Четыре секунды спустя, когда облако сгустилось еще больше, высоченная громада Либерти Билдинг, изъязвленная снарядами, потерявшая все стекла, начала медленно и неохотно крениться, оседать, словно поверженный мамонт. Вот она достигла критического наклона, замерла на миг, будто бросая вызов закону всемирного тяготения. Всем чудовищным весом исполинское здание нависло над соседними кварталами, угрожая сровнять их с землей.

И вдруг — будто невидимая рука протянулась и нанесла окончательный роковой удар. Колосе ускорил падение. Устремленная ввысь башня — когда-то замечательно красивая — раскололась в трех местах, из трещин, точно гнилые зубы, высунулись железные балки. Грохот падения грянул как из бездны первозданного хаоса. Земля затряслась, заходила ходуном, словно при тектоническом сдвиге. Огромное клубящееся облако известковой пыли стало медленно вздыматься, окутывая развалины.

И немедленно с высоты начал низвергаться рой алчных голубых светил. Подрагивая от нетерпения, падали они к свежему блюду, обильно приправленному человеческим горем.

Другая вереница шаров сопровождала летящую вдоль Гудзона крылатую ракету, образовав за нею целый шлейф крупных голубых бусин. Ракета неумолимо близилась к Джерси–Сити. Скоро она с визгом ринется вниз, навстречу коротко рванется еще более пронзительный визг женщин… а витоны, безмолвные стервятники, слетятся на пиршество.

— Всего одна ракета! — выдохнул Лимингтон, не сводя глаз с покрытых белой завесой развалин Либерти Билдинг. — Я уж было подумал, они решились на ядерную атаку. Какова мощь, видели?

— Еще одно витоновское достижение, — горько бросил Грэхем. — Еще одно техническое чудо, подаренное азиатским прихвостням!

На столе у Сангстера затрезвонил телефон, резанув по и без этого измочаленным нервам. Сангстер снял трубку, нажал кнопку усилителя.

— Сангстер, — загремела трубка резким металлическим голосом, — со мною только что связался по радио Падилья, из Буэнос–Айреса. У него что-то случилось! Он сказал… он сказал… Сангстер! A-al

Заметив неожиданную бледность Сангстера, его остановившийся взгляд, Грэхем подскочил и уставился на подергивающееся изображение. Он едва успел заметить исчезавшее с маленького экрана лицо. Резкость была плохой, какая-то мутная мигающая дымка застилала экран. Но прежде, нежели лицо пропало навсегда, Грэхем безошибочно прочел на нем выражение неописуемого ужаса.

— Боб Трелливан, — прошептал Сангстер. — Это был Боб… — Он стоял, словно громом пораженный. — До него добрались, я сам видел!

Не теряя времени, Грэхем набрал номер и отдал распоряжение телефонистке. Приплясывая от нетерпения, он ждал, пока связь пытались восстановить, — но тщетно. Дозвониться не удалось ни по этой, ни по какой-либо другой линии.

— Соедините со службой дальней связи — скорее, дело правительственной важности! — Он обернулся к белому, как мел, Сангстеру: — Где располагается “Электра”?

— В Бриджпорте, штат Коннектикут.

— Служба дальней связи? — Грэхем говорил, почти прижимая губы к микрофону. — Буэнос–Айрес только что вызывал Бриджпорт, штат Коннектикут; вероятнее всего — через Барранкилью. Выясните, откуда звонили, и сразу соедините меня. — Не выпуская трубки из рук, он подозвал Воля:

— Арт, возьми второй аппарат и позвони в бриджпортское полицейское управление. Пускай сообщат нам все, что смогут выяснить. А потом иди, подготовь машину. Я догоню тебя.

— Есть! — Воль с готовностью схватил второй телефон, быстро поговорил с полицией и вышел.

Наконец-то, Грэхема соединили. Он слушал далекого собеседника и двигал желваками. Окончив разговор, быстро позвонил по очередному номеру, мрачно и безнадежно положил трубку:

— Падилья мертвей египетской мумии. Оператор на трансляционной станции в Барранкилье тоже погиб. Наверняка слышал разговор и узнал то, чего знать не полагается. Пришло время, когда мне следовало бы оказываться в четырех местах сразу. — Он потер подбородок. — Трелливан, вне всякого сомнения, тоже мертв. Миллион против одного.

— Вот и первые трупы, — без малейшей перемены в голосе заметил Лимингтон.

Но слова его запоздали. Грэхем уже выскочил за дверь и мчался по коридору к лифтам. В быстрых движениях сквозило что-то хищное. Кроме обычного сверкания, зоркие, прошедшие спектроскопическую перестройку глаза горели яростью, излучали ненависть.

В недрах здания послышался вздох, пневматический диск с умопомрачительной скоростью спустил Грэхема ко входу, где ожидал гиромобиль. Грэхем вырвался из кабины, раздувая узкие ноздри, словно волк, почуявший след и пустившийся в неудержимую погоню.

В небольшой, прекрасно оборудованной лаборатории, принадлежащей радиокорпорации “Электра”, царила стерильная чистота, все стояло и лежало на местах, ничто на нарушало безупречного порядка — исключая застывший на полу, под раскачивающейся телефонной трубкой, труп.

Толстяк–полицейский сказал:

— Так он и лежал, когда мы пришли. Сделали стереоскопические снимки, а больше ничего не трогали.

Билл Грэхем кивнул сержанту, наклонился над телом и перевернул его. Голубая сияющая смерть запечатлела на лице жертвы почти нечеловеческое выражение ужаса. Грэхем сноровисто обыскал покойника, вытряхнул содержимое карманов на стоящий рядом стол и с кропотливым, вниманием изучил.

— Никакого толку! — недовольно произнес он, закончив осмотр. — Ничего путного отсюда не выжмешь.

Грэхем перевел взгляд на маленького франтоватого человечка, беспокойно переминавшегося за спиной у сержанта.

— Значит, вы ассистировали Трелливану? Что вы можете рассказать?

— Бобу позвонил Падилья, — пробормотал коротышка. Взгляд его испуганно прыгал от Грэхема к простертому телу и назад. Он беспрестанно перебирал тщательно подстриженные усики выхоленными пальцами.

— Это уже известно. Кто такой Падилья?

— Ценный деловой партнер и личный друг Боба. — Человечек расстегнул пиджак, снова застегнул, опять занялся усами. Казалось он отрастил пару–другую новых рук, и ума не приложит, куда их девать. — Падилья владеет патентом на термостатический усилитель — самоохлаждающуюся радиолампу, которую мы производим по его лицензии.

— Продолжайте, — ободряюще сказал Грэхем.

— После этого звонка Боб очень разволновался, сказал — появилась новость. Сказал, необходимо ее распространить, чтобы никто не успел помешать и пресечь. Какую новость не знаю; только Боб явно счел ее сенсационной.

— А дальше?

— Он побежал в лабораторию кому-то звонить. Через пять минут в здание ворвалась целая шайка светящихся шаров. Они уже несколько дней околачивались поблизости, похоже — следили за нами. Все бросились наутек, за исключением трех сотрудников на последнем этаже.

— А те почему не убежали?

— Еще не прошли обработку. Ничего не увидели, ничего не поняли.

— Понятно.

— Потом шары убрались, мы вернулись на места, и нашли Боба рядом с телефоном — мертвого. — Он снова потеребил усы, поежился и перевел взгляд с Грэхема на труп.

— Вы сказали, витоны целыми днями околачивались неподалеку, — вмешался Воль. — Они за это время напали на кого-либо из сотрудников, пытались выкачать мысли?

— Четырежды! — человечек еще больше расстроился. — В последние несколько дней твари набросились на четверых. Мы все пришли в ужас. Ведь никто не знал, кого изберут следующей жертвой. Днем люди не могли спокойно работать, ночью терзала бессонница. — Он метнул на Воля страдальческий взгляд. — Последний раз это приключилось вчера: человек сошел с ума, а шары бросили его за воротами — превратили в бессвязно лепечущего идиота.

— Когда мы приехали, поблизости никого из них не было, — удовлетворенно заметил Воль.

— Возможно, удовлетворились достигнутым: ведь благодаря нанесенному контрудару завод перестал угрожать их благополучию и безопасности — по меньшей мере, в ближайшее время. — Грэхем не смог сдержать улыбку: больно уж различествовали пугливость маленького человечка и носорожья невозмутимость лейтенанта. — Не извольте беспокоиться, еще вернутся!