Г. Смит в своих суждениях более крут и размашист. Он решительно и безапелляционно делит жизнь советского общества на две явно неравные части. Одна часть — это «Россия официальная». А другая — это, мол, повседневная жизнь простого народа, неофициальная, эмоциональная, импульсивная, человечная и… «непредсказуемая».

Впрочем, оба автора изредка признают и кое-какие достижения Советского государства и социалистического строя. Смит более скупо: «Русские переживают сейчас лучшее десятилетие советской истории»[29], Кайзер более щедро: «Советский Союз является государством всеобщего благосостояния. Он обеспечивает дешевое жилье (хотя его еще не хватает), гарантирует работу, бесплатное обучение на всех уровнях, бесплатную медпомощь… Русским не приходится опасаться финансовых последствий в случае серьезного заболевания, или думать о том, на какие деньги учить своих детей, или опасаться безработицы. Государство старается… обеспечить надежность и стабильность главных элементов повседневного существования своих граждан»[30].

Однако подобные признания делаются в книгах походя, скороговоркой и тонут в огромном потоке негативной информации, разных небылиц и анекдотов, почерпнутых авторами из весьма сомнительных источников.

Поскольку в обеих книгах собеседники авторов, как правило, лица «закамуфлированные», задают они американским журналистам порой столь глупые вопросы, что и Смит и Кайзер ощущают себя некими миссионерами, терпеливо разъясняющими туземцам очевидные истины.

Например, некая «пожилая женщина» в гостинице города Ялты спрашивает у Р. Кайзера: «Скажите, а выпускают ли в США, как и у нас в СССР, газеты, в которых печатаются статьи и иллюстрации?»[31]

Такой поистине редкостный вопрос нужен был автору для того, чтобы подчеркнуть: «Русские, которым довелось побывать в США, приходили в ужас от невежества американцев по поводу различных аспектов жизни в СССР, и ужасались они, бесспорно, справедливо. Но, кажется, это невежество существует взаимно»[32].

Вероятно, и в Советском Союзе есть люди, недостаточно полно представляющие себе «различные аспекты» жизни в США, хотя широта информированности советских людей об Америке всегда поражала американцев и они не раз это подчеркивали. Возможности же удовлетворения интересов по всем аспектам жизни американского народа в СССР неизмеримо богаче, нежели в США о Советском Союзе. Приведем только несколько цифр. Если в США за шестьдесят лет существования Советского государства издано всего около 500 названий книг русских и советских авторов, то в СССР за эти же годы издано свыше 6300 книг американских авторов, то есть почти в 13 раз больше только по названиям, не говоря уже о тиражах. Тут разница достигает астрономических цифр не в пользу США. Ежегодно советский зритель видит на киноэкранах страны 20—25 американских фильмов, а в США в последние годы советские фильмы в прокате отсутствовали вовсе. И даже сделанный под руководством Романа Кармена совместно с одной американской фирмой 20-серийный телефильм «Неизвестная война» (у нас он идет под названием «Великая Отечественная») ныне не показывается на американских экранах, а сама фирма, как сообщают, закрыта. На сценах советских театров постоянно идут около 40 пьес американских драматургов, в то время как в США идут 3—4 пьесы русских дореволюционных авторов, а из советских пьес в последние годы вдруг промелькнули лишь «Восхождение на Фудзияму» Айтматова и Мухамеджанова, да «Эшелон» М. Рощина.

И Смит (особенно рьяно) и Кайзер (с некоторыми оговорками) пытаются доказать американскому читателю существование двух непересекающихся, параллельных потоков жизни в советском обществе, двух неравных образов Советской России. Первый, по Смиту, это образ России научных открытий и достижений, рабочей социалистической демократии и государства всеобщего благосостояния. Это, мол, официальный, общественный лик Советской России, в которой любят все грандиозное — высотные дома 50-х годов, отель «Россия», главные проспекты Москвы в 10, 12 и 14 полос шириной, то есть такой ширины, что Пятая авеню в Нью-Йорке кажется окраинной улочкой. Здесь и грандиозные мемориалы в Волгограде, покорителям космоса в Москве, громадные грузовики, металлургические комбинаты, огромные межконтинентальные ракеты… Все это, мол, нужно для того, уверяет Смит, чтобы внушить населению ощущение мощи власти. «Размер олицетворяет силу»[33], — пишет Г. Смит.

В то же время, уверяет Смит, в своей частной, личной жизни советские люди живут той же самой жизнью, какую вели их предки тысячелетиями, то есть в самой сущности русского народа и его образа жизни Советская власть, дескать, ничего изменить не смогла. «Под маской современности, ракет, реактивных самолетов и развитой промышленной технологии скрывается отпечаток веков русской истории, который влияет как на структуру советского общества, так и на привычки и характер советского народа… Груз прошлых веков России давит на современную советскую жизнь»[34], — глубокомысленно подводит туманно-философский итог Г. Смит.

Двойственность — таков, по Смиту, характер советского образа жизни, а отсюда ретивый журналист подводит к мысли о лживости как якобы главной черте характера советских людей.

Может, Г. Смит не очень четко представляет себе назначение мемориалов, крупных промышленных комплексов, тяжелых грузовиков, широких городских проспектов? Почему вдруг размеры предприятий, отелей, широта проспектов стали так противостоять «личной» жизни человека? Разве величественность мемориалов хоть как-то мешает семейной жизни? Смит в данном случае нарочито, как говорится, путает божий дар с яичницей, сознательно противопоставляет одно другому для подтверждения лживой идейки о двойственной жизни советского человека.

И Кайзер и Смит назойливо пытаются внушить читателю мысль о необходимости относиться с подозрением ко всему тому, что видишь воочию в Советском Союзе. И красивые города, и прекрасная работа общественного транспорта, особенно метро, и огромное жилищное строительство, и бесплатная система здравоохранения, и великолепное советское искусство, и заводы, и колхозы — все это, мол, миф, обман, мираж…

И, как всегда, американские журналисты «случайно» встречают в Москве некоего таинственного «старого человека», который, конечно же, обладая глубокой «проницательностью», охотно подтверждает суждения, к примеру, Кайзера. Да, говорит этот «старый человек», мы, русские, любим играть в обман, мы вот, мол, даже «создали три великих мифа, на которых основывается наше новое общество: миф о Ленине, миф об Октябрьской революции и миф о Великой Отечественной войне»[35].

Кайзер весьма эмоционально иллюстрирует эти, по его терминологии, «мифы»». Он описывает свое посещение Горок Ленинских. Если помнит читатель, там есть скульптура: рабочие несут тело вождя. Кайзер вместе с женой Ханной подошел к этой скульптуре, которая, конечно же, по его мнению, «огромна и ужасна». Супруги сели на скамейку около памятника, развернули привезенные свертки и стали закусывать, или, выражаясь по-американски, «устроили пикник» на природе.

В это время к скульптуре подошел отряд пионеров, намереваясь возложить цветы к подножию памятника. Две девочки, пишет Кайзер, осуждающе «посмотрели на нас с женой» и сказали — подумать только! — что Кайзеры «выбрали неподходящее место для пикника»[36]. К мемориалу, сказали девочки, приходят люди почтить память вождя, возложить цветы, а закусывать можно и в другом месте. Разумеется, Кайзеры были шокированы, они усмотрели в этом проявление «тоталитарного» воспитания, они усмотрели в этом чуть ли не посягательство на их «свободу», или, что теперь стало модным, посягательство на их «права человека».