, что решил отомстить подобным образом?