Казалось, его слова несколько успокоили доктора Кэртис. Она протянула прохладную ладонь.
— Всегда рада помочь.
Рукопожатие затянулось до пределов несуразных, и ей пришлось прервать его самой.
— Вы помогаете постоянно — укрепляете мою нравственность, — не без ехидства сказал Грэхем.
Распрощавшись, он слетел по лестнице, соединявшей двадцатый этаж, где располагалось хирургическое отделение, с панелью “воздушки” — скоростным шоссе, проложенным на могучих опорах в трех сотнях футов над землей.
Полицейский гиромобиль с визгом затормозил и замер у клиники, едва лишь Грэхем достиг подножия лестницы.
В окошке возникла физиономия лейтенанта Воля.
— Сангстер сказал, вы здесь, — пояснил Воль. — Я и решил: заеду, прихвачу.
— Что новенького? — осведомился Грэхем, забираясь в длинную машину. — Вы похожи на ищейку, взявшую след.
— Один из ребят обнаружил, что и Майо, и Уэбб адресовали свои последние телефонные звонки одному и тому же человеку — ученому мужу по имени Дейкин. — Воль утопил педаль акселератора, и могучая двухместная машина рванулась вперед; негромко запел скрытый под капотом гироскоп. — А Дейкин этот обитает на Уильям–стрит, аккурат рядышком с вашей берлогой. Знаете его?
— Я? С какой стати?
Воль вывернул рулевое колесо, одолевая поворот с присущей полицейским бесшабашностью. Гиромобиль держался невозмутимо и устойчиво, но седоков резко швырнуло влево. Грэхем вцепился в поручень. Лейтенант стрелой обогнал четыре машины кряду, водителей чуть удар не хватил, они долго и ошарашено глазели вослед.
Грэхем перевел дух и спросил:
— Когда полиция прекратила снимать отпечатки старыми способами?
— Да лет уж пять, — Воль явно решил блеснуть осведомленностью. — Теперь используют стереоскопическую камеру. А рельефные отпечатки на волокнистых материалах фотографируют при нулевых углах освещения.
— Знаю, знаю! Но почему теперь делают именно так?
— А так удобнее. И достигается непогрешимая точность. После того как научились измерять глубину стереоскопического изображения при помощи… Фу ты, дьявольщина! — он метнул на спутника смущенный взгляд и продолжил: — При помощи стереоскопического верньера, изобретенного Дейкиным…
— Вот–вот! Он самый. Наше ведомство оплачивало его работу, и довольно часто потраченные деньги окупались с лихвой!
Если Воль и намеревался что-либо добавить, то проглотил дальнейшие высказывания, целиком сосредоточась на управлении гиромобилем. Уильям–стрит была уже неподалеку. Ее небоскребы смахивали на шагающих навстречу великанов.
Заложив крутой вираж, сопровождавшийся отчаянным визгом покрышек, машина скользнула с “воздуш–ки” по спиральному спуску и стала с головокружительной скоростью пересчитывать витки.
Столь же стремительно вылетели они к нижнему уровню. Лейтенант выровнял машину и сказал:
— Ай да карусель — как раз по мне!
Грэхем удержался от висевшего на языке малопристойного ответа. Его внимание привлек отделанный бронзой и алюминием длинный, стройный, быстро приближающийся гиромобиль. Машина молнией промчалась по Уильям–стрит, со свистом тараня уплотнявшийся воздух, взлетела по пандусу к спирали, по которой они только что спустились. Когда гиромобиль пронесся мимо, зоркие глаза Грэхема различили бледное, осунувшееся лицо и застывший взгляд, вонзавшийся вдаль сквозь лобовое стекло.
— Вот он! — отчаянно завопил Грэхем. — Скорее, Воль! Это Дейкин!
Воль едва не оторвал баранку, разворачивая гиромобиль на месте, потом включил мощное динамо. Ринулся вперед, нырнул в узкую щель между двумя шедшими навстречу машинами, бешено устремился по кривой пандуса.
— Он опередил на шесть витков, сейчас будет наверху! — торопил Грэхем.
Воль одобряюще хмыкнул, налег на педали, и быстроходная полицейская машина полетела вверх. На пятом повороте перед ними возник допотопный четырехколесный автомобиль, занимавший середину желоба, с трудом одолевавший подъем, делавший не более тридцати миль в час. Воль исчерпывающе доказал совершенное превосходство двух полноприводных колес над четырьмя, из коих только два служат ведущими. Исступленно ругаясь, он вильнул, добавил газу, достиг злополучных пятидесяти миль, и обошел драндулет, оставив водителя размышлять о своей тряской, тихоходной участи.
Словно исполинская серебряная пуля, гиромобиль вылетел со спирали на “воздушку” и, рассеяв стайку частных машин, разбросав их по незримой кильватерной струе, умчался далеко вперед. Стрелка спидометра билась уже у девяноста.
Предмет внимания, сверкающий алюминием и бронзой, опережающий машины на добрые полмили, заревел, взял подъем и стал ведущим в этой исступленной гонке.
— Эдак мы все батареи угробим, — заворчал Воль, включая избыточную мощность.
Гиромобиль буквально вскинулся. Стрелка спидометра заплясала, словно бесноватая. Гироскоп загудел, будто рой рассерженных пчел. Круглые стойки ограждения замелькали сплошной оградой. Сто двадцать.
— Рампа магистральной развязки, — предупредил Грэхем.
— Ежели он сиганет с нее во весь опор, то футов сто пролетит, как пить дать, — буркнул Воль. Он прищурился, напряженно вглядываясь в даль. — Правда, гироскоп обеспечит посадку на все четыре, да только шины едва ли убережет. Хоть одна — да лопнет. Ведь гонит, стервец, как одержимый!
— А все потому, что дело нечисто. — Центробежная сила принудила Грэхема задержать дыхание. Еще одна четырехколесная колымага осталась позади. Водитель, однако, успел выразить жестами свое мнение по поводу пары бесноватых, промчавшихся мимо.
— Запретить бы всей этой рухляди выползать на “воздушку”, — ворчливо заметил Воль. Взгляд его устремился вперед. Преследуемый гиромобиль летел по пологой кривой, доходившей до главной дорожной развязки. — Сотню ярдов мы выиграли, да только жмет он вовсю, и модель у него, мерзавца, спортивная. Неужто погоню почуял?
— Нас увидел, например, — сухо ответствовал Грэхем. Не отрываясь от зеркала заднего обзора, он размышлял: а не преследует ли Дейкина еще кто-то, кроме них? От кого бедняга столь усердно спасается? В кого стрелял Уэбб? Что погубило Бьернсена, отчего Лютер испустил дух, бормоча несусветные глупости?
Грэхем оборвал бесцельные раздумья и отметил, что никакой погони позади нет. Увидел над прозрачной крышей кабины темную тень, поднял глаза. Всего в ярде от крыши гиромобиля шел полицейский вертолет.
Несколько мгновений обе машины двигались вровень. Воль начальственно указал на капот, украшенный полицейской эмблемой, потом выразительно махнул в сторону бешено мчавшейся впереди машины.
Пилот поднял руку, сведя большой и указательный пальцы кольцом, вертолет взмыл и прибавил скорость, пронесся над высокими крышами, взревел, отчаянно пытаясь выиграть расстояние на повороте и перехватить Дейкина у дорожной развязки.
Не сбрасывая газа, Воль одолел поворот на скорости сто двадцать миль. Шины возмущенно завизжали, преодолевая боковое сопротивление. Грэхема вдавило в дверцу; слева на него всем весом навалился лейтенант. Центробежная сила не давала шевельнуться, а гироскоп вытворял невозможное, пытаясь удержать машину вертикально. Шины, в конце концов, не выдержали, и гиромобиль выписал умопомрачительную двойную восьмерку. Он подскочил, будто краб, на какой-то волосок разминувшись с еле волочившейся развалюхой, прорвался между двумя другими гиромобилями, оторвал крыло у третьего и врезался в ограждение.
По–рыбьи глотая воздух, Воль кивнул туда, где “воздушка” нависала над другим шоссе, пересекаясь с ним под прямым углом.
— Боже правый, — выдохнул он. — Вы только взгляните!
Впереди, ярдах в четырехстах, вершина рампы, казалось, прорезала крохотные оконца далеких зданий. Машина Дейкина как раз миновала возвышение, прямо над нею беспомощно висел полицейский вертолет. Но мчащийся гиромобиль не скрылся из виду, как надлежало в обычных обстоятельствах, а медленно воспарил — между его колесами и вершиной рампы завиднелся ряд оконных проемов. На одно томительное мгновение он замер, словно подвешенный чуть пониже вертолета, бросая вызов закону всемирного тяготения. Потом с той же противоестественной медлительностью исчез из виду.